Страница 30 из 44
Черт! Точно, на голом!
Одна из сестричек вошла в беседку, голову клонит, волосы скручивает и выжимает. А на теле — ну хоть бы ремешок какой. Чуть слюной не поперхнулся, а она смотрит и усмехается.
— Подглядываешь?
— Слушай, ты бы устыдилась немного.
— Ага, щас, зажмусь, в кустики прыгну и закричу: «Ай-ай-ай».
— Отшлепать тебя, бесстыдницу…
— Шлепай.
Выпускница изящно изогнула талию, приблизив к моему лицу круглые-и крепкие, как арбузики, ягодицы. Я шлепнул, легонько-легонько, ласково, чтоб только звук был.
— А теперь погладь — больно же.
Погладил. Рука сама тянулась, вопреки здравому рассудку. Да и был ли он в ту минуту здравым?
— Никушка, айда посмотри, кто ко мне пристает.
— Сама ты Никушка, — говорит вторая сестричка и входит в беседку в таком же первозданном виде.
Все, теперь я знаю к кому как обращаться, только бы из виду их не потерять. Дело в том, что у близняшек и имена одинаковые — Доминика и Вероника. Только первую ничуть не заботит, как ее окликнут: хоть Домной, хоть Никушкой. А вот вторая на Никушку обижается, признает только — Вероника, Вера и ее производные, позволяет — Вероничка-Земляничка.
Только положения моего это не облегчает: две несовершеннолетние девицы, вполне уже сформировавшиеся, без комплексов и одежды, обступили меня в садовой беседке в полнолуние.
— Тоже так хочу, — заявила Вероника, схватила мою руку и положила ладонью на… пониже спинки.
— Может, вам массаж сделать?
— Было б здорово, — согласились сестрички. — Но как твое ребро? Давай посмотрим.
Они стащили с меня штаны и рубашку, плавки и корсет.
— Да нет, в порядке твое ребро — вон как торчит.
Тьфу! Мне стыдно, им хоть бы хны.
Признаюсь, не боль сдала меня им в плен, а желание подурачиться.
И мы дурачились.
Сначала в беседке.
Потом в пруду.
Потом в ванной. Пили шампанское и дурачились.
Потом в постели, где застал нас рассвет и мы уснули.
Проснулись и опять за прежнее — дурачиться.
Об одежде вспомнили вечером, когда голод погнал нас в людные места.
Скажете: совсем Лешка Гладышев пал, ниже плинтуса совесть свою уронил — до несовершеннолетних родственниц добрался. Но есть оправдательные моменты, господа.
Во-первых, по большому счету мы не родственники.
Во-вторых, моей инициативы совсем не было — жертва, можно сказать.
В-третьих… в-четвертых… в-пятых…
Не случайная это связь, мужики. Двойняшки признались: давно влюблены в меня по уши. А я? А что я — я тоже. Ну разве можно таких не любить — красивых, задорных, ласковых, умных, добрых…
Они мне:
— Апекс, ты почему на Даше не женишься?
Я:
— Увы, женат.
И паспорт показываю.
— Как ты мог?
А потом:
— Алекс, а кого ты больше любишь — Любу или Дашу?
— Вас.
— Врешь, конечно, но приятно.
Еще позже:
— Апекс, ты за нас не томись — мы тебя любим не для женитьбы.
— Вообще-то девушки замуж выходят.
— Мы не хотим замуж — ни один мужчина с тобой не сравнится.
— А чего вы хотите?
И они признались.
Замуж выходить — значит расставаться. А они не хотят — хотят вместе поступить в Литературный институт и стать: Доминика — писателем (писательницей?), а Вероника — поэтом (поэтессой?). Они показали свои работы. Не силен, чтобы сказать «здорово», — мне понравились. Тут же обещал продвинуть их на страницы периодических изданий и слово сдержал. Сестричкам эти мои заботы были как нельзя кстати — при поступлении требовались списки опубликованных работ.
Подозреваю за спиной злобный шепот: «Оплатил девкам дефлорацию». А мне плевать: говорите, думайте что хотите — это моя жизнь, и подстраивать ее под чье-то одобрение не собираюсь.
Только что скажет мама, если узнает? А Даша? А Люба? Господи, как дальше жить?
В «Камчатке» тоже была своя изюминка.
