Страница 10 из 48
Михеев прошелся к печке и обратно, чуть сощурившись, посмотрел на Сотникова.
— Ящики сейчас главное. Но уж это забота Жилина. Пошарит по селам вдоль тракта и найдет. Здесь много добра побросали, когда удирали в Читу… А вот ехать всем вместе нельзя. Любой дурак засечет наш обоз, а там уж и «таежный телеграф» сработает… Я верю, что в тебе сейчас говорит обычная осторожность. Просто осторожность. — Сотников вскинул голову, и щеки его вспыхнули, но Михеев движением руки остановил его — Потому повторяю, что нельзя никак всем ехать. Я даю вам Жилина, а он старый таежный волк. Его не обманешь… Ну а вас мы встретим, как договорились, вот здесь, — он ткнул пальцем в карту, — у Трифоновой пади. Так что и ехать-то вам одним от силы полета верст. Тут важнее, чтоб у твоего Лешакова все было тихо. Думаю, что с помощью нашего деда и Жилина мы уже к вечеру будем знать, в каком районе банда. Если она сейчас близко от Медвежьей заимки, все, естественно, отменяется. Будем оттягивать банду за собой, к Баргузину… А насчет транспорта не беспокойся, кони добрые, вытянут, сам отбирал. Кормите только получше — овса дадим.
Сибирцев достал клок газеты, огрызок карандаша и, низко склонившись над столом, производил какие-то расчеты. Выпрямился, вздохнул и сунул расчеты в карман.
Солнце ушло из окна, и в избе сразу стало темно, накапливалась тишина, и в ней уютно заверещал сверчок. Вернулись дед Игнат с Жилиным, долго обивали снег у порога, стучали чем-то деревянным, словно натягивали обручи на пустую бочку. Зашли в избу.
— Порядок, — сказал Жилин, сбрасывая доху. — В деревне тихо. Все по избам печки топят. Про «хозяина таежного» тоже близкого слуху нет. Вот, — через паузу добавил он. — Нашли кое-что. С пяток ящиков-то есть, но без снарядов, пустые. Я так полагаю, — обратился он к Михееву, — не нынче бы ехать нам, Владим Васильич, а завтра: еще по округе поискать, людей послушать. И чтоб тогда уж без остановки. Проскоком. С первыми звездами. А им бы, — он кивнул на Сибирцева с Сотниковым, — на двор не показываться. Кто тут народ считал, сколько прибыли, куда убыли?
— Наверно, ты прав, — подумав, согласился Михеев. — А ты что скажешь? — Он повернулся к Сибирцеву.
— Думаю, Жилин говорит верно. Нам, брат, нет никакого резона петлять по селам в поисках снарядов. Одних ящиков мало. Нужны снаряды. Есть и у меня одна мысль. Скажите, Жилин, можно найти снаряды от трехдюймовки? Их нужно не больше двух десятков.
Жилин помолчал и вдруг усмехнулся:
— Надо, так сыщем.
Михеев даже привскочил, с маху хлопнул Сибирцева по спине:
— Умница!
— Тогда будем ждать, — Сибирцев встал, спросил у старика: — Как, дед, не стесним?
— Да живите, — словно бы отмахнулся он. — Шуму бы помене, и курить в сени ступайте. У меня завсегда травный дух.
Сибирцев виновато спрятал вытащенный было кисет. Михеев хитро подмигнул ему: так, мол, приучайся к порядку. Сам Михеев не курил.
8
Поздней ночью, подойдя к темному оконцу лешаковской заимки, Сотников осторожно постучал по ставне. Стукнул еще раз. За стеклом затеплился огонек. Послышались тяжелые шаги, и хриплый со сна голос спросил из-за двери:
— Кого это носит?
— Я, дед, — отозвался Сотников.
Загремела щеколда, забренчали какие-то засовы, и дверь отворилась. В тулупе, накинутом на исподнее, держа над головой керосиновую лампу, в проеме двери встал дед Лешаков.
— Это ты, Олеха, — утвердительно произнес он, словно давно ждал гостя и ничуть не удивился его приходу. — Проходи. Ай не один?
— У тебя спокойно? — вопросом на вопрос ответил Сотников.
— А какая меня лихоманка тронет? — Лешаков зевнул и широко перекрестил рот. — В округе-то тихо. Гостей нет… Ну, пришел, так зови своих. — Он отстранил лампу и пристально поглядел в темноту. — А коней-то вон туды заводите, в сараюшку, помнишь, поди, под сеновалом, да.
Помнил Алексей. Прятался на сеновале в ожидании Лешакова и Творогова. Ох, как помнил…
— Ну, давай, — махнул рукой Лешаков, — да в избу ступайте.
