Страница 31 из 52
— Постараюсь управиться быстро.
— Это было бы очень благоразумно, сэр.
Мы поднялись в лифте. Старик тяжело дышал. Каждый вымученный вдох сопровождался похрустыванием его накрахмаленной манишки.
Эйткен полусидел в своей постели, зубы мертвой хваткой сжимали сигару. На коленях у него лежали какие-то счета, а рядом — карандаш и блокнот. Он был явно утомлен, а при свете лампы на лбу виднелись капли пота. Углы рта чуть провисли вниз, веки отяжелели. Вчера он выглядел гораздо лучше.
— Входите, Скотт, — проворчал он, словно предупреждая меня, что сегодня он не в настроении.
Я подошел к его софе и сел в кресло.
— Как ваша нога? — спросил я, сосредоточив все внимание на своем портфеле.
— Нормально. — Он смахнул счета прямо на пол. — Мне звонил Гамильтон и сказал, что заседание вы провели отменно.
— Я рад, что у него создалось такое впечатление. С Темплменом все-таки были трудности, — скромно произнес я. — Он заставил меня здорово попыхтеть.
Рот Эйткена искривился в улыбке.
— Вы с ним справились. Гамильтон мне все рассказал. Вы прикрутили хвост этому старому ослу. Протокол у вас с собой?
Я протянул ему протокол.
— Я пока почитаю, а вы возьмите что-нибудь выпить и мне налейте. — Он махнул рукой в сторону столика у стены, на котором стояли бутылки и стаканы. — Я хочу виски, да побольше.
По голосу я понял, что спорить с ним бесполезно, поэтому подошел к столику и плеснул в два стакана виски с содовой. Один из них я протянул Эйткену. Посмотрев на стакан, он нахмурился. В этот момент он был здорово похож на разгневанного гангстера.
— Я же сказал: побольше! Вы что, не слышали?
Я вернулся к столику и долил Эйткену виски. Он залпом осушил стакан, потом ткнул им мне в грудь.
— Налейте еще, потом садитесь.
Я налил ему столько же, поставил стакан рядом с софой и сел.
Наши глаза встретились, и Эйткен вдруг ухмыльнулся.
— Не сердитесь на меня, Скотт, — сказал он. — Когда человек ломает ногу, он становится совершенно беспомощным. В этом доме против меня организовали заговор — они мне всячески внушают, что я болен. Весь день я ждал, когда придете вы и дадите мне выпить.
— По-моему, это худшее, что вы могли сейчас сделать, — сказал я.
— Вы считаете? — Он усмехнулся. — Об этом позвольте судить мне. — Он взял протокол. — Можете курить, если хотите.
Я зажег сигарету и отпил немного из стакана. Минут десять Эйткен читал протокол, потом уронил его на колени, потянулся к стакану и отхлебнул изрядную дозу.
— Для начала совсем недурно, — похвалил он. — Более того: я сам не провел бы заседание лучше. Если и дальше пойдет в таком же духе, считайте, что Нью-Йорк у вас в кармане.
Услышать такое было приятно и лестно.
— Ну хорошо, — продолжал он, — им пришлось уступить, и вы должны этим воспользоваться. Есть какие-нибудь идеи?
Я знал, что он задаст этот вопрос, поэтому перед уходом с работы посоветовался со старшими в отделах.
В течение получаса я излагал свои идеи. Он спокойно лежал и слушал, потягивая виски и время от времени кивая головой. Я говорил то, что нужно, — это было ясно. Когда я кончил, он сказал:
— Ну что же, неплохо. Совсем неплохо. Сейчас я расскажу вам, как можно сыграть лучше.
Настала моя очередь слушать — это был хороший предметный урок. Все идеи были мои, но поворачивал он их слегка по-своему, причем я сразу же видел, в чем был не прав. Мой вариант тоже был хорош, но обходился чуть дороже. Его вариант давал агентству экономию в десять процентов, а самому Эйткену — право считать себя по сравнению со мной бизнесменом более высокого класса.
Я вдруг заметил, что уже перевалило за девять, и сразу вспомнил слова Уоткинса о том, что встречу желательно не затягивать.
— Понятно, сэр, — сказал я, укладывая бумаги в портфель. — Все будет сделано. А сейчас, если не возражаете, я полечу. У меня в десять свидание.
Он ухмыльнулся.
