Страница 38 из 52
Я допил виски, поставил стакан, потом поднялся.
— Вставайте. Я отвезу вас домой.
Широко раскрыв удивленные глаза, она продолжала сидеть.
— Вы что-то от меня скрываете, да? Что?
— Дело плохо, Люсиль, — выдавил я из себя. — Так плохо, что хуже некуда. Но пугаться не надо.
— Что значит «хуже некуда»? — Голос ее вдруг сорвался на фальцет.
— Вы задавили его.
Она стиснула кулачки.
— Господи! Что, он тяжело ранен?
— Да.
— Отвезите меня домой, Чес. Надо рассказать Роджеру.
— Не нужно ему ничего говорить, — устало произнес я. — Он ничем не сможет помочь.
— Как — не сможет? Капитан полиции — его хороший друг. Роджер ему все объяснит.
— Что объяснит?
— Ну, что я только учусь водить. Что это был несчастный случай.
— Боюсь, это не произведет должного впечатления.
Она выпрямилась, в широко открытых глазах застыл ужас.
— Неужели он так тяжело ранен? Подождите… он что — мертв?
— Да. Все равно вы бы об этом узнали. Он мертв, Люсиль.
Она закрыла глаза и прижала руки к груди.
— О Боже, Чес…
— Только без паники. — Я постарался, чтобы голос мой звучал решительно. — Мы с вами ничего не можем предпринять, по крайней мере сейчас. Мы, конечно, здорово влипли, но если не терять головы…
Она уставилась на меня. Губы ее дрожали.
— Но вас-то в машине не было. При чем тут вы? Я одна виновата.
— Нет, Люсиль, виноваты мы оба. Ведь это я вел себя как скот, иначе вам бы и в голову не пришло срываться и убегать. Так что моей вины здесь не меньше.
— О-о, Чес…
Уронив голову на спинку кресла, она зарыдала.
Минуту я смотрел на нее, потом обнял и притянул к себе.
— Что они с нами сделают? — всхлипнула она, вцепившись в мои плечи.
— Вы не должны об этом беспокоиться, — попытался утешить ее я. — Пока не прочтем завтрашних газет, делать ничего не будем. А завтра все решим.
— А если кто-нибудь видел, что его сбила я?
— Никто не видел. На пляже никого не было. — Я крепко обнял ее. — После того, как вы его сбили, вам какие-нибудь машины попадались?
Оттолкнув меня, она с трудом поднялась на ноги и, пошатываясь, подошла к окну.
— Кажется, нет. Точно не помню.
— Это очень важно, Люсиль. Постарайтесь вспомнить.
Она вернулась к кушетке и села.
— Кажется, нет.
— Ну хорошо. Значит, мы все обсудим завтра, когда увидим газеты. Вы сможете приехать сюда? Я просто не знаю, где еще нам удастся спокойно поговорить. Часам к десяти сможете приехать?
Она во все глаза смотрела на меня.
— Меня посадят в тюрьму? — спросила она.
Внутри у меня все оборвалось. Ведь если ее поймают, то посадят в тюрьму. Убить полицейского и выйти сухим из воды — так не бывает. В принципе если вы нечаянно кого-то убьете, то, наняв первоклассного адвоката, еще можно выкарабкаться. Но когда жертва полицейский — ни в коем случае.
— Прекратите сейчас же! От таких разговоров ничего не изменится. Когда вы приедете сюда? К десяти сможете?
— Вы уверены, что не нужно ничего предпринимать? — Она снова неистово заколотила кулачками. — Ведь если они узнают…
— Не узнают. Вы можете выслушать меня, Люсиль? Паниковать — последнее дело. Прежде всего нужно узнать, что напишут газеты. Пока не узнаем всех фактов, ничего предпринимать не будем. А факты будут завтра утром. Если вы приедете сюда, мы вместе что-нибудь решим.
Она сжала пальцами виски.
— А может, все-таки лучше сказать Роджеру? Может, он что-то сумеет сделать?
Если бы я думал, что Эйткен в состоянии что-то сделать, я без колебаний пошел бы к нему вместе с ней и рассказал все как было, во всей красе. Но Эйткен ничем не мог ей помочь — это было ясно как божий день. Стало быть, расскажи она Эйткену о происшествии, выйдет наружу и то, что мы вместе были на пляже. Естественно, он захочет знать, почему это она вдруг сорвалась и убежала. Зная Эйткена, можно было не сомневаться, что он клещами вытащит из нее всю правду, и тогда мне несдобровать.
