Страница 4 из 49
«Дело довести до конца должен я, — решил наконец Игорь Васильевич. — Утром позвоню начальству, доложу обстановку. Попрошу разрешения остаться еще на день. Вместе со следователем прокуратуры организую розыск». Он встал, закурил. Ему вдруг отчетливо представилось тупое, бессмысленное лицо Полевого. «Водка, она и из бандитов веревочки вьет». И тут же он подумал об убитом. Вот и еще одна трагедия… Нет человека. Кто он? Какие земные дела его остались невыполненными? За долгие годы работы в уголовном розыске Корнилов так и не привык воспринимать чужую смерть спокойно. Научился лишь сдерживаться, не показывать окружающим, что каждый раз переживает убийство как личную трагедию. И он никогда не позволял себе думать о погибшем как о неудачнике. От сочувственно произнесенного слова «бедолага» Корнилова коробило. Он относился к смерти серьезно.
…Днем, когда Игорь Васильевич с участковым пришли из Владычкина к лесу, туда, где был убит лыжник, следователь прокуратуры уже закончил осмотр места происшествия, тело было отправлено в районную больницу. Лишь на опушке у большого костра сидели на поваленной ели двое мужчин, что-то жевали. Увидев Корнилова с участковым, они поднялись, подошли.
— Товарищ подполковник? — спросил хрипловатым голосом один из них, крепыш в овчинном полушубке.
— Он самый!
— Старший оперуполномоченный Клюев, — отрапортовал крепыш. И кивнул на второго: — Оперуполномоченный Чернышев.
Игорь Васильевич пожал им руки.
— А следователь с экспертом уехали, — сказал, словно бы извиняясь, Клюев. — Просили передать, что стреляли из винтовки или карабина. Пулю извлекли. Сняли слепки следов ног. Каликов говорит — женские. — Крепыш запнулся. — Каликов — это следователь, товарищ подполковник.
— Понял, — мрачно сказал Игорь Васильевич. — Негусто.
Участковый показал Корнилову место, где лежал убитый. Вокруг было очень натоптано.
— Что они тут, хороводы водили, что ли? — рассердился Корнилов. — Большие ученые они у вас.
Он пошел по тропе — поискать, нет ли окурка, не зацепилась ли где за кусты нитка от одежды… В лесу было мрачновато — уже начинало темнеть.
«Почему убийца не стрелял в лесу? — мелькнула у него мысль. — Ведь что, кажется, проще и удобней — стрелять в лесу».
— Василь Васильевич, — окликнул он участкового, шептавшегося с Клюевым. — Ты окрестности-то осматривал?
— Осматривал, товарищ подполковник. — Вид у участкового был понурый, и Корнилов подумал о том, что лейтенант, наверное, переживает и за то, что убийство произошло на его участке, и за то, что раньше не знал ничего о Санпане, проживавшем у него под носом.
— Пойдем пройдемся еще разок там, где ты ходил, лейтенант. — Игорь Васильевич обнял его дружески за плечи. — Посмотрим, пока совсем не стемнело, что тут и как.
Они двинулись по старому следу, глубоко проваливаясь, цепляясь за маленькие елочки. Круг получился довольно большой, но, как ни всматривался Корнилов, снег лежал девственный, нетронутый. Только в одном месте напетлял заяц.
— Товарищ подполковник, я вам точно говорю, в лесу и в поле следов нет, а у тропы, когда я утром пришел, были, — сказал участковый. — Не только женские. Мужские следы. Слов но кто-то обошел вокруг убитого пару раз. Их метелью запорошило, но я разглядел.
Сейчас, припоминая все свои действия при осмотре места преступления, Игорь Васильевич никак не мог отделаться от такого чувства, будто упустил там, в лесу, что-то очень важное. В городе было проще — комната, квартира, улица, замкнутое пространство, которое надо было исследовать, изучить. А здесь лес, поле, открытое всем ветрам… Игорь Васильевич усмехнулся: «Специалист-то я, выходит, однобокий. Ярко выраженного городского типа… Как же эта болезнь называется — боязнь открытого пространства?» Он попытался вспомнить, но так и не вспомнил. Сел за маленький столик, записал в блокноте: «1. Убитый??? 2. Попутчик. Опросить всех жителей Владычкина, лесника, егеря, 3. Полевой. Оружие?»
