Страница 2 из 46
— И вы не знаете? — громко, привлекая к себе всеобщее внимание, проговорил бортинженер. — Наш Петя — жертва медицины!
За столом как по команде стало тихо.
— Это все они — светила в белых халатах! — Акопян с возмущением отодвинул от себя тарелку и кивнул головой в сторону Марины. — Приборы у них что-то забарахлили, у всех показывают, а у Пети нет! Вот его сегодня и вызывали еще раз, чтобы по старинке руками ощупать. Консилиум собрали, старичка привезли, ну прямо чеховский земский врач! Академик, первых космонавтов еще на спутники отбирал…
Так вот и стоит наш Петя посредине комнаты, а старичок вокруг него ходит, рассматривает как диковинку.
«Ну-ка, батенька, — говорит старичок, — разденьтесь».
Пете что, раз-два и стоит, красуется перед высокой комиссией в одних трусах!
Академик ходит вокруг него, высматривает, любуется мускулами нашего атлета, элегантно прижимает ухо к Петиному животу!
«Тэк-с. — говорит. — Любопытно! Очень любопытно! Принесите, пожалуйста, лесенку-стремянку… Я хочу верхушки бронхов прослушать. Очень мне хочется знать, что там на заоблачной высоте делается».
Ассистенты старичка разом загалдели: «Дурачендус, переходендус через мостендус…» — сплошная латынь! Только одно и понятно: «аппендикс»!
Один Виктор Сергеевич не смеется веселому представлению Акопяна. Почему-то грустно ему от этой шутки. Не слишком ли доверяются врачи показателям хитроумной медицинской аппаратуры? Если уж говорить о подборе экипажа, то он, Виктор Сергеевич Панин, за спиной которого шестнадцать лет космических полетов, полностью готов к своей лебединой песне!
Так вот, если бы его назначили командиром «Вихря», он подобрал бы себе экипаж и без электронных машин. И ходить далеко не нужно. Вот за столом как раз шестерка. Полный экипаж! И еще какой!
Сергей Меркулов был бы вторым пилотом. Спортсмен-тяжеловес, на вид медлительный. И всего-то у него поровну, все уравновешено, все на месте. Сейчас, можно сказать, судьба его решается, а он с самым серьезным видом намазывает масло на хлеб. Обед для него — дело, которое надо сделать так же хорошо, как посадить самолет при нулевой видимости. Невозмутим, хоть потолок упади: отряхнется, расчистит место и продолжит работу.
Георгий Калантаров. Штурман. Вряд ли существуют на свете лучшие штурманы… Чувство пространства у Калантарова такое, что и с завязанными глазами из любой лесной чащобы выведет.
Василий Карпенко — прирожденный инженер-исследователь. Пунктуальный, как хронометр, а по натуре — лирик. Аппаратура, самые капризные приборы почему-то никогда из строя не выходят, если Василий хотя бы раз приложил к ним руку.
Сурен Акопян. Прекрасный инженер. Любимец любого коллектива, генератор хорошего настроения. Как это говорили на «Богатыре», когда у них обнаружилась утечка топлива: долетели на темпераменте Акопяна!
Марина Стрижова — врач. Медик все двадцать четыре часа в сутки. Что бы ни говорили злые языки еще со времен первых мореходов о женщинах на корабле… Марина — надежный товарищ.
Мысли обрывает резкий треск динамика. Вежливый голос дежурного сообщает:
«Всем, всем! В шестнадцать часов последнее комплексное испытание. Повторяю…»
…Небольшой кабинет. На рабочем месте несколько рычагов управления и большой матово-зеленый экран, разделенный на шесть ячеек. Команды врачей поступают по радио.
Испытываются возможности слуха, зрения, осязания, проверяется, как космонавт решает сложные ситуационные задачи, как он ведет себя в непредвиденной обстановке, с какой скоростью принимает наиболее оптимальные решения.
После испытаний беспристрастный электронный судья выдает одну общую оценку по десятибалльной шкале.
Вечером Виктор Сергеевич сидел в вестибюле служебного корпуса под портретом Циолковского. Рядом в ожидании результатов негромко переговаривались космонавты.
Голоса внезапно смолкают. Зажигается табло.
Виктор Сергеевич отыскал на табло свою фамилию. 9,65… Неплохо. У него бывали оценки и получше, но как-то так выходило: чем серьезнее предстоит полет, тем более низкие баллы он получал. Вот и у Акопяна в предыдущих сериях было почти десять, а сейчас он и до девяти не дотянул…
В этот вечер все рано разошлись по своим комнатам и легли спать. Завтра утром комиссия вынесет окончательное решение.