Экономической основой грандиозного проекта Национального заповедника, занимающего весь полуостров, должен стать туризм. Сеть мотелей опутывала, прекрасные дороги сокращали. Электроавтопоезда вывозили удивленную публику на самую что ни на есть дикую природу. Все сходилось. Все. Кроме одного. Служба безопасности должна реагировать немедленно на любой сигнал ЧП. Им без вертолетов не обойтись. А это — громы небесные, токсичные выбросы и вообще — техника уходящей эпохи.
Билли поднапрягся немного и выдал «на-гора» проект двигателя нового типа. На основе открытого им механизма перехода материи в энергию — безотходного, бесшумного, высокоэкономичного. Причем Билли предложил двигатель в принципе. Модификации могли быть всевозможные — от мопеда до ракеты, присобачивай и катайся.
Опять проблема: изобретение государственной важности — кому его сдать?
Звоню Президенту, прошу личной встречи. Не отказывает.
Все та же беседка.
Президент глянул на заголовок, хмыкнул, пошелестел листами и отложил мой труд.
— Понятно.
— Есть один нюанс.
Беру проект в руки, нахожу нужное место, показываю.
Президент смотрит, читает, кивает.
— Так, так, так…
Потом поднимает на меня глаза.
— Твое?
Пожимаю плечами — а чье же еще?
— Ты — гений, русский Да Винча. У Костылева юридические заморочки с первым предложением, а тут новое… Слушай, сделаем так: оформим тебе авторские права, все честь честью, и выкупим их во владение государству.
Я пожал плечами — не против.
— Такую сделку след обмыть. Ты как?
Жму плечами.
— Язык проглотил? Бывает.
Патрон отсутствовал недолго. Принес графинчик водки, рюмки, закуску — бутерброды с икрой, ветчиной, балычок сев-рюжный. Водка ледяная, балык во рту тает. Не успел прожевать, патрон уж вторую в руке держит.
— Никогда, Гладышев, не сидели мы с тобой вот так — по-русски, по-приятельски. И не скоро еще присядем — дела, брат. Так что ты не таись, есть что за душой — выкладывай. По возрасту я тебе в отцы гожусь — пойму и глупости не посоветую.
Потащила вторая рюмка мою душу наружу. Все рассказал, во всем признался. Что имею связь с четырьмя женщинами, каждую люблю и боюсь потерять, и как всех сохранить возле себя — ума не приложу.
Президент слушал внимательно — не насмехался, не завидовал, только кивал — понимаю, мол.
Я умолк.
Патрон налил по третьей, прищурился, посмотрел рюмку на солнечный свет, повертел в пальцах.
— Любовь и страдания в женщине неразделимы. Как только появляется первое, тут же и второе. Любовь у нее от природы, а муки — душевные. Она любит и жертвует собой для любимого, но всеми фибрами души желает заарканить его. Девушка говорит, что согласна на свободную любовь — не верь ей: это уловка, это разбег для стремительного прыжка… Проще говоря: мы торжествуем, затащив женщину в постель, а она — нас в загс. Гладышев, если ты действительно любишь своих женщин, не обделяй их правами на себя. С одной оформлен законный брак — хорошо. Обвенчайся с другой — возьми грех на душу. А с молоденькими заключи брачный контракт — это в моде сейчас. Послушайся моего совета, и душа твоя успокоится, и женщины твои будут счастливы.
— Билли, поздравь меня, я миллиардер.
— Поздравляю. Ты счастлив?
— Не больше, чем вчера. Как там у Любочки дела?
— Хреноваты.
— С китами?
— С ними.
— И нет никаких идей?
— Увы.
— Что с Костылем?
— Оставил губернаторство, теперь он президент Российской космической корпорации, повсеместно внедряет «оптимизатор».
— Билли, поподробнее об этой штучке.
— Надеюсь, принцип действия и схема сборки тебе неинтересны?
— Правильно надеешься.
— Тогда, как пользователю, — браслет на руке. Следит за общим состоянием организма, подает команды: когда есть, когда спать, когда отдыхать. Иные работают по двадцать часов в сутки — и никаких негативных последствий для здоровья, у каждого свои возможности. Костылев по его хронометру зарплату начисляет — удобно: контроль объективный.
— Твоя машинка?