Страница 9 из 47
— Я тоже, между прочим, не в пивной, — парировал тот. — Ладно. Ты вчера просил выяснить, была ли какая-то связь между первым и вторым «жмуриками», между Щербинским и Пухляковым…
— Так-так! Неужели была?
— Вот, слушай: они друг дружку знали однозначно, поскольку были, считай, родственниками.
— Да ты что! Какими же? Кровными?
— Нет. В общем, племянник и единственный наследник твоего доктора наук — Анатолий Щербинский — женат на дочке покойного профессора Пухлякова. Такие дела.
— Уже интересно. А еще что-нибудь удалось нарыть?
— Нет. Остальное все так… ерунда.
— Какая, например? — уточнил Горислав.
— Ну, например, Пухляков так же, как и доктор Щербинский, увлекался собирательством всяких подержанных книг.
При слове «подержанных» Костромиров сморщился, точно лимон разжевал, а потом протянул задумчиво:
— Вот, значит, как? Получается, профессор Пухляков тоже был библиофилом… Нет, полагаю, это совсем не ерунда.
— А чего это может нам дать? — хмыкнул следователь. — Ты, вон, у нас тоже библиофил, так что с того?
— Пока не знаю. Однако чувствую, есть тут что-то… Ну а муж и племянник Анатолий? Что представляет собой этот фигурант?
— Откуда мне знать? Я с ним не знаком.
— Ну, кто хоть он такой?
— Сейчас скажу… у меня тут записано… ага, вот! Кандидат педагогических наук, член-корреспондент… ты посмотри, он тоже, оказывается, членкор, как и ты… только не РАН, а какой-то… Международной академии информатизации. Я о таковской и не слыхивал.
— Есть, есть и такая, — нетерпеливо прервал друга Горислав. — А работает-то он где? И кем?
— Занимает должность первого заместителя директора ГПИБ. Только что это за учреждение — «ГПИБ», — мне неведомо.
— Постой-ка, постой… Так это же Государственная публичная историческая библиотека России! Ну надо же, как удачно!
— Не вижу в этом никакой особенной удачи, — проворчал Хватко.
— Просто я в настоящий момент как раз в ней и нахожусь, — пояснил ученый.
— В смысле, в ГПИБ? Ах, ну да, ты же говорил, что в библиотеке. Что ж, тогда тебе и козыри в рукава. Действуй. Только смотри, не пытайся подменить собой официальное следствие! И немедленно поставь меня в известность, если чего разнюхаешь.
— Гав-гав, хозяин, — ответил Костромиров.
— Ох уж мне эта рефлексирующая интеллигенция, — проворчал следователь, прерывая связь.
Уже через пять минут, разузнав у библиотечных служителей, где находится рабочее место заместителя их директора, Горислав Игоревич постучался в дверь кабинета. На стук вышел субъект, напоминающий ветерана рок-тусовки: в затертых до белизны джинсах, с пиратской серьгой в ухе и длинными, стянутыми на затылке в конский хвост, седыми волосами.
— Анатолий Яковлевич? — с объяснимым недоверием спросил Горислав.
— Что, похож? — фыркнул субъект.
— Простите… не имею чести быть…
— Да ладно! — отмахнулся тот, отступая в сторону. — Заходите, шеф у себя.
Проводив взглядом хвостатого рокера, Костромиров шагнул в кабинет.
Анатолий Яковлевич Щербинский оказался мужем среднего возраста и роста; курчавая иссиня-черная бородка обрамляла его выразительное лицо, точно багетная рама картину: круглые, близко посаженные глаза из-за стекол круглых же очков в допотопной роговой оправе смотрели по-птичьи пристально и настороженно; внешний облик дополняли большие залысины, делавшие его сократовский лоб еще выше и одновременно придававшие голове некоторое сходство с яйцом, и крупный, несколько вислый нос над чувственным безусым ртом с опущенными вниз уголками. Одет Анатолий Яковлевич был в пиджак зеленовато-коричневого цвета, с кожаными налокотниками и кожаными же пуговицами и брюки в тон. «Похоже, настоящий английский твид», — с уважением отметил про себя Горислав.
После краткого извинительного вступления Костромиров сразу взял быка за рога и объявил, что хочет поговорить с уважаемым Анатолием Яковлевичем о его покойном дядюшке профессоре Щербинском, точнее даже — об обстоятельствах смерти последнего.