Экипаж — живой организм, в котором все должно быть очень хорошо уравновешено. И баллы-то у тебя могут быть не самыми высокими, а ты окажешься нужным, необходимым по другим качествам.
За завтраком в избушке дежурный Центра подготовки зачитал списки трех экипажей, подобранных электронными судьями. Удивительное дело: Виктор Сергеевич, Акопян, Марина, Сергей, Жора и Василий оказались в одной команде! «Словно этот электронный судья прочитал мои мысли… Бывает же такое везение!» — подумал Панин.
Отзвенели, отшумели весенние ручьи. Пожаром из красных и желтых тюльпанов отгорела казахская степь. Теплым вечером последнего мартовского дня Виктор Сергеевич как-то особенно церемонно пригласил к себе экипаж.
— Ну вот, друзья мои… — начал он торжественно, выйдя на середину комнаты, но тут же махнул рукой, взъерошил волосы, рассмеялся. — Словом, завтра летим на орбитальный тренажер! Есть решение комиссии — наш экипаж основной. Два других — дублеры. Остальное зависит от нас…
На орбитальной пилотируемой станции смонтирован макет «Вихря». Рабочий отсек и кают-компания — стержень макета, к которому, как древесные грибы к стволу березы, примыкают все отсеки.
Здесь, на космическом тренажере, экипаж «Вихря» должен окончательно проиграть все операции по управлению кораблем, отработать методику проведения научных экспериментов, побывать в нескольких смоделированных аварийных ситуациях.
— Приступайте, — в последний раз оглядев экипаж, сказал руководитель полета Игорь Петрович Волновой. — На командном пункте смены дежурят в соответствии с расписанием полета. Все службы Центра управления в действии. Желаю успеха!
«Полет» начался.
Корабль на орбите Марса. Проводится профилактический осмотр и ремонт оборудования, размещенного на внешней обшивке «Вихря».
На экране перед Виктором Сергеевичем цветное изображение орбитальной станции. В центре ее — «Вихрь».
Раскрылись люки, на поверхность корабля выползли два полукруглых робота, напоминающие божьих коровок. «Жучки» проворно развернулись, поползли в разные стороны, аккуратно обходя выступающие над поверхностью конструкции.
Экраны крупным планом показывают работу автоматов. Один из «жучков» осматривает солнечные батареи. Он движется неторопливо, от блока к блоку. Остановился, открыл кожух, вытащил запасной блок, заменил неисправный. Демонтированный блок «жучок» деловито спрятал в карман на спине и пополз дальше.
Приданная кораблю одноместная ракета «Аннушка» стояла в ангаре. Теперь не вспомнить, кто первым ее так назвал. Изящество очертаний, своеобразный перехлест крыльев солнечных батарей, прозрачная косынка, охватывающая головную часть кабины напомнили кому-то девушку. Вот и называют ее теперь все «Аннушкой». Не произносить же каждый раз записанное в паспорте название: «Автономная термокамера с встроенными манипуляторами для производства работ в открытом космическом пространстве»!
Уже в полете «Аннушка» была выведена из ангара, прикрытого обтекателями, и пристыкована к обшивке корабля в специальном «детском уголке». Из корабля в «Аннушку» можно пройти без скафандра, да и летать в ней можно без него, конечно, если всю намеченную за бортом работу космонавт может проделать при помощи манипуляторов. Ракета плавно отделяется от корабля и зависает метрах в десяти от кормовых дюз.
— К выполнению команд готов! — докладывает из «Аннушки» Акопян.
— Облети корабль, в секторе восемь смени метеоритные ловушки.
«Аннушка», чуть вздрогнув, тронулась с места, описала плавную дугу вокруг «Вихря» и остановилась у метеоритных ловушек.
В складском помещении Василий Карпенко натягивает скафандр. Эта операция занимает всего каких-то две-три минуты. Насколько проще стала за последние годы рабочая одежда космонавтов! Лет тридцать назад, чтобы надеть космический скафандр, требовалось полтора часа. Да и одеться сам космонавт не мог, ему помогали товарищи. Метры шнуровки, множество застежек и замков, шарнирные суставы, подскафандровые оболочки… До тринадцати оболочек использовалось в моделях первой космической одежды. В экспедициях на Луне, несмотря на небольшое по сравнению с Землей притяжение, человек, упавший на спину, не мог самостоятельно подняться. Поэтому первые лунные прогулки космонавты совершали парами.