— Не надо лгать, Скотт. Я знаю, это вас надоумил старый хитрюга Уоткинс. Ну да черт с ним. Сматывайтесь. Завтра жду вас в восемь. — Он допил виски и поставил стакан. — У вас есть девушка, Скотт?
Этот вопрос застал меня врасплох. Я даже выронил на пол несколько бумаг. Нагнувшись за ними, я ответил:
— Постоянной нет, если вы об этом.
— Я не об этом. Время от времени мужчине нужна женщина. Только ни в коем случае не идите у них на поводу, не поддавайтесь их чарам. Женщины — это благо, а блага для того и созданы, чтобы ими пользоваться. — Циничные нотки в его голосе неприятно резанули слух. — Я не хочу, чтобы вы все время работали. Отдыхать тоже надо. Вы не мальчик и должны знать, что женщина — это весьма приятная форма отдыха. Но только не позволяйте ей подцепить вас на крючок. Стоит вам поддаться, увлечься — вы пропали.
— Да, сэр, — произнес я, снова запихивая бумаги в портфель. От него я ничего подобного не ожидал, и такой цинизм задел меня за живое. — Завтра в восемь я буду у вас.
Не сводя с меня глаз, он откинулся на подушки.
— И не работайте в выходные. В пятницу вечером приходить не надо — позвоните только в понедельник утром. Давайте, Скотт, стройте планы на выходные. В гольф играете?
Я сказал, что играю.
— Лучшая в мире игра, если не относиться к ней серьезно. В этом смысле ее можно сравнить с женщиной. К ним нельзя относиться серьезно, иначе попадетесь на крючок — и поминай как звали. Сколько вы набираете?
Я сказал, что в лучшие времена набирал семьдесят два.
Он уставился на меня так, словно видел впервые.
— Так вы же почти профессионал!
— Иначе и быть не могло — я играю в гольф с пяти лет. Мой отец был помешан на гольфе. Даже мать заставлял играть.
Я пошел к двери.
— Завтра в восемь буду у вас.
— Давайте, Скотт. — Он все не сводил с меня испытующих глаз. — И договоритесь с кем-нибудь насчет гольфа. — Рот его изогнулся в скверной улыбочке. — А на вечер найдите себе хорошенькую девчонку. Гольф и женщины — это лучший в мире отдых.
Я наконец вышел из его комнаты. Цинизм Эйткена оставил неприятный осадок, я даже не мог сообразить, ехать мне в лифте или спускаться по лестнице. Но тут в мозгу возникла навязчивая картина: она перед зеркалом, и я направился к лестнице.
Там я остановился и через перила взглянул на нижнюю площадку. Свет не горел, и я почти физически ощутил боль разочарования. Потом до меня дошло, что сейчас только десять минут десятого. Конечно, еще рано, и в спальне ей делать нечего.
Поэтому я вернулся к лифту и спустился в холл.
Там меня ждал Уоткинс.
— Мистер Эйткен сегодня не совсем хорошо себя чувствует, — сказал я, направляясь вместе с ним к парадной двери.
— Его немного лихорадит, сэр. Я полагаю, в этом нет ничего удивительного.
— Вы правы. Завтра вечером я приду снова.
— Не сомневаюсь, что мистер Эйткен с радостью ждет ваших визитов, — сказал Уоткинс, открывая дверь.
Мы попрощались, и я вышел. Стоял жаркий лунный вечер.
«Кадиллак» я оставил на площадке у лестницы и сейчас медленно пошел вниз. Спустившись, оглянулся на дом. Светилась только комната Эйткена, остальные смотрели на меня поблескивающими черными окнами. Где же она: уехала или, может быть, где-то в задней части дома?
Весь день я сгорал от желания увидеть ее снова. Стоять и глазеть на огромный дом в надежде, что в одном из окон загорится свет и я увижу ее? Нет, это неразумно. Ведь из какого-нибудь темного окна за мной могли наблюдать миссис Хэппл и даже Уоткинс. Вздохнув, я подошел к машине, открыл дверцу, кинул папку на заднее сиденье, а сам скользнул за руль.
Рядом, сложив руки на коленях, сидела она. В машине было темно, но я различил очертания ее головы; глядя на меня, она чуть склонила ее набок. Я знал, что это она. Будь это другая женщина, меня бы не бил такой озноб, а сердце не стучало бы так гулко.
Секунд, наверное, пять я завороженно смотрел на нее, ощущая легкий запах духов и слыша ее нежное прерывистое дыхание. Пять секунд — мир словно поплыл у меня перед глазами.