Страница 11 из 49
— Ну уж… — смущенно пробормотал участковый и спохватился: — Надо бы остановиться. Мне выходить.
Тут только Корнилов заметил, что они, проскочив центр Мшинской, едут уже по окраине.
— Ты чего же не сказал, что приехали? — удивился он. — Саша, давай развернемся, подбросим лейтенанта до центра.
— Да что вы, что вы! — запротестовал участковый. — Мне тут десять минут. До свидания, товарищи.
Игорь Васильевич протянул ему руку.
— Будь здоров, Василек! Научись еще со старухами разговаривать, буду в угрозыск рекомендовать.
— Чего таким сосункам в розыске делать? — проворчал Огнев, когда они тронулись дальше. — Пускай тут самогонщиц гоняет.
Игорь Васильевич усмехнулся, но промолчал. Ему лень было разговаривать. Хотелось ехать, ехать бесконечно, смотреть по сторонам на заснеженный лес, на редкие, плохо освещенные деревеньки и не думать ни о чем.
7
На следующий день утром, просматривая у себя в кабинете оперативную сводку происшествий за день, Игорь Васильевич подумал о том, что же скажет лесник, когда к нему нагрянут Каликов с Шакутиным. Сам ли он стрелял или кто-то пришлый, какой-нибудь гость или охотник вышел с кордона, чтобы всадить пулю в лыжника. Значит, ждали этого человека. С трехчасового поезда ждали.
Все время звонил телефон. «Два дня не посидел в управлении — сразу всем понадобился», — недовольно подумал Игорь Васильевич. Из гороно напоминали, что через пять дней его доклад перед директорами школ о профилактике преступности. Девушка из общества «Знание» просила выступить с лекцией на заводе имени Ломоносова. Позвонил Белянчиков. Доложил, что находится в худфонде, пытается узнать, кто мог купить через магазин худфонда французскую сангину.
— Ты очень-то не надейся, — сказал ему Корнилов. — Дефицитные краски и сангину скорее всего у спекулянтов достают.
Потом позвонил Грановский, главный режиссер театра «Балтика». Просил завтра прийти на репетицию. Он ставил пьесу «Полночный вызов» по роману Сорокина «Бармен из «Астории». В пьесе рассказывалось об уголовном розыске, и Корнилова пригласили консультантом.
Грановский оказался на редкость приятным человеком: молодым — ему было не больше сорока, — красивым, чуть располневшим блондином.
…Переговорив с режиссером и пообещав обязательно побывать на репетиции, Игорь Васильевич пригласил Бугаева.
— Как с поисками, Семен? — спросил он старшего инспектора. — Райотдельцев привлек?
— Конечно. Они и сегодня ищут. Я как узнал, что убитый скорее всего художник, позвонил им. Сказал, чтобы в первую очередь за художников взялись. Вчера-то я не знал этого! — сказал он недовольно. — В два счета бы нашли.
— Хвастун, — усмехнулся Корнилов. — Давай держи связь с райотделом.
Варя, техсекретарь Корнилова, приоткрыла дверь, сказала чуть раздраженно:
— Игорь Васильевич, опять этот Гусельников звонит. По местному. Требует приема.
Корнилов вздохнул. Гусельников осаждал его уже давно. Сначала прислал длинное и вежливое письмо. Чувствовалось, что у автора дрожали руки — буквы были большие и волнистые. Гусельников жаловался на то, что уже два года, как уголовный розыск установил у него в квартире, в настольной лампе, подслушивающее устройство и следит за каждым его словом.
«Нельзя преследовать человека всю жизнь, — писал Гусельников. — Я уже давно стал честным человеком. Три года назад сотрудники стадиона имени Сергея Мироновича Кирова с почетом проводили меня на пенсию. Подарили телевизор, оставили постоянный пропуск на стадион. И вот теперь я снова на подозрении. Почему? Стыдно травить старого, больного и ныне беспредельно честного человека». Заканчивалось письмо просьбой убрать магнитофон из квартиры.
«Что за бред? — подумал Игорь Васильевич. — Какой магнитофон, какая слежка? Этот Гусельников явный псих!» Он повертел письмо в руках, не зная, что с ним делать, а потом написал на нем: «В архив».
