Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 2 из 8



– По-моему, этот тип слишком нагло на вас смотрит, – заметила соседка Ирины, стоявшая рядом с ней.

Соседка была владелицей нескольких бутиков. И хотя ей уже за пятьдесят, она все еще молодилась, подтягивала кожу, надувала губы, убирала морщины, не вылезала из косметических салонов, героически голодала, чтобы сохранить фигуру, и, по ядовитым слухам своих подруг, уже дважды убирала себе жировые складки. Нина Константиновна Бичурина, супруга Викентия Бичурина, который уже давно махнул рукой на все чудачества своей супруги. Она носила вызывающе обтягивающее белье и не стеснялась появляться даже в мини-юбках, демонстрируя свои «сделанные» ноги. По тем же слухам, она содержала молодого любовника, который был оформлен ее секретарем, и это не вызывало никаких возражений у мужа, справедливо рассудившего, что такой вариант ему вполне подходит. Любовника звали Вадимом, и ему было около тридцати. Высокого роста, белокурый, смазливый, услужливый и внимательный. Наличие Вадима позволяло самому Бичурину заниматься своими делами, не приходить домой по ночам, а отправляться к любовнице. Подобное положение устраивало обоих супругов. У них были уже взрослые дети и внуки, и им более всего хотелось избежать публичных скандалов.

– Вы его знаете? – спросила Ирина.

– Туманов, – ответила Бичурина, – Роберт Туманов. Появился из Европы несколько лет назад. Кажется, полтора года назад. По слухам, достаточно богат, но занят темными делишками; говорят, даже сидел в какой-то французской тюрьме. Но человек достаточно скрытный. Никто ничего не знает ни о его семье, ни о прежней жизни. Только слухи, моя дорогая, только слухи.

Она давно ненавидела свою собеседницу, но положение обязывало, и на подобных приемах они даже мило здоровались и целовались. Бичурина не могла не видеть, как смотрят на жену Хаусмана остальные мужчины, и это приводило ее в ярость. Она знала, что Ирина была родом из Чебоксар и приехала сюда в семнадцатилетнем возрасте поступать в театральное училище. Конечно, девочка не поступила и устроилась работать в каком-то дешевом варьете. Некоторые же утверждали, что это был ночной клуб, где Ирина демонстрировала стриптиз. Возможно, это были лишь грязные слухи завистниц. И хотя Ирина делала все, чтобы скрыть подобный факт своей биографии, о нем знали многие. Выжить приезжей семнадцатилетней девочке в Москве в лихие девяностые годы было очень трудно. Через что именно прошла Ирина, никто точно не знал. Наверное, для нее это были не самые приятные воспоминания. Ей невероятно повезло. Ее подруги либо спивались, либо становились наркоманками, либо заканчивали на улицах, пытаясь заработать на жизнь. А в Ирину влюбился один бизнесмен и решил забрать ее из этого заведения. Он помог ей с жильем и даже разрешил заочно поступить в институт. От него Ирина родила своего единственного сына. Но «благодетеля» довольно быстро убили.

В девяностые годы любой бизнесмен, даже не имевший отношения к преступному миру, должен был опасаться за свою жизнь. «Не имеющих отношения» почти не было. А значит, почти все жили под постоянным давлением криминального мира. Долги обычно не возвращались, кредиты не отдавались, государственные деньги переводились в офшоры, а собственность переписывалась на посторонних людей. Идеальным решением любой финансовой проблемы была пуля киллера.

После смерти своего друга Ирина сумела выжить и даже вышла замуж за другого бизнесмена, владельца известного московского супермаркета. Он был гораздо старше ее, но с ним она прожила около трех лет. Переписав квартиру и дачу на свое имя, ей удалось получить при разводе неплохую сумму отступных и два автомобиля. И уже в качестве достаточно состоятельной и независимой женщины она встретила Романа Эдуардовича Хаусмана, за которого и вышла замуж через год после их знакомства.

Сын был отправлен на учебу в Швейцарию, а Ирина, которая была некоторое время Ириной Петрозашвили, стала теперь Ириной Хаусман, постаравшись навсегда забыть свою первую и основную фамилию – Станцева.

– А как он оказался на этом приеме? – поинтересовалась Ирина у Бичуриной.

