Страница 39 из 44
— О! — обрадовался я. — Присаживайтесь, дедушка, выпейте с нами за рыбалку.
Уговаривать себя дедок не стал. Присел, взял из моих рук стаканчик с водкой; пошмыгав, пощипал себя за кончик носа и аккуратно выпил. Вместо закуси повторил ритуал пощипывания-пошмыгивания, после чего сказал:
— Не получится у вас нормальной рыбалки.
— Это почему же, уважаемый? — поинтересовался Посохов, который хоть и не меньше других пил, но казался наиболее стойким. — Говорят, рыбы в пруду полно!
— Хм, говорят…
— Неужели траванули пруд? — нахмурился судья. — Или браконьеры-тварюги током рыбку повыбили?
— Да нет, с рыбкой все в порядке. А браконьеры теперь здесь не появляются…
— Теперь, значит? — уточнил самый трезвый наш приятель.
Дедок посмотрел на Посоха, медленно перевел взгляд на меня, и я, уже догадавшись, что за этим последует, взялся за бутылку, чтобы наполнить пустые стаканчики. Как и ожидалось, бульканье сопровождалось характерным пошмыгиванием, причем в унисон — дедком и Михой Гофманом, которого после сегодняшнего случая я называл не иначе как «сказочником».
Но сказку под потрескивание подбрасываемых в огонь поленьев и под периодическое усугубление напитков, согревающих посильнее костра, рассказывал нам этой ночью не Гофман, а деревенский дедок. Подробностей я в силу «горячительных» обстоятельств не запомнил, но суть была примерно такой.
Пошли по округе слухи, что на болоте посреди леса, куда деревенские по осени ходили за клюквой, поселилось загадочное существо. Очень похожее на человека, но людей чурающееся. Ну, поселилось и поселилось, благо существо это никому ничего плохого не делало, а жило себе спокойно где-то в непроходимых болотных топях, из которых вытекал в лес ручеек. Местный народ ничего против «фольклорного элемента» не имел, большей частью считая существо выдумкой, а меньшей — кем-то вроде доброго водяного, а точнее — тролля, болотного тролля. Со временем и называть его стали созвучно — трольболь; о ком идет речь, самим было понятно, а кому непонятно, тому и знать не надо.
А потом в деревне наступили перемены. Даже не столько в деревне, сколько на ее окраине, где вытекавший из леса уже не ручеек, а приличный ручей, образовывал омут, выше которого на заливной луг поднималась по весне на нерест рыба. Нашлись богатеи-предприниматели, образовавшие артель и решившие этот ручей перегородить, а в образовавшуюся запруду запустить солидную рыбу, чтобы со временем организовать там рыбалку за деньги. Т^ак и сделали: насыпали высокую дамбу, хорошенько ее укрепили сваленными поблизости деревьями, отвели место для регулируемого слива воды, на берегу поставили вагончик для жилья. И рыбу в пруд запустили — карася, карпа. Не учли только, что напрочь перекрыли другим рыбешкам привычный весенний ход на нерест.
Артельщикам на рыбьи проблемы было наплевать. Более того, поднявшиеся по реке и упершиеся в плотину рыбьи стаи оказались легкой добычей браконьеров. Но в один прекрасный день дамбу прорвало, причем у самого основания, так что почти вся вода из пруда вытекла, и рыба вместе с ней.
Подсчитали артельщики упущенную прибыль и решили дамбу восстановить, что и сделали в начале нынешнего лета. В образовавшуюся плотину вновь запустили золотого карася и крупного карпа и дали объявление, что, мол, приглашаются все желающие на отличную платную рыбалку.
Желающие нашлись сразу. Только с рыбалкой у них не заладилось: лески в воде постоянно перепутывались, кормушки, крючки и грузила обрывались, да и вода в пруду, как только появлялись на берегу рыбаки, начинала бурлить, ни с того ни с сего на поверхности появлялись волны, пугающие водовороты, от сильнейших подводных ударов начинала сотрясаться дамба…
Еще и с машинами всякая ерундистика стала приключаться. Проснутся утром рыбаки, приехавшие накануне и переночевавшие у костра, а машина с двух сторон булыжниками подперта, да такими здоровенными, что и втроем с места не сдвинуть; либо дорога, по которой спокойно проехали, перерыта глубочайшей траншеей, а то и вообще колеса кто-то проткнул. В общем, ни нормального отдыха, ни удовольствия от рыбалки, за которую деньги заплачены, одна маята. Недобрая слава сделала свое дело быстро, и рыбаки посещать пруд перестали.