Но Гусельников продолжал писать. Начальнику управления, в горком партии, в Министерство внутренних дел. И все письма стекались к Корнилову. Игорь Васильевич попросил сотрудников райотдела навести справки о Гусельникове. Оказалось, что он действительно болен. Уже несколько лет страдает психическим расстройством. А двадцать лет тому назад был приговорен к десяти годам заключения за крупные взятки — он работал в отделе учета и распределения жилплощади. Отсидел семь лет и все последние годы проработал сторожем на стадионе…
И вот теперь просится на прием… Что ему сказать? Как объяснить, что никакие магнитофоны никому уголовный розыск не подключает? Как разговаривать с больным? Не принимать? Но он опять будет писать во все концы.
— Ну так что ему сказать? — спросила Варя.
— Пусть приходит! — решился Игорь Васильевич. — Позвони, чтобы пропустили ко мне.
Варя удивленно посмотрела на Корнилова и хотела уже закрыть дверь, но Игорь Васильевич остановил ее:
— Нет, Варя, он больной человек, еще заблудится в наших коридорах. Сходи-ка за ним сама…
— И-и-и-горь Васильевич, — недоуменно протянула Варя.
— Иди, иди!
Через десять минут Гусельников сидел в кресле перед Корниловым и быстро-быстро моргал длинными белесыми ресницами. Он был высок, тощ как дистрофик, и вся кожа у него — и на лице и на руках — пестрела от крупных рыжих веснушек. Игорь Васильевич ожидал увидеть дергающегося психа с шалыми глазами, готового забиться в падучей, но Гусельников смотрел на него осмысленно и спокойно, и походил он скорее на старого доктора, чем на больного.
— Я вас слушаю, — сказал Игорь Васильевич.
Гусельников поерзал в кресле и, весь подавшись к Корнилову, сказал тихо, просительно:
— Уберите магнитофон, товарищ начальник. Перед вами как на духу — расквитался я сполна за грехи. Честно живу на свою кровную пенсию… — Он хотел что-то еще сказать, но в это время дверь отворилась, и снова вошел Семен Бугаев.
— Разрешите, Игорь Васильевич? — он подошел к столу.
— Что-нибудь срочное у тебя? — спросил Корнилов.
— Мне Варя сказала зайти к вам.
Игорь Васильевич усмехнулся. «Варюха, видать, решила, что с сумасшедшим надо разговаривать вдвоем». Сказал Бугаеву:
— Садись, поговорим вместе. — И, обернувшись к Гусельникову, отрекомендовал: — Это наш работник — старший уполномоченный Бугаев. Я думаю, он нам поможет…
Бугаев удивленно поднял брови.
— Товарищ Гусельников пришел к нам с жалобой на действия уголовного розыска. Обижается, что мы до сих пор следим за ним… Вмонтировали в настольную лампу магнитофон. — Игорь Васильевич в упор смотрел на Семена. Лицо у Корнилова было серьезное, и только глаза смеялись. — Товарищ Гусельников много лет назад совершил преступление, но стал честным человеком, сейчас на пенсии…
— Истинно так, — кивнул головой Гусельников, — доживаю свой век честно и праведно.
Игорь Васильевич улыбнулся, видя растерянность Бугаева. А про Гусельникова подумал: «Интеллигент-интеллигент, а прошлое еще напоминает о себе».
— Я пришел к выводу, товарищ Бугаев, — сказал Игорь Васильевич, — что наблюдение за Корнеем Корнеевичем Гусельниковым надо полностью прекратить. Полностью и навсегда, — повторил он с нажимом. Бугаев сидел с каменным лицом.
— Семен, ты поедешь сейчас с товарищем Гусельниковым и заберешь передающее устройство. У тебя есть ко мне вопросы?
Бугаев вдруг усмехнулся и отрицательно покачал головой. По тому, как блеснули его глаза, Игорь Васильевич догадался, что Семен наконец все понял…
— Товарищ Корнилов, — сказал Гусельников радостно. — Товарищ Корнилов… Я так благодарен, что вы мне поверили. Я старый, по гроб жизни честный человек…
— Корней Корнеич, — Корнилов встал. — Не будем терять время. Садитесь в машину вместе с сотрудником и поезжайте. — И, обернувшись к Бугаеву, сказал: — Семен, одна нога там, другая здесь. Ты мне будешь нужен.