— Вы не должны ничего ему говорить, Люсиль. Ведь иначе вам придется объяснять, что вы делали на пляже. Почему вы были на пляже наедине со мной, почему мы вместе купались. Если бы я думал, что ваш муж может чем-нибудь помочь, я бы пошел к нему вместе с вами и обо всем рассказал. Но он ничего не сможет сделать. Поэтому не теряйте головы и ничего ему не говорите — вы просто лишитесь мужа, а я лишусь работы.
Глядя на меня в упор, она на грани истерики закричала:
— Пусть я лишусь мужа, но это лучше тюрьмы! Роджер не позволит посадить меня в тюрьму! У него такие связи! Нет, он ни за что не позволит посадить меня в тюрьму!
Я взял Люсиль за руки и легонько встряхнул ее.
— Не будьте ребенком. Стоит ему узнать, что мы поздно вечером были вдвоем на уединенном пляже, он сразу же умоет руки. Вы перестанете для него существовать. Неужели вы этого не понимаете?
— Это неправда! — в отчаянии воскликнула она. — Может, он и разведется со мной, но посадить в тюрьму не позволит. Уж я-то его знаю. Он не допустит, чтобы люди говорили, что жену Эйткена посадили в тюрьму.
— Вы не понимаете, насколько серьезно наше положение. — Я старался говорить тихо и спокойно. — Вы убили полицейского. Я знаю, это был несчастный случай, но ведь вы не остановились, к тому же у вас нет водительских прав. Если бы вы сбили не полицейского, а кого-нибудь другого, возможно, ваш муж и вытащил бы вас из пропасти, но тут он ничего не сможет сделать, будь он хоть самим президентом.
— Что же, мне придется идти в тюрьму?
Ее лицо как-то сморщилось, глаза увеличились и округлились.
— Нет. Они ведь не знают, что это сделали вы, и, скорее всего, не узнают. Мы будем дураками, если сами пойдем и сдадимся им. Нужно сначала выяснить, что им известно. А когда мы это выясним, тогда и будем решать, как быть дальше.
— Что же, мы ничего не будем делать?
— По крайней мере сегодня. А завтра будет видно. Так вы меня поняли? Приедете к десяти часам. Тогда все и решим.
Она кивнула.
— Ну и прекрасно. А сейчас я отвезу вас домой.
Она поднялась и пошла впереди меня к выходу из гостиной, потом через холл к входной двери. Тут она остановилась.
— Нам придется ехать в вашей машине, Чес? Мне будет жутко в нее садиться.
— Есть другая машина. Я одолжил ее у соседа. — Взяв Люсиль за руку, я вывел ее на крыльцо. — В «кадиллаке» не поедем.
Пока я выключал свет в холле и запирал входную дверь, она ждала меня на крыльце. Я уже поворачивал ключ в замке, как вдруг раздался мужской голос:
— Эй, это ваша машина?
Ощущение было такое, словно я в темноте коснулся рукой оголенного провода. Может, меня тряхнуло и не так сильно, но, во всяком случае, очень чувствительно. Люсиль ахнула, однако у нее по крайней мере хватило разума шагнуть в тень, где ее не было видно.
Я посмотрел на дорожку. У ворот стоял человек. Как следует разглядеть его я не мог — было слишком темно — и видел только, что он высок и широкоплеч. Рядом с «понтиаком» Сиборна стоял «бьюик» с откидным верхом, капот которого слегка подсвечивали задние огни «понтиака».
— Не двигайтесь, — шепнул я Люсиль, спустился по ступенькам и зашагал по дорожке к воротам.
— Извините, если напугал Вас, — сказал человек. Это был крепкий мужчина лет сорока пяти, с густыми усами и красноватым приветливым лицом. — Я думал, вы меня видите. Это ведь машина Джека Сиборна, верно?
— Да, — ответил я, чувствуя, что дышу слишком быстро и неровно. — Я одолжил ее, пока моя в ремонте.
— Вы Честер Скотт?
— Да.
— Рад познакомиться. — Он протянул руку. — Меня зовут Том Хэкетт. Джек, наверное, рассказывал обо мне. Во всяком случае, мне о вас он рассказывал довольно часто. Я ехал мимо, увидел машину и решил узнать: неужели этот старый черт уже приехал?
Меня сверлила одна мысль: видел ли он Люсиль? Ведь мы вышли из освещенного холла. Сколько он стоял у ворот?
Мы пожали друг другу руки. Его рука была куда теплей моей.