Страница 4 из 46
— Вот, — сказал он.
На раскрытой ладони лежал небольшой изогнутый кусок проволоки в красной изоляции.
— В клапане нашел. Прилипла. Как только включаем автомат проверки — начинают работать вентиляторы, проволока отходит, машина сбоя не показывает.
Говорил Сергей с длинными паузами, недовольным голосом, словно его разбудили из-за пустяка.
Стрелка прибора медленно полезла вверх: 15 процентов кислорода, 17 процентов…
Виктор Сергеевич сдержанно улыбнулся.
…И опять на вахте один Василий Карпенко. Остальные спят в «осеннем сосновом бору».
III
Сорок третьи сутки полета.
В то утро к завтраку Марина задержалась. Пообещала принести из оранжереи свежих огурцов и как в воду канула.
Из динамиков в кают-компании лилась бодрая мелодия. За раскрытыми дверцами на панели автоматической кухни светился ровный ряд зеленых глазков: блюда, заказанные на завтрак, готовы. Космонавты в спортивных костюмах сидели вокруг стола, оживленно переговариваясь. Перед каждым были расстелены обычные на вид салфетки, но тарелки и чашки, поставленные на них, ни за что не «разбегутся» по кают-компании даже при резком торможении.
Виктор Сергеевич сидел ближе всех к раздвижной перегородке и, беседуя, не забывал посматривать на командный пульт. Он был на вахте.
— Куда же запропастилась наша хозяйка?
— Марина!
Марина появилась в двери кают-компании и замерла на пороге. Ко всеобщему изумлению, она была растрепана, бледна. Ожидаемых огурцов в руках у нее не было.
— Машка пропала!
— Какая Машка?
— Я шла в оранжерею, по пути заглянула в виварий… Все мыши на месте, а ее нет. И дверца клетки закрыта.
— Натворит она, братцы…
— Вы понимаете? Дверца клетки закрыта!
Марина растерянно смотрела на товарищей.
— Так, — сказал Виктор Сергеевич, поднимаясь. — Завтрак откладывается.
Космонавты гуськом поднялись по винтовой лесенке на антресоли. Дверь в виварий была открыта.
— Ну, ищи ветра в поле! Странствует теперь паша Машка по кораблю.
Осмотрели виварий. Здесь не то что мыши, мухе спрятаться было негде.
Акопян, грохоча ботинками, побежал закрывать люк в аппаратный отсек. С переполоху заголосил петух, висевший, как попугай, на сетчатой стенке клетки. Куры, чинно восседавшие на деревянном насесте, на это никак не отреагировали. Рядом с ними в воздухе плавали два снесенных ими за ночь яйца.
Шаг за шагом стали осматривать рабочий отсек.
— Виктор Сергеевич, посмотрите! — Карпенко стоял перед командным пультом. — Утечка. Утечка воздуха из трюма!
Жора Калантаров, задумчиво наблюдавший за приборами, неожиданно улыбнулся.
— Виктор Сергеевич, кажется, я знаю…
— Что ты знаешь?
— Ну, того… где утечка.
Обычно Виктор Сергеевич никогда не торопил Жору, но сейчас нужно было быстро принять решение.
— Кажется или знаешь?
— Я сам устраню неисправность. Разрешите выйти за пределы корабля?
Командир несколько минут пристально смотрел на штурмана.
— Машку он там будет искать, — шепотом предположил Акопян.
— Ладно, иди, — сказал спокойно Виктор Сергеевич. — Карпенко, подстрахуй его.
Принесли два легких скафандра, разложили их на креслах. Жора и Карпенко оделись.
— Скафандры в норме, — посмотрев на свой пульт, сказала Марина.
— Пошли!
Сквозь иллюминатор Карпенко хорошо видел, как Жора наклонился над перископом, объектив которого сейчас был направлен на шарнирный узел солнечной батареи. Вот он опустился на колени.
— Нашел?
— Сорвался! Сорвался я, Виктор Сергеевич.
Но это и так уже все видели: штурман, неуклюже разворачиваясь, отплывал от корабля.
— Акопян! Левый манипулятор!
Но механическая рука не дотянулась, только чуть задела ногу Жоры, и он закрутился быстрее.
— Карпенко, выводи «такси». Сначала попробуй добросить фал, может, удастся.
