Страница 30 из 49
— Мне жаль, мистер Рондол, — сказал сержант как можно любезнее, — но я вынужден арестовать вас.
Интересно, как меняются у людей лица в момент ареста. У Рондола оно окаменело. Окунули в гипс и дали высохнуть. Зато у старухи за столом челюсть отвалилась. Стала похожа на смерть. Только косы не хватает.
— Молодой человек, вы силой проникли в мой дом, — послышался еще один старушечий голос.
Господи, полон дом старух. Дом для престарелых. Он не отвернулся от Рондола. Известно, что случается, когда человек загнан в угол и ты на мгновение спускаешь с него взгляд.
— Простите, — сказал он, — но я должен арестовать этого человека.
— Сомневаюсь…
Краем глаза он видел, как старуха в кресле вытащила что-то из-под пледа. Он даже успел услышать выстрел. Негромкий. Наверное, двадцать пятый калибр. Странно, почему комната вся дернулась и зашаталась. Неужели же этот выстрел имеет отношение к нему? Комната плыла, покачиваясь, тускнела. «В меня попали», — вдруг подумал он. Хотелось лечь. Тем более что они медленно гасили свет.
— Я… как… — пробормотала миссис Калифано. Она мелко дрожала, не спуская глаз с лежавшей на полу фигуры.
— Кэролин, — строго сказала миссис Нильсен, — с каких это пор ты высказываешь свое мнение? Я думаю, тебе нужно сейчас провести мистера Рондола через рощицу, мимо спортплощадки и через парк. Вы выйдете к шоссе далеко за тем местом, где стоит полицейская машина. Там ты оставишь мистера Рондола, вернешься, возьмешь у дочери машину, выедешь из Драйвелла, посадишь мистера Рондола и довезешь его до того места, куда он захочет. Ты поняла меня, Кэролин?
— Да, но…
— Кэролин, — строго сказала миссис Нильсен, — ты сегодня очень много говоришь.
— Миссис Нильсен… — пробормотал Рондол, — я не…
— Не надо, — мягко прервала его старушка и улыбнулась. — Не надо. Если они захотят судить восьмидесятилетнюю парализованную старуху, выстрелившую в человека, который ворвался в ее дом, я им только скажу спасибо. Это будет прекрасное развлечение. Не каждому в мои годы удается попасть на скамью подсудимых. — Она достала свою тонкую, длинную сигарку и совсем молодым, лихим жестом щелкнула зажигалкой. — И не смотрите на меня с такой жалостью, молодой человек. Уверяю вас, я ни о чем не жалею.
— Спасибо… — пробормотал Рондол. Он моргнул несколько раз, но слезы на глазах никак не хотели исчезать.
— Не за что, молодой человек. Это был лучший мой день за долгие годы. Благодарю вас, и дай вам бог удачи… Кэролин, вам пора. Через пятнадцать минут я позвоню по телефону. Боже, представить только, что тут начнется… — Она озорно улыбнулась и выпустила дым тонкой длинной струйкой…
Глава 5
Было уже совсем поздно, когда Кэролин высадила меня в трех или четырех милях от Шервуда. Я решил, что безопаснее будет сделать несколько телефонных звонков отсюда, потом взять такси и добраться до города.
Я шел по пустынным улицам в поисках какого-нибудь еще открытого кафе. Мокрые снежинки таяли в воздухе, не успев долететь до земли. Я не боялся, я почему-то был уверен, что не встречу полиции. После миссис Нильсен я уже ничего не боялся. Все приобрело призрачный, нереальный характер. Одри, Ламонт, синтезатор, Гереро, капитан Мэннинг, ночной мокрый лес — все эти картины проносились в моем мозгу как главы какой-то книги, сцены какого-то фильма. Я тут ни при чем. Со мной этого случиться не могло. С кем-нибудь еще — пожалуйста. Но со мной, с адвокатом Язоном Рондолом? Невозможно.
Мимо меня нетвердой походкой прошел человек с поднятым воротником. Его глаза невидяще скользнули по мне, не задев. Нарк, отправившийся в странствие по своему фантастическому миру.
И мой мир был фантастичен, как порождение мозга, отравленного наркотиками. Я почувствовал странное отрешение от себя, отъединение от своего бренного тела, Я увидел высокого человека средних лет, который брел по пустой и мокрой ночной улице в поисках кафе. Это я. Все-таки это я.
