Страница 35 из 37
— Что ты хочешь этим сказать?
— Не знаю… Я не хочу такой справедливости. Скажи, иа самом деле Анну и Марию не ослепили?
— Нет. Они здоровы, живы. И Змий жив. Они — всегда.
— А я? Скажи, Александр, а я?!
Собеседник растаял, остался пустой подоконник, а за ним — недвижные кроны деревьев, раскаленные крыши, августовский свет…
Роберт Артур
Упрямый дядя Отис
Мой дядя Отис — самый упрямый человек в Вермонте. А те, кто знает вермонтцев, поймут, что это означает — дядя Отис самый упрямый человек в мире. И я не погрешу против истины, если скажу — в своем упрямстве дядя Отис опаснее водородной бомбы.
Наверное, сразу в это поверить трудно. Еще бы. Поэтому я расскажу в чем заключалась опасность, исходящая от дяди Отиса, опасность не только для человечества, но и для Солнечной системы. И, вполне возможно, для всей Вселенной.
Фамилия у него была Моркс, как и у меня, Отис Моркс. Жил он в Вермонте, и какое-то время мы не виделись. Но однажды я получил срочную телеграмму от тетушки Эдит, его сестры. В ней сообщалось: «ОТИСА УДАРИЛО МОЛНИЕЙ ТЧК СИТУАЦИЯ СЕРЬЕЗНАЯ ЗПТ ПРИЕЗЖАЙ НЕМЕДЛЕННО».
Я приехал первым же поездом. Не то чтобы я волновался за дядю Отиса, но в нескольких словах телеграммы чувствовался невысказанный подтекст, заставивший меня поспешить.
Во второй половине дня я сошел с поезда в Хиллпорте, штат Вермонт. За рулем единственного в городке такси сидел Джад Перкинс, исполняющий также обязанности констебля. Усевшись рядом с ним, я обратил внимание на висевший у него на поясе револьвер.
Заметил я и толпу зевак, собравшихся на другом конце привокзальной площади. Проследил за их взглядами и понял, что смотрят они на пустой гранитный пьедестал, на котором ранее высилась большая бронзовая статуя местного политика по фамилии Оджилби. Дядя Отис презирал этого Оджилби.
И в своем упрямстве не мог поверить, что кто-то воздвигнет ему памятник. Поэтому отказывался признать, что таковой имеется на городской площади. Но статуя высилась-таки на гранитном пьедестале, а теперь вот исчезла.
Старенький мотор чихнул, завелся, и машина тронулась с места. Я спросил Перкинса, куда подевалась статуя. Прежде чем ответить, он искоса глянул на меня.
— Украли. Вчера, около пяти часов пополудни. У всех на глазах. Да, сэр. только что она стояла на месте — и вдруг пропала. Не успели мы и глазом моргнуть. Мы были в магазине Симпкинса. Я, сам Симпкинс, твои дядя Отис и тетя Эдит и еще несколько человек. Кто-то сказал, что городские власти должны почистить статую Оджилби, голуби гадили на нее уже несколько лет. А твой дядя Отис выпятил подбородок повернулся к блюстителю чистоты.
«Какую статую? — полюбопытствовал он и его брови воинственно встопорщились. — В этом городе никто не ставил статую такой болтливой никчемности, как Оджилби».
Я-то, конечно, знал, что спорить бесполезно, он не поверит в существование статуи, даже если споткнется о нее и сломает ногу. Никогда не встречал большего упрямца, чем Отис Моркс. Если ему что не нравится, значит, это не существует. Но я все же повернулся, чтобы посмотреть на нее. А она пропала. Минуту назад стояла себе на пьедестале, а теперь вот пропала. И украли ее при всем честном народе.
Джад Перкинс повернул голову и сплюнул в открытое окно.
— Если хочешь, я скажу тебе, кто это сделал. Агенты «пятой колонны», вот кто (происходило все это в годы второй мировой войны). Они взяли Оджилби, потому что статуя бронзовая. Немцам и японцам нужны медь и бронза, чтобы делать снаряды. Поэтому они крадут статуи и переправляют их за океан на подводных лодках. Но уж в следующий раз, появись они здесь, я их не упущу. Теперь я постоянно настороже и держу наготове револьвер.
Я поневоле глянул на расстегнутую кобуру. Подпрыгивая на колдобинах, мы ехали к ферме дяди Отиса, а Джад Перкинс продолжал рассказывать мне местные новости. В том числе и о том, как дядю Отиса ударило молнией, подтвердив мое предположение, что причиной тому послужило дядюшкино упрямство.
