Страница 30 из 37
— Тараканов — в Красную книгу?! Не смешите меня! Вы еще туда мух и комаров занесите! — возмутился Пашечка.
— И занесем! Еще как занесем! — пригрозил Бухвостов.
— И драконов тоже, — вдруг сказала Елена Петровна Такова, и на кухне мгновенно установилась тишина. Даже Женька замерла со своей скакалкой. Никто не смотрел друг на друга, кроме кооперативных молодцов, недоуменно пялившихся на эту сцену… Неловкая пауза длилась долго…
— Алексей Евсеевич, — медленно, осторожно сказал Страдалец, — а как вы считаете? Насчет тараканов и клонов?
Яичница была готова, чайник вскипел, и, уходя с ним в одной руке и со сковородой в другой, Алексей ответил:
— По-моему, надо от них избавиться, противно все-таки… И словно общий вздох услышал он за спиной.
— Приступайте, распорядился Пашечка, обращаясь к молодцам.
Вонь распространилась по квартире, просочилась и к Алексею, но он ее не заметил. Как ни был он поглощен кулинарными заботами, все же услышал слова Елены Петровны и заметил необычную паузу.
Он догадался, но еще не смел сказать это даже про себя. Он помнил странный сон в котором его соседи помогали Егорию разделаться сo Змием, но, проснувшись утром, решил, что дело простое: выпил лишку и задремал. Даже не помнил, как до раскладушки добрался — видать, соседи помогли.
А сейчас он вдруг понял: не сон. Вот так и сказал себе: «Не сон», а продолжить духу не хватило…
Сжевал яичницу, не заметив вкуса, и пошел на кухню мыть посуду. Там увидел Марфу и поэта Вову.
Вова был озабочен и грустен.
— В такой день, в такой день, — сокрушенно говорил он Марфе. — Такой день испортить!
— Не убивайся, — рассудительно отвечала она, — ничего страшного. Что ж она, клопов никогда не морила…
— И все же как-то неловко…
Алексей слегка удивился: ему казалось, что Вова говорит в основном стихами. А поэт вдруг решил прояснить Алексею свою печаль.
— Ко мне невеста должна прийти, а тут эти… клоподавы… Весь дом провоняли — неудобно…
Тут Алексей заметил, что Вова в чистой белой рубашке и аккуратно причесан.
— Не беда, — утешил он. — Дело житейское.
— Все-таки первый раз придет — и на тебе…
Раздался звонок в дверь. Алексей уже успел заметить, что каждый звонок в квартиру был будто команда «Замри!» для жильцов. Все встревоженно выпрямлялись, и было видно, как шевелились губы, считая звонки. Так было и на этот раз. Марфа и Вова подняли головы и, упершись взглядами в стенку, принялись считать звонки. После седьмого установилась тишина, и ее нарушил конский топот Вовы, опрометью бросившегося к двери. Потом Алексей услышал неразборчивый Вовин голос. Судя по всему, поэт просил прощения за вонь в квартире.
Алексею захотелось посмотреть, что же представляет собой невеста лирика, и, не домыв посуду, он пошел к себе. Рядом с Вовой увидел аккуратно и строго одетую даму лет тридцати пяти в стрекозиных очках, сквозь которые на мир смотрели холодноватые и внимательные глаза. Дама была худенькая, подтянутая и держалась очень прямо.
— Не беспокойтесь, Владимир Андреевич, я не чувствительна к запахам, — услышал Алексей ее голос с начальственными нотками. — А вот всякую ползучую нечисть терпеть не могу. Пусть морят.
Вернувшись на кухню домыть чашку, Алексей решил заговорить с Марфой Соломоновной. Ведь они оба оказались как бы сопричастны заботам Вовы, и Алексей воспользовался этим.
— Очень у Вовы невеста серьезная. Интересно, кто она по профессии?
— Она в райисполкоме работает. А еще — народный заседатель в суде, — просто ответила Марфа. — Полгода назад она Вовино дело рассматривала. Он одного критика назвал «антропофагом», а тот в суд подал.
— Вот как?! — поразился Алексей — И сколько ж она ему дала?
— Год условно, — сказала Марфа и ушла с кухни. Алексей возвратился к себе. Близился вечер. Делать было нечего, а как-то не хотелось ничего делать. Открыл окно. Оно выходило не во двор дома, а в другой, соседний дворик — поменьше и похуже- чахлые кустики, три липы, покосившийся стол для домино, мусорный бак… Было солнечно, жарко, безветренно и тихо.
