Страница 30 из 49
Но, несмотря на все свои сомнения, Игорь Васильевич шел в леспромхоз и надеялся на успех. Корнилов специально не стал приглашать Мокригина в райотдел — ему хотелось застать бухгалтера врасплох, неподготовленным. Поставленный перед необходимостью отвечать сразу же, немедленно, он может допустить промах, неточность, может растеряться.
«Почему Мокригин не пошел за помощью в деревню? — думал Корнилов. — Испугался, что могут и его убить? Вздор! Тогда бы он прибежал хоть в милицию. Побоялся, что могут заподозрить в убийстве самого? Нет, честный человек сначала окажет помощь раненому, а уж потом подумает о себе. Честный человек… Но ведь бухгалтер в прошлом уголовник. Мог подумать: «Первое подозрение — на меня. Попробуй потом отмойся». И повернул домой, даже к дружку своему не пошел в тот день. А почему же не был потом? Почему не пришел на похороны лесника? Они же были друзьями. Об этом и в лесхозе знают, и во Владычкине. Что-то за всем этим кроется более серьезное… Знал ли Мокригин, кто идет вместе с ним по лесной тропе? Нет, скорее всего не знал. Ведь лесник не встречался с сыном тридцать лет… — И вдруг Корнилова обожгла внезапная мысль: — А что, если пуля предназначалась бухгалтеру? — Игорь Васильевич вспомнил, что рассказывала ему во Владычкине старуха Кашина о приятеле Зотова: «Собою фигуристый, меховая рыжая шапка…» И первое, что он тогда сделал, — попросил проверить, не стряслось ли чего с Мокригиным — ведь убитый был широкоплеч, строен, и шапка на нем была рыжая, лохматая… Дирекция размещалась недалеко от вокзала, в старом, видать, купеческом, доме. Корнилов вошел. В коридоре, стены которого были густо заклеены объявлениями, приказами, сводками, курили двое мужчин. У обоих поверх пиджаков были надеты меховые безрукавки.
— Где мне найти бухгалтера? — спросил у них Игорь Васильевич. — Григория Ивановича Мокригина.
Один из мужчин молча показал на лестницу в конце коридора. Корнилов поднялся на второй этаж и отыскал дверь с надписью «Бухгалтерия». «Если там будут посетители, я подожду», — подумал он. Вообще-то в бухгалтерии работали двое, старший бухгалтер Мокригин и еще одна женщина. Еще вчера Игорь Васильевич уговорился с работниками ОБХСС, и они вызвали ее в это время на беседу.
Корнилов приоткрыл дверь и сразу увидел Мокригина. Бухгалтер сидел за большим столом и сосредоточенно считал на арифмометре. На Корнилова он не обратил никакого внимания, даже голову не поднял. Игорь Васильевич подошел к его столу и сел, положив на колени шапку. Мокригин продолжал крутить ручку, беззвучно шевеля губами. Верхняя губа у него была тонкая, злая, а нижняя пухлая и отвислая. Закончив считать, он записал на бумажке какие-то цифры и только тогда поднял голову.
— Вы ко мне?
Бровей у него почти совсем не было, и оттого лицо казалось каким-то бесцветным, блеклым.
— Да, я к вам, Григорий Иванович. — Корнилов достал удостоверение, представился.
Мокригин хотел что-то сказать, но только облизнул вдруг свою толстую нижнюю губу. В лице у него ничего не изменилось, не дрогнуло. Он замер.
— Григорий Иванович, я пришел к вам поговорить о леснике Зотове. Мне сказали, что вы были с ним друзьями…
Бухгалтер по-прежнему был спокоен. Никаких признаков паники. Только сузились глаза, стали маленькими точками зрачки. «Он давно ждал, что к нему придут, — подумал Корнилов. — Успел приготовить себя».
— А что бы вы хотели узнать о Зотове? — Мокригин явно не собирался распространяться о своей дружбе с лесником.
— Вы, наверно, знаете, Григорий Иванович, что Зотов убил сына и сам повесился. — Игорь Васильевич сказал это нарочито спокойно, буднично. — Мне хотелось бы знать об их отношениях.
Мокригин неопределенно пожал плечами.
— Что ж рассказывать? Я не знаю… — Он посмотрел на Корнилова, чуть-чуть прищурившись. — Вы лучше задавайте вопросы. Я отвечу.
«Ого, да он тертый калач, — подумал Корнилов. — Школа видна. Такого голыми руками не возьмешь». — И спросил:
— С Зотовым давно знакомы?