— Иду, Виктор Сергеевич.
Один из продолговатых контейнеров в трюме — ангар для двухместных ракет с малыми движками. Карпенко вошел в ангар, захлопнул люк.
— Герметичность полная, — услышал он голос Марины.
— Выхожу!
Зашипел стравливаемый из ангара воздух. Открылся наружный люк, и Карпенко вышел в космос.
Закрепившись ногами в скобах, Карпенко прямо из люка кинул свернутый кольцом фал. Фал не долетел до Калантарова.
— Потерпи! — Карпенко быстро смотал фал и вернулся в ангар.
Космонавты сгрудились вокруг обзорного экрана. Из открытого люка ангара выдвинулось «такси», похожее на старинную ладью, длиной около двух с половиной метров. Карпенко поудобнее устроился на переднем сиденье, взял в руки руль и малым ходом отошел от корабля.
Марина тронула командира за плечо.
— Виктор Сергеевич, у Карпенко местный перегрев скафандра.
Виктор Сергеевич мельком взглянул на панель системы жизнеобеспечения.
— Василий! Что у тебя со скафандром? Не жарко?
— Скафандр в порядке, а жарко сейчас обязательно будет. — Карпенко засмеялся.
— Перегрев все же есть, — тихо сказала Марина.
— Проверишь, когда вернутся…
В рабочем отсеке в динамиках громкой связи послышался диалог между Карпенко и Калантаровым.
— Руку давай!
— Солнце слепит. Чуточку развернись.
— Порядок.
Калантаров неуклюже вскарабкался на борт «такси» и уселся на заднем сиденье.
Через несколько минут они уже стояли в рабочем отсеке. Карпенко молча стал раздеваться.
— А-а-а! — женским голосом вдруг закричал Василий. Правая рука инженера что-то энергично вытаскивала из-за пазухи скафандра.
— Машка!
В руках у Карпенко, попискивая, барахталась толстая мышь.
— Норку ей захотелось сделать в космосе, — рассмеялся Акопян, — вот она и надела скафандр Василия. Правда, он оказался несколько великоват…
— С Машкой разобрались, а как насчет утечки?
— Иней на перископе, Виктор Сергеевич.
Скинув скафандр, Жора стремительно протопал по винтовой лестнице к себе в каюту и уже через минуту спустился вниз с помазком и чашкой для бритья, наполненной мыльной пеной. Из всей команды только Жора брился по старинке опасной бритвой.
— Сурен, спустись со мной в трюм, посвети, — попросил Жора.
В трюм спустились все. Калантаров полез под потолок, мазнул кисточкой около выхода перископа. Пена тотчас всосалась в едва заметное кольцевое отверстие.
— Вот! Манжета косо встала. Оттого и утечка! Давно я присматривался к этому перископу. Не нравился он мне что-то.
После замены неисправной манжеты на трубе перископа стрелки на приборах вернулись в нормальное положение.
…Завтрак начался с опозданием на два часа. Особо отличившимся в это утро Василию Карпенко и Георгию Калантарову Марина собственноручно приготовила два яйца всмятку, снесенных прошлой ночью курами в виварии. Разыгралось возмущение, Сурен Акопян заявил:
— Я протестую! Все лавры сегодняшнего утра принадлежат Машке! Эта мышь первая в истории космических полетов самостоятельно облачилась в скафандр. Если бы Василий и Жора вели себя по-товарищески и не помешали ей, Машка сама вышла бы в открытый космос и прекрасно справилась бы с починкой перископа!
Сто десятые сутки полета.
Как бы хорошо ни был подготовлен космонавт, невесомость в первые дни космического полета обрушивается на него со страшной силой чужеродной стихии. Но к чему только не может привыкнуть человек! Привыкает он и к невесомости. Все меньше и меньше усилия тратит он на движения, на операции по управлению кораблем, на эксперименты. Любимая работа спорится, идет увереннее, быстрее.
К четвертому месяцу полета по отсекам космического корабля замаячил опасный призрак «дефицита занятости».
Командир хмурился. Время! Тот всеми желанный часок-другой, которого вечно не хватало в земных сутках, здесь, в многомесячном полете, яд. Об этом знали заранее. Этого ожидали. Потому-то и были запланированы так называемые факультативные, необязательные, эксперименты. Но…