Все понимали, что кто-то очень не хочет, чтобы в пруду ловили рыбу, и всячески этому мешает, но обнаружить злоумышленника долго не удавалось. Артельщики, чтобы хоть как-то свои затраты окупить, задумали вылавливать рыбу сетями и продавать. Не тут-то было! Расставленные с вечера сети ночью кто-то либо запутывал, либо рвал, а то и вовсе воровал. Да и днем происходило то же самое, только при этом можно было наблюдать еще и вскипание воды и появление водоворотов…
Пришлось бригадиру придумывать способ, как с этими безобразиями покончить или хотя бы вывести виновника, в прямом смысле слова, на чистую воду. Для такого дела он специально прикупил самый мощный, не ломающийся спиннинг, к нему — силовую катушку с леской, способной вытащить акулу из морских глубин и блесну с двумя огромными тройниками. Вот и принялся начальник эту блесну забрасывать в пруд после того, как артельщики расставили новые сети. Конечно же, не рыбу он хотел поймать, а подводного злоумышленника, испортившего весь рыболовный бизнес.
И ведь поймал! Подцепил блесной что-то огромное, сразу начавшее сопротивление-бурление, да такое сумасшедшее, что на помощь бригадиру бросились два его помощника, и только общими немалыми усилиями удалось им вытащить на берег мычащий и барахтающийся «трофей». А когда вытащили, сразу вспомнили о загадочном существе, живущем, по легенде, в непроходимых болотных топях. Назвать его человеком как-то язык не поворачивался, хотя здоровенные руки-ноги-голова на здоровенном же туловище присутствовали, вот только кожа существа была с зеленоватым оттенком, да уши на безволосой макушке походили на грибы-поганки. Одним словом — троль-боль, а двумя — болотный тролль.
Но не успели в голове бригадира сложиться циферки сногсшибательной прибыли от эксплуатации «чудища невиданного», как трольболь разорвал зубами опутавшую его, якобы не рвущуюся леску, стряхнул с себя воду и налипшие водоросли, погрозил пальцем разинувшим рты артельщикам и ломанулся через заросли кустов и крапивы, унося блесну, впившуюся тройниками в область пониже спины.
Догнать его было нереально, но поискать стоило. Отправившихся по следам артельщиков ждал сюрприз — трольболь убежал не в лес и не в болота, а в деревню, в крайний дом, где доживала свой век одинокая бабка Лизавета. Здесь преследователей ждал еще один сюрприз: дряхлая с виду старушенция не только отказалась пустить их в дом или выдать злоумышленника, но, схватив вилы, едва не насадила на них уверенного в своей правоте бригадира.
Но самый большой сюрприз ждал артельщиков вечером, когда к ним в вагончик пожаловал местный участковый инспектор. Оказалось, что бабка Лизавета сразу после их ухода написала и принесла в милицию заявление, в котором обвиняла артельщиков в жестокости. Молодой лейтенант, недавно назначенный инспектором, отреагировал мгновенно: пришел вместе с Лизаветой к ней домой, увидел стонущего потерпевшего, которого бабка назвала своим племянником, и даже лично помог извлечь впившуюся в тело ужасную блесну.
Вот эту блесну, с подсохшей на тройниках кровью, и предъявил лейтенант бригадиру. После чего потребовал предъявить Документы и… тут же схлопотал по затылку чем-то тяжелым.
Следующим, кого увидел очнувшийся после беспамятства участковый, была бабка Лизавета, заботливо прикладывающая к его гудящей голове влажное полотенце. Артельщиков же, вместе с вещами и злополучной блесной, из вагона и след простыл. Видать, не все у них было в порядке с документами…
Не стало артельщиков, не стало на пруду и платной рыбалки. Но и с бесплатной рыбалкой оказалось не все так просто. Приезжие рыболовы сталкивались все с теми же проблемами: заброшенные в воду снасти непонятным образом запутывались и обрывались, с машинами приключались различные беды… А уж браконьерам и вовсе дорога на пруд была заказана.