Страница 42 из 48
— Долой Глагли! Долой человека! Поглядим, в состоянии ли ты раздавить нашу планету мизинцем! Позови-ка на помощь своего сыночка! — бушевали все, в то время как нас с Глагли тащили к чану с кипящим глицерином. Жар из чана уже опалил мое лицо. Тщетно пытался я сопротивляться.
— Окунем его! — требовала толпа. — Посмотрим, кто скорее лопнет!
Горячие пары окутали меня, жгучая боль пронзила все тело и…
Я сижу рядом с Венделем за столиком в саду. Мыльный пузырь все еще плывет над нами.
— Что это было? — спросил я пораженно.
— Одна стотысячная доля секунды! На Земле ничто не изменилось. Я вовремя успел передвинуть шкалу, не то они растопили бы тебя. В глицерине. Может, мне все-таки опубликовать статью об открытии микрогов? Как ты считаешь? Может, думаешь, что они нам поверят? Поди объясни им!
Вендель засмеялся, и мыльный пузырь лопнул.
А мой сынок пустил в сад новый.
Стенли ВЕЙНБАУМ
МАРСИАНСКАЯ ОДИССЕЯ
Стенли Вейнбаум (1902–1935) прожил короткую жизнь, оставив единственный сборник рассказов, принесших ему признание, как одному из родоначальников современной американской фантастики. Примерно до середины 30-х годов главенствовали в этом жанре Эдгар Райс Берроуз с бесконечной серией «марсианских» романов и его подражатели, переносившие на просторы космоса бесшабашные приключения в духе пресловутых «вестернов». Другое ответвление «сайенс фикшн» разрабатывало преимущественно изобретательскую тему, где героям отводилась чисто служебная роль. На этом литературном фоне первый же рассказ Стенли Вейнбаума «Марсианская одиссея», опубликованный в 1934 году в журнале «Вондер сториз», был оценен как новаторский. Личность рассказчика, переживающего удивительные приключения на Марсе, настолько же полнокровна и психологически убедительна, как и образ марсианина Твила, который становится, по существу, главным героем. В пределах логически обоснованной гипотезы автор проявляет незаурядную выдумку. Несмотря на то, что традиционные для того времени представления о «каналах» и природе Марса не подтвердились новейшими исследованиями, рассказ «Марсианская одиссея» привлекает гуманной настроенностью, тонким, психологизмом, непринужденным юмором.
Жарвис устроился поудобнее, насколько позволяла теснота салона АРЕСа.
— Воздуха! — радостно сказал он. — После разреженного воздуха снаружи этот кажется наваристым бульоном.
Он наклонился к иллюминатору за которым виднелся плоский и однообразный ландшафт Марса, освещенный низко нависшей «луной».[1] Остальные трое смотрели на него с любопытством и участием: Патц — инженер, Леруа — биолог и Гаррисон — астроном и начальник экспедиции. Дик Жарвис был химиком в знаменитом экипаже экспедиции АРЕСа, члены которого первыми из людей вступили на почву таинственного соседа Земли — Марса. Это было почти двадцать лет назад, когда сумасшедший американец Догени ценой собственной жизни усовершенствовал атомную установку. Эти четверо с АРЕСа были первым экипажем, которому удалось выйти за пределы системы Земля — Луна. Они заслужили этот успех, если вспомнить о трудностях испытаний — месяцах в акклиматизационных камерах на Земле, где они привыкали дышать разреженным воздухом Марса, борьбу крохотной ракеты, ведомой капризными реактивными двигателями XXI столетия, с безвоздушным пространством и самое важнее — встречу с абсолютно неведомым миром.
Жарвис осторожно прикоснулся к своему красному обмороженному носу, на котором шелушилась кожа. Он радостно вздохнул.
— Так что же? — отрывисто спросил Гаррисон. — Услышим мы наконец, что с тобой произошло? Ты улетел в заданном направлении на бортовой машине, десять дней от тебя ни слуху ни духу, и в конце концов Патц спасает тебя из какого-то сумасшедшего сражения, где тебе помогает неизвестное нам чудовище. Рассказывай же поскорее!