Нужно было решить, где устроиться на ночлег. Моя квартира наверняка под наблюдением. Отели отпадают. Шервуд — это не Драйвелл. Здесь из окна не вылезешь. Друзья? Я знал только одного человека, который пустил бы меня, не задавая никаких вопросов.
Наконец-то открытый бар. Я вошел в небольшой зал. Печально пахнуло кислым пивом и табачным дымом. Запах одиночества и отчаяния. Последний запах, который, наверное, уносят с собой самоубийцы.
Я сел спиной к входной двери и подождал, пока ко мне не подошел человек. У него не было ни сил, ни желания спросить, что мне нужно. Он молча стоял около меня. У него были грязные ногти и татуировка на тыльной стороне руки. Бабочка. Сквозь синие крылья проросли короткие черные волосы.
— Двойное виски, — сказал я.
Бабочка дернулась и исчезла.
Я подошел к телефону-автомату и набрал номер Айвэна Бермана. Я долго держал трубку у уха и сдался только после десятого, наверное, гудка. Конечно, было бы слишком хорошо, чтобы он оказался дома. Дежурит, очевидно. Я вдруг подумал, что могу позвонить Хербу Розену. С ним, по крайней мере, можно быть честным. Работник полицейского управления — он-то уж знает, что к чему. Я нашел его телефон в своей записной книжке. Херб оказался дома и даже не спал.
— Херб, — сказал я, прикрывая трубку рукой, — это Язон Рондол.
Наступила пауза. Слишком длинная пауза. Обычно Херб Розен не делает пауз. Он очень импульсивный человек. Настолько импульсивный, насколько может быть полицейский.
— Привет, Рондол, — наконец ответил он мне. Голос у него почему-то звучал сдавленно. Возможно, он хотел повеситься, и я ему помешал. Я уже знал, что незачем спрашивать о ночлеге. Люди, которые долго думают, прежде чем сказать «привет», вряд ли будут рады позднему гостю.
— Херб, возможно, ты слышал…
— Я слышал…
— Мне не хотелось бы идти к себе.
— Я понимаю.
— И я подумал, может быть…
— Что может быть, Язон? — мягко спросил меня Херб.
— Может быть, я смог бы переночевать у тебя…
— Нет, Язон. Боюсь, что нет…
Он молчал, ожидая моей реакции, но и я молчал. Пусть он продолжает. Или кладет трубку.
— Понимаешь… — Херб вздохнул, — это тонкая штука… Если узнают… Нет, Язон, я не могу позволить себе…
— Хорошо, Херб, сделай мне тогда другое одолжение. Арестуй меня. Ты получишь повышение по службе, и совесть твоя будет чиста — ты выполнил просьбу друга.
— Не вижу ничего смешного, — сказал Розен.
— А я и не смеюсь. Я говорю совершенно честно. Все равно я собираюсь отдаться в руки правосудия, так почему при этом не оказать услугу старому другу?
Розен вздохнул. Я представил себе, как он мучительно думает, издеваюсь я над ним или говорю правду.
— Язон, — сказал он, — ты знаешь, какие у тебя хвосты?
— Приблизительно.
— И ты хочешь явиться с повинной?
— А что мне еще делать? Не могу я бегать все время, как заяц.
— Я ничем не смогу тебе помочь, Язон. Это слишком серьезно. Начальство рвет и мечет. Похоже, что ты прошел по мозолям целого батальона.
— Так как?
— А как ты это себе представляешь?
— Завтра, ну, скажем, в десять утра, ты случайно оказываешься… допустим, у входа в отель «Мажестик». Хорошо?
— Ну, допустим. А ты?
— Я подойду к тебе, а ты арестуешь меня.
— А ты меня не разыгрываешь?
— Господь с тобой, Херб.
— Ну спасибо.
Старый, добрый Херб. Большой, толстый Херб. Прокрутится, бедняга, наверное, минут десять на кровати, пока уснет. Муки совести. Десятиминутные муки. А может быть, и не муки. Может быть, и он думает, что я обязательно, во что бы то ни стало попытаюсь бежать. Может быть, и он знает, что я их больше устраиваю в виде трупа, чем живой, и все полицейское управление Шервуда знает. В таком случае он проявил редкое благородство — отказался от соблазна пристрелить приятеля при попытке к бегству. Зря я иронизирую. В некоторых кругах это огромная жертва. Редкое благородство. Большое сердце. Только бы он не передумал до утра. Но другого выхода у меня не было.