– Наверное, кто-то пригласил, – пояснила Нина Константиновна. – Сейчас время такое – можешь случайно оказаться в одной компании либо с бандитом, либо с известным писателем, либо с каким-то политиком. Все перемешалось. – Туманов по-прежнему не сводил взгляда с Ирины, и Бичурина неожиданно заметила: – А он симпатичный, но очень наглый.

Ирина еще раз взглянула на смотревшего в ее сторону мужчину и, повернувшись, направилась в туалетную комнату. Она подошла к зеркалу, взглянула на себя и нахмурилась, увидев, как раскраснелись щеки. Этот непонятный незнакомец так бесцеремонно ее рассматривал. Вдруг скрипнула дверь, и в женский туалет вошел Туманов. Ирина не испугалась, только немного удивилась и, холодно взглянув на него, произнесла:

– Вы перепутали туалеты.

– Нет, – возразил Туманов, подходя ближе, – не перепутал. – Голос у него был приятный.

– В таком случае я перепутала, – сказала Ирина, отворачиваясь, чтобы выйти.

Но не успела сделать даже одного шага, как он положил ей руку на плечо. Это была уже не наглость, а нечто большее.

– Что вы хотите? – резко бросила она.

Туманов дернул ее к себе, пытаясь поцеловать, и от такого хамства и напористости она даже растерялась. А между тем его ищущие губы уже скользили по ее лицу. Она попыталась вырваться, отвернуться, но у него была стальная хватка. Наконец его губы встретились с ее губами, и он прошептал:

– Не дергайся.

Ирина все крепче сжимала губы, но по-прежнему ничего не боялась. Девочка, которая в семнадцать лет приехала одна в Москву в девяносто пятом году, прошла через кровавые девяностые и сумела выжить во время августовского дефолта девяносто восьмого, не могла испугаться. Она не могла испугаться еще и потому, что ее дважды насиловали в молодости, и она знала, как бывает больно и неприятно, когда на тебе рвут одежду и причиняют физическую боль.

– Отпусти! – гневно потребовала Ирина.

– Ты мне слишком нравишься, – прошептал он.

У него было приятное дыхание. И пахло от него мужчиной. Каким-то острым сандаловым парфюмом и мужской силой.

– Это основание для того, чтобы ловить меня в туалете? – насмешливо спросила Ирина.



Он опустил руки.

– Извини, кажется, я повел себя глупо.

– И нагло, – добавила она, не торопясь уходить, – в любой момент сюда может кто-то зайти.

– Тебя останавливает только это?

– Мы даже незнакомы.

Туманов снова поднял руки и прижал ее к себе. Правая рука больно сжала ее бедро.

– Значит, нужно познакомиться, – предложил он.

– Дурак, – ответила она.

Он страстно поцеловал ее. Рука заскользила вниз, приподнимая платье.

– Нет, – прошептала Ирина, – не здесь. Пожалуйста, не здесь.

Рука сразу опустилась. Он умел контролировать свои эмоции. Это ей тоже понравилось.

– Я сниму номер наверху, – предложил Туманов, – а потом спущусь за тобой.

– Хорошо, – согласилась она и, поправив прическу, пошла к выходу. Уже открыв дверь, обернулась и улыбнулась напоследок.

Через десять секунд Туманов тоже вышел из туалета, столкнувшись с пожилой дамой, которая удивленно взглянула на него и шарахнулась в сторону.

Он прошел к портье и заказал номер в отеле. Потом вернулся в зал, где проходил прием, но Ирины нигде не было видно. Туманов подошел к Гальперину.

– Вы ее не видели? – спросил он.

– Кого? – не понял Лев Борисович.

– Госпожу Хаусман. Она была здесь…

– Она уже уехала, – удивленно ответил Гальперин, – я сам видел, как она подходила к своей машине.

И тогда Роберт Туманов впервые за вечер усмехнулся.

Глава 2

Мать меня не любила. Я всегда это чувствовал. Может, потому, что был третьим ребенком в семье. Вернее, потому, что я был третьим мальчиком в семье. Она, конечно, ждала девочку. После двух мальчиков, моих старших братьев, она так хотела дочку… И говорят, все сердобольные соседки и родственницы уверяли ее, что она родит именно девочку. Какая-то идиотка первой придумала, что если живот острый, то будет мальчик, а если круглый, то обязательно наоборот. Из чего вы уже догадались, что живот у матери был достаточно круглым, чтобы убедить всех в том, что родится девочка. Но родился третий мальчик. Когда ей сообщили эту новость, она заплакала. Не уверен, что от счастья.