И чем дольше Алексей смотрел на безлюдный двор, тем больше настораживала его неподвижность, охватившая мир. Вроде и не было в ней ничего странного, но Алексей вдруг ощутил, что такая полная, абсолютная неподвижность — ни листок липы не шелохнется, ни воробей не покачнет ветки, ни кошка двором не прошмыгнет — не может кончиться ничем. Что-то случится сейчас, что-то произойдет, внезапно разрушив тишину и покой. Он просто физически чувствовал приближение… Чего? Он не знал, но стало знобко. И раздался стук в дверь.
— Войдите! — Алексей резко отвернулся от окна и с тревогой посмотрел на медленно открывающуюся дверь.
Александр вошел и сразу прислонился к косяку, засунув руки в карманы шорт. Равнодушно оглядел пустые стены, остановился взглядом на телевизоре, потом перевел глаза на Алексея.
— Я думаю, медленно и как бы неохотно сказал он наконец, — что жену нужно выбирать под пару. Как ты считаешь?
— Я? Разумеется, — улыбнулся Алексей. Тревога отпустила его.
— Даже если большая любовь, все равно нужно сочетание в образовании, воспитании, вкусах. Ты согласен?
— Допустим, согласен, — ответил Алексей, продолжая улыбаться. — А сколько тебе лет?
— Сейчас?
— Конечно, сейчас, когда ж еще?
— Сейчас тринадцать. Но ты напрасно смеешься, вопрос не такой ясный, как тебе кажется. Вот ты с женой разошелся. Значит, ошибся в выборе. А почему?
— Это, знаешь, непростая тема, — замялся Алексей.
— Видишь — непростая. А дело, вероятно, в том, что, когда любовь иссякла, вы увидели, что вы люди очень разные, несхожие во многих важных вещах.
— Ну, отчасти так, наверное, — промямлил Алексей и вдруг слегка рассердился на юнца.
— Слушай, а зачем ты вообще этот разговор затеял? По-моему, в тринадцать лет об этом еще рано думать»
— Во-первых, — по-прежнему неторопливо ответил Александр, — это мне только сейчас тринадцать лет. А во-вторых, нет ничего такого, о чем было бы рано думать в тринадцать лет. Тем более о любви и ненависти…
— А, — догадался Алексей, ты, наверное, Вовину невесту видел?
— Видел. Но она не невеста.
— А кто же?
— Это Вовина судьба. А Вова — ее судьба. Они будут любить друг друга всю жизнь, но мужем и женой не станут ни на день. У них будут другие мужья, жены, они будут бросать их, встречаться снова, потом опять расставаться и снова встречаться, и всю жизнь Вова будет звать ее невестой. Я не знаю, наказание это или счастье, но это так, и тут ничего не изменить.
— Откуда ты знаешь?
Александр равно душно пожал плечами.
— Знаю — и все. А как ты считаешь — это наказание или счастье?
— По-моему, наказание…
— С одной стороны, да. Но с другой… Ведь так много есть людей, которые никогда не знали и не узнают любви. А этим двоим повезло…
— Ну а если ты не прав и они все-таки поженятся?
— Это было бы ужасно. Впрочем, этого никогда не будет… А ты все-таки подумай насчет совместимости, все ведь очень серьезно.
— Да чего мне теперь-то думать, — грустно усмехнулся Алексей.
— Именно теперь и надо, — занудно сказал мальчик. — От этого многое зависит.
— Странный ты малый…
— Какой есть…
В дверь постучали.
— Это Гога, — тихо сказал Александр.
— Алеша, — произнес Гога, открывая дверь, — зайди, пожалуйста, на минуту, — тут он заметил Александра и насторожился. — Ты занят?
— Нет, мы просто болтаем.
— Тогда зайди ко мне, жду, — и ушел.
— Ну вот, надо сходить, — сказал Алексей.
— Иди, конечно. Только имей в виду, что характер не башмак, снять нельзя. Подожди, Женька тебя проводит…
Александр вышел в коридор и крикнул: «Женька!». Она тут же появилась со своей скакалкой и запрыгала по коридору впереди Алексея. Пока он шел к Гоге, она скакала впереди и кричала: «Раз, два, три, четыре, десять! Царь меня хотел-повесить! А царица не дала и повесила царя!»