— Сейчас я в любом случае очень занят, — сказал племянник после минутной паузы, — так что… А чем вызван ваш интерес, позвольте спросить? Со следователем я уже имел беседу, под протокол.
— О, разумеется! Дело в том, что Руслан Соломонович вчера утром позвонил мне…
— Вот как?
— Именно так, — подтвердил Горислав, — позвонил и просил срочно приехать…
— Зачем?
— Сказал, что нуждается в моей помощи. И даже намекнул, что ему угрожает некая опасность…
— Какая опасность?
— Это в том числе я и хочу для себя выяснить.
— А вы рассказали об этом звонке следователю? — строго перебил его Анатолий Яковлевич.
— Разумеется, — заверил Костромиров, — но… как бы это сказать… не встретил понимания.
— А чего же вы ждете от меня?
— Может быть, когда вы освободитесь, мы посидим в ближайшем ресторанчике? — вопросом на вопрос ответил Горислав. И поспешил уточнить: — Я приглашаю. Заодно все и обсудим?
— Хорошо, — тут же согласился Анатолий Яковлевич, — только я общепитовской кухни не приемлю. — И, с болезненной гримасой приложив руку к животу, добавил: — Желудок капризный. Давайте встретимся… у вас.
— Договорились, — кивнул Костромиров, пытаясь скрыть удивление. — Когда за вами можно заехать?
— В восемнадцать ноль-ноль. Я выйду к вам сам. Встретимся у центрального входа.
Без десяти минут шесть Горислав Игоревич уже ждал Щербинского-младшего перед Исторической библиотекой. Костромиров был несколько озадачен и заинтригован поведением кандидата педагогических наук. Во-первых, он не ожидал, что тот вообще пойдет на полноценный контакт, а во-вторых, уж вовсе не рассчитывал, что Антон Яковлевич сам буквально напросится к нему в гости. Что бы это все могло значить? И не ведет ли он какой-то своей игры?
Анатолий Яковлевич вышел из дверей «Исторички» секунда в секунду с педантичностью истинного библиотекаря.
— У вас замечательная машина, — заметил он, усаживаясь в двухместную костромировскую «Suzuki Cappuccino», — приятно, что и наш брат ученый может позволить себе подобную роскошь.
— Ничего экстраординарного, — пожал плечами профессор, — как говорится, «эгоист-класс».
— Для нас, библиотекарей, — поджал губы Щербинский, — такой класс — непозволительная роскошь.
— Меня хорошо печатают за рубежом, — счел нужным пояснить Горислав, с неудовольствием чувствуя, что начинает оправдываться. — Насчет ресторана не передумали?
— Нет, — коротко ответил Анатолий Яковлевич.
— Прекрасно, — кивнул Костромиров. — Но предупреждаю: я холостяк, поэтому разносолов не обещаю.
— Я не голоден.
Остальной путь до Фрунзенской набережной прошел в молчании.
В квартире Горислав сразу проводил гостя в кабинет, а сам отправился на кухню.
— Анатолий Яковлевич, вы располагайтесь пока в библиотеке, а я сейчас кой-чего на скорую руку… состряпаю.
— Это лишнее, — пробормотал библиотекарь, с интересом оглядывая книжное собрание Костромирова, — я говорил вам, что есть совершенно не хочу.
— Кто говорит о еде? — крикнул Костромиров уже с кухни и уточнил: — Вы что будете пить: водку, коньяк, виски, вино?
— Ничего, не беспокойтесь, — отвечал тот.
— Бросьте, Анатолий Яковлевич, вы же не за рулем.
— Тогда водку.
— Значит, под грибочки… Ну вот, все готово, прошу к столу.
Выпив рюмку и закусив, Щербинский восхищенно заметил:
— Замечательная у вас библиотека, Горислав… простите?
— Игоревич.
— Конечно. Извините. Замечательная! Столько редкостей, даже раритетных изданий. О рукописном собрании судить не берусь, ибо не палеограф и не кодиколог, но в остальном…
— Ну что вы! — отмахнулся Костромиров, учтиво отклоняя комплимент. — Ничего сверхъестественного. Вот у вашего дядюшки собрание — это да! Один Даль чего стоит! Собственно говоря, половины моей печатной коллекции и стоит.
— Вы про «Убиение христианских младенцев»? Нелепая и гнусная инсинуация. И опасная притом.