— Случилось это позавчера, — Джад вновь отправил за окно струю табачной жвачки. — Твой дядя Отис оказался в поле во время грозы. Спрятался от дождя под большим дубом. Я сам тысячу раз говорил ему, что деревья притягивают молнии, но он слишком упрям, чтобы слушать меня или кого-либо еще.
Возможно, он думал, что может не замечать молнии, как не замечает амбар Уиллоуби через дорогу или Мраморный холм, который отсудил у него твой кузен Сет. Так что теперь Отис Моркс в упор не видит этот холм. Как и новую дамбу, сооруженную правительством штата, пожелавшим иметь водохранилище, которое затопило одно из пастбищ Отиса. И если кто говорят о дамбе, твой дядя смотрит на него, как на сумасшедшего;
Так вот, он, должно быть, решил, что на молнию можно и наплевать, но молния-то этого не знала. И шарахнула в дуб, расщепила его пополам, а Отиса отбросила футов на двадцать. И не погиб он лишь по одной причине: природа наградила его отменным здоровьем. На моей памяти он болел лишь однажды. Пролежал в постели неделю после того, как его сбросила лошадь. Ему отшибло память, и он называл себя коммивояжером, продающим сельскохозяйственную технику, Юстасом Лингхэмом из Кливленда, штат Огайо.
Твоя тетя Эдит увидела, что произошло, побежала к нему, затащила в дом. Уложила в кровать и вызвала доктора Перкинса. Док не нашел никаких внутренних повреждений, сказал, что твой дядюшка скоро оклемается, но посоветовал два-три дня подержать его в постели.
И действительно, где — то к ужину Отис пришел в себя, но оставаться в постели не пожелал. Заявил, что прекрасно себя чувствует, и, должен признать, вчера, в магазине Симпкинса, он был бодр, как никогда. Словно помолодел лет на десять. Шагал, как на пружинах, энергия била в нем ключом.
Я спросил, сказался ли возраст на знаменитом упрямстве дяди Отиса.
Джад снова сплюнул в окно.
— Он стал еще упрямее. Самый упрямый человек в Вермонте, твой дядя Отис. Стоит, допустим, перед ним столб, а он может утверждать, что никакого столба нет и в помине. И столь уверенно, что поневоле хочется ему поверить.
— Отличный был бы вид, — как-то говорю я ему, — если б не этот амбар.
А твой дядя Отис вытаращился на меня, как на идиота.
— Амбар? Какой амбар? Никакого амбара тут нет и в помине. А вид тут лучший в Вермонте. На двадцать миль вперед.
Джад Перкинс хохотнул и вывернул руль, объезжая собаку и мальчика на велосипеде.
— Есть, конечно, упрямцы, которые верят в то, чего нет. Но твой дядя Отис еще упрямее и не верит даже в то, что существует на самом деле.
Я еще обдумывал слова Джада Перкинса, когда он высадил меня у ворот фермы дяди Отиса. Его самого я не увидел, но, когда подходил к дому, из кухни выбежала тетя Эдит. Руки ее взлетали в воздух, как крылья ветряной мельницы.
— О, Марчисон! — воскликнула она. — Как я рада, что ты приехал. Я не знаю, что и делать. Просто ума не приложу. Это ужасное происшествие с Отисом, и…
Тут я заметил и дядюшку, направившегося за вечерней газетой к почтовому ящику на воротах. Невысокого росточка, хрупкого телосложения, шел он, расправив плечи и выпятив подбородок, седые брови воинственно топорщились. Мне показалось, что он ничуть не изменился, чем я и поделился с тетей Эдит. Она вновь замахала руками.
— И все так говорят. Если не жить с ним бок о бок, можно подумать, что удар молнией только пошел ему на пользу. Но он уже возвращается. Сейчас я уже ничего не успею сказать. Поговорим после ужина. Только бы он не догадался, что ты приехал по моему вызову. О, я надеюсь, мы успеем принять необходимые меры до того, как произойдет что-то ужасное!
И тетя Эдит упорхнула в кухню, прежде чем к нам успел подойти дядюшка Отис.
Действительно, как и отмечал Джад Перкинс, он прямо- таки помолодел. Крепко пожал мне руку, и по ней словно пробежал электрический ток. Его глаза сверкали. И сам он буквально вибрировал от переполнявшей его загадочной энергии.