Игорь Васильевич представил себе маленькие густые елочки, девственный, начинающий голубеть вечерний снег и следы зайца и дописал: «4. Охотники».
Ночью Корнилову снились горы. Он стоял на кромке ледника, вглядываясь в голубеющие вершины, и пел.
3
На следующий день Игорь Васильевич проснулся рано. Еще не было и семи. Он чувствовал себя хорошо отдохнувшим, бодрым. «Вот что значит лес», — подумал он. Позвонил в горотдел, попросил дежурного вызвать к восьми Шакутина.
В маленьком гостиничном буфете Корнилов съел стакан сметаны, выпил бледного, чуть теплого чая с кусочком засохшего сыра — больше разжиться было нечем. Пошел в горотдел пешком.
Шакутин с Юрием Евгеньевичем Белянчиковым уже дожидались Корнилова. Сидели нахохлившиеся, еще не совсем проснувшиеся. Начальник Лужского угро крутил ручку старенького радиоприемника.
— Капитан, а вы по утрам не бегаете трусцой? — спросил его Игорь Васильевич, поздоровавшись.
Шакутин отрицательно покачал головой.
— А зря. Поэтому вы по утрам такой вялый.
— Да мы долго за шахматами сидели, — стал объяснять Шакутин, но Игорь Васильевич перебил его, спросив будничным, деловым тоном:
— Где Полевой?
— Здесь, в КПЗ.
— Скажите, пусть приведут.
Привели Санпана. Щетина на щеках, запекшиеся губы делали его похожим на тяжелобольного.
— Садись, Полевой, — сказал Корнилов Санпану. Всегда скрупулезно соблюдавший порядок, Игорь Васильевич не смог пересилить себя и обратиться к Полевому на «вы». — Узнаешь?
Полевой сел и, повернув к Игорю Васильевичу лицо, чуть-чуть оскалился. Словно хотел сказать: «Чего уж тут не узнать…»
— Капитан, ведите протокол, — попросил Корнилов Шакутина. — Кого в последние дни в гости ждал?
Санпан минуты три молчал, сжав руки коленками и медленно потирая ладонь о ладонь. На его лице с низеньким, похожим на гармошку лбом заходили все мышцы, словно он что-то с трудом пытался разжевать. Наконец Полевой выдавил:
— Витьку Косого ждал. Срок у него закончился. Долю должен был привезти.
Корнилов присвистнул.
— Витьку Косого! Виктора Безбабичева, значит. Подвел тебя Косой, подвел. Как только в Ленинграде появился, за старое взялся. У нас он. Уже у нас. — А про себя подумал: «Косого-то спрашивал я про Санпана. Сказал — весточек не имею. Крепкий орешек. Придется и с ним повозиться. И доля еще какая-то».
— Ладно, о Косом потом. Где твой пистолет?
Санпан снова долго молчал, набычившись и почему-то шевеля губами.
— Кузнецу из Пехенца отдал. За самогон. Левашову. — И, словно бы оправдываясь, добавил с тоской: — В загуле был, гражданин Корнилов. И хрустов нема. За литр отдал.
— Когда это было?
— Не помню уж. Месяца два назад.
— Безбабичева ходил встречать?
— Еще чего, — проворчал Полевой. — Я ж не знал, в какой день он явится.
— А твоя жена утверждает, что позавчера в три часа ты ушел встречать дружка…
Полевой осклабился:
— Да я так… Чтоб крик не подымала. В Пехенец я ходил. Выпить с мужиками.
— С кем?
— С кем пил-то? — Санпан нахмурился. Лицо у него опять напряглось. — Да я… Зашел к Левашову, а его не было. Жена у него дурная. Орать стала. В магазине взял бутылку «Солнцедара». А потом не помню.
— Кто отпускал тебе вино?
— Тоська рыжая. Да она там одна и торгует, гражданин начальник.
— Дружки навещали?
— Нет. Боялся я. — Он поднял голову и угрюмо поглядел на Корнилова. — Боялся, вас наведут…
Игорь Васильевич усмехнулся.
— Не договариваешь ты, Полевой!
Санпан пожал плечами.
— Про Безбабичева как узнал? Что у него срок закончился и деньги привезет? Святой дух подсказал?
Полевой опять опустил голову и молчал, медленно потирая ладонью о ладонь.
— Ладно, Полевой, на сегодня достаточно. Мы еще наговоримся.