— Давно.
— А вы неразговорчивы, Григорий Иванович. С вами трудно, — улыбнулся Корнилов, бухгалтер пожал плечами, машинально крутанул ручку арифмометра.
«Так мы будем разговаривать неделю, — подумал Игорь Васильевич. — Интересно, надолго ли ему хватит выдержки?»
— Вы были знакомы с Тельманом Алексеевым, сыном Зотова?
— Нет.
«Отвечает не задумываясь. На лице ни один мускул не дрогнет», — отметил Корнилов.
— А знали о его существовании?
— Знал.
— Они были в ссоре?
Мокригин горько усмехнулся:
— Ссорой это не назовешь. Они с войны не виделись. О покойниках плохо не говорят, но Тельман оказался свиньей. Да же не подумал разыскать старика, помочь ему… — Лицо бухгалтера стало злым.
— А Зотов просил его о помощи?
— С какой стати?! Он и не искал сына. Случайно узнал о нем, — неожиданно громко сказал, почти выкрикнул Мокригин. — Чего ему унижаться перед чистеньким сыном! Я, я только и помогал старику, — сказал он с необычной горячностью. — И деньгами, и по хозяйству. Да мало ли… — Он с какой-то безнадежностью махнул рукой и замолк, словно испугался своего порыва.
— А как узнал старик о сыне?
— В журнале портрет увидел. В «Огоньке».
— И решил его разыскать?
— Откуда я знаю? — проворчал бухгалтер. — Он мне не докладывал.
«Наверняка знает, что старик разыскивал сына, — решил Корнилов. — Только зачем скрывает?»
— А где вы познакомились с Зотовым, Григорий Иванович?
Бухгалтер вдруг посмотрел на Корнилова с откровенной ненавистью:
— Там и познакомился. Будто не справились… — И сказал с вызовом: — Кто еще у бывшего зека другом может быть? Такой же зек, как и он. Вот мы со стариком и держались друг друга.
«Старый друг лучше новых двух, — вдруг вспомнилась Корнилову поговорка. — Старый друг лучше новых двух… — И какая-то совсем смутная догадка мелькнула у него, скорее не догадка, а предчувствие того, что за этой неожиданной горячностью бухгалтера, за его словами о старой дружбе отверженных обществом людей и кроется разгадка к трагедии.
— Вы, Григорий Иванович, не женаты? — спросил Игорь Васильевич. Он всегда так вел беседы, перескакивая с одного во проса на другой, лишая своего собеседника возможности понять, что же интересует подполковника больше всего.
— Нет, — отчужденно ответил Мокригин.
— А у вас есть родные?
— Какое это имеет значение? Вы ведь хотели узнать о Зотове, а не обо мне?
— Простите, если задал неприятный вопрос, — дружелюбно сказал Игорь Васильевич. — Я не хотел вас обидеть.
Бухгалтер посмотрел на Корнилова с такой ненавистью, что Игорь Васильевич утвердился в своей догадке: одиночество мучает Григория Мокригина.
— А зачем Зотов убил сына?
— Откуда я знаю! — закричал бухгалтер. Веко на правом глазу у него задергалось. От его несокрушимого спокойствия не осталось и следа. — Что вы не даете покоя старику? Он умер! Умер! И никто не узнает, зачем он убил Тельмана.
Корнилов подождал, пока бухгалтер успокоится, и примирительно сказал:
— Ладно, оставим в покое Зотова, начнем с другой стороны…
Он достал из папки стопку бумаги, авторучку. И вдруг почувствовал, как напрягся Мокригин. Лицо у него стало каменным, только зрачки еще больше сузились.
— Григорий Иванович, — сказал Корнилов. — У меня есть поручение следователя допросить вас по делу об убийстве Тельмана Алексеева. По вновь открывшимся обстоятельствам… — Мокригин молчал. — Предупреждаю вас, что за дачу ложных показаний вы будете нести ответственность. — Игорь Васильевич подвинул бухгалтеру первый листок. — Распишитесь, что я предупредил вас об этом.
Мокригин достал из кармана авторучку, молча расписался.
— Когда вы виделись с Зотовым в последний раз?
— Пятого января… На день рождения он ко мне приезжал.
— А вы?
— Что я? — не понял бухгалтер.
— Вы когда у него были? У Зотова.
— Сразу после Нового года. Съездил, по хозяйству помог.