Он ушел, оставив открытой дверь, в сени. Когда, отряхиваясь и поеживаясь от холода, ночные гости вошли в избу, возле печи с выведенной в дымоход трубой уже закипал пузатый медный самовар.
— С мороза-то чего бы покрепче, — ворчливо, будто про себя, заметил Жилин.
— С мороза — дак чай горячий, на травах-корешках, — тоже самому себе сказал Лешаков.
Был он действительно похож на лесного зверя. Огромный, кряжистый, с нечесаной, до пупа, бородищей и спутанной гривой седых волос. Двигался крупно, широко. Гулко кашлял, зевал и постоянно крестил рот. Гости — сами люди не хлипкие — чувствовали себя рядом с ним в тесной избе не очень уютно.
Когда с долгим молчаливым чаепитием было покончено, Лешаков придвинул к себе лампу и взглянул на Сибирцева острыми, чуть прищуренными глазами.
— Олеха — человек мне знакомый, — строго заговорил он. — Да время нынче такое, что и к родному брату доверие качнулось. Да… ты, — он снова посмотрел на Сибирцева, — вижу, начальником ихним будешь. И при пистолете, — он кивнул на маузер, свисавший на ремне почти до полу. — Документ какой есть при себе ай нет?
— Есть, отчего же, — Сибирцев пожал плечами и вынул из внутреннего кармана сложенный вчетверо мандат, развернул, протянул через стол старику.
Тот принял бумагу, долго, шевеля губами и близко поднося ее к ламповому стеклу, читал, шептал про себя. Наконец положил мандат на стол и накрыл его широкой корявой ладонью.
— Ясное дело. Вот и я говорю, время нынче такое. Хошь не хошь, а человека проверяй, особливо ночного-то гостя, да… Стало быть, рассказал вам Олеха. Поди, не чаевничать приехали.
Сибирцев молча кивнул. Жилин привалился к стенке и сонно закрыл глаза, но чувствовалось, что он весь внимание.
— Золотишко-то и прочее у меня тута, — продолжал старик. — Только вот вопрос, повезете-то как? Ты, начальник, должон понимать, что ежели вас накроют, всем будет одна дорога — мать сыра земля. И вам и мне, стало быть, да… Дак вот интерес имею.
Сибирцев изложил свой план.
Вывозить золото и драгоценности решили в пустых снарядных гильзах, распределяя по каждой примерно по двадцати килограммов. Оставшуюся пустоту забивать пыжами и зачеканивать снаряд. Поди разберись, истинный снаряд в ящике или фальшивый… Недаром делал расчеты Сибирцев, а после вместе с Михеевым полдня провели они в заброшенной Игнатовой бане, распатронивая собранные Жилиным снаряды, вывинчивая взрыватели и освобождая гильзы от пороха. Старик слушал, посверкивал глазами, почесывал бороду.
— Хитро придумали, — наконец высказал он свое отношение. — Кто придумал-то, а?
— Думали вот, да и придумали, — Сибирцев уклонился от прямого ответа.
— Ага, — подтвердил старик, — что ж, стало быть, задерживаться вам тута нет никакой надобности… Ты, мил друг, слышь-ка? — он тронул Жилина за плечо, и тот открыл глаза. — Ступай к развилке да гляди шибче. Не ровен час, хоть и давненько не залетывал сюда «таежный-то хозяин»… В случае чего к сараюшке беги. А вы с Олехой собирайтесь, со мной пойдете. Золотишко недалече. Дак и то двух десятков пудов не наберется.
Старик поднялся с лавки, покряхтел малость, разминая руки и ноги, и принялся одеваться. Потом он гремел в сенях, отыскивая заступ и тяжелый лом. Вошел в избу.
— Ну, с богом. Лампу-то с собой возьмите.
В сарае старик основательно закрепил лампу на гвозде, вбитом в стенку, раскидал слежавшееся сено в углу, очертил квадрат на прибитой земле и передал заступ Сотникову.
— Давай, Олеха, тута не шибко глубоко. Штыков на пять, не боле.
Копали по очереди. Торопились успеть до рассвета. Сибирцев взмок, скинул полушубок и безостановочно бил твердую землю ломом. Когда углубились на полтора штыка, пошло полегче. Старик время от времени выходил из сарая, вслушивался в темноту. Возвращался, сняв с гвоздя лампу, светил в яму. Наконец сказал Алексею:
— Теперь уж близко. Как дойдешь до доски, с осторожкой бери. Да землю-то не разбрасывай, обратно закапывать будем.