— Как мне было приказано, — начал Жарвис, — я обождал, пока Карл полетел на север, затем залез в свой летающий гроб и полетел на юг. Ты приказал нам, капитан, не садиться, лишь обращать внимание на интересные местности или предметы. Я включил обе съемочные камеры и летел на высоте двух тысяч футов. Этой высоты я придерживался по многим соображениям. Во-первых, она дает лучшее поле видимости, во-вторых, выхлопные газы при низком полете в разреженной атмосфере доходят до поверхности и вздувают пыль.
— Все это мы уже знаем от Патца, — нетерпеливо сказал Гаррисон.
— В полутораста милях к югу, — невозмутимо продолжал Жарвис, — поверхность стала похожей на плато — песчаную оранжевую пустыню. Я решил, что наше предположение было правильным и серая равнина, на которую мы опустились, в самом деле — Киммерийское море. Если так, то оранжевая пустыня — область, называемая Ксантом, и через каких-нибудь сто миль я долечу до следующей серой равнины — Крониумского моря, за которым простирается еще одна оранжевая пустыня, Тиле I или Тиле II. Так в действительности и оказалось.
— Патц установил наше местоположение еще десять дней тому назад, — недовольно воскликнул начальник экспедиции. Переходи же в конце концов к делу!
— Ну а теперь я расскажу о том, чего Патц не видел. — Жарвис притронулся к носу и продолжал: — Я знал, что в этот сезон можно рассчитывать на шестнадцать часов дневного света, поэтому надеялся вернуться после восьмичасового полета — почти за восемьсот миль отсюда. Но когда я пролетал над Тиле I или Тиле II, не знаю точно, это было почти в двадцати пяти милях от его границы, вышел из строя любимый мотор Патца!
— Почему? — озабоченно спросил Патц.
— Атомная воздуходувка отказала. Я потерял высоту и внезапно сел рывком на Тиле. Да еще стукнулся носом об иллюминатор.
— Я бы это исправил, — сказал инженер. — Держу пари, не было ничего серьезного.
— Может быть, — саркастически заметил Жарвис. — Однако машина забастовала. Ничего серьезного, но я должен был выбрать одно из двух: ожидать, пока меня здесь найдут, или возвращаться пешком — пройти восемьсот миль за двадцать дней, когда нам надо будет отправляться обратно. Сорок миль в день! — Он пожал плечами. — Я решился идти пешком, так как не мог надеяться, что вы найдете меня.
— Мы бы тебя нашли, — сказал Гаррисон.
— Возможно. Тем не менее я соорудил лямку из ремней, взвалил на плечи бидон с водой, опоясался патронташем и пистолетом, захватил с собой все, что мог унести из неприкосновенного запаса, и отправился в путь.
Начиная свое путешествие, я рассчитывал на ежедневный сорокамильный переход. Конечно, я не забыл захватить с собой и отапливаемый спальный мешок для холодных марсианских ночей. За восемь часов я прошел больше двадцати миль. Было утомительно брести по пустыне и ничего не видеть, даже ползающих биоподий Леруа. Но примерно через час я добрался до канала — это был высохший ров, шириной почти в четыреста футов и прямой как стрела. Мне показалось, что там есть вода. Дно канала было чем-то покрыто и напоминало прекрасный зеленый луг. Но когда я подошел поближе, этот луг расступился передо мной!
— Каким образом? — воскликнул биолог Леруа.
— Это были родственники твоих биоподий, травянистые, маленькие существа, не больше пальца, с двумя тонкими травяными ножками. Я поймал одного.
— Он у тебя с собой? — живо спросил Леруа.
— Я его отпустил. Мне надо было двигаться дальше, и шевелящаяся трава расступалась передо мной, чтобы опять сомкнуться, когда я проходил. Затем я снова достиг оранжевой пустыни Тиле. Я начинал уже проклинать вас, ребята, что вы за мной не прилетели.
— Мы пытались это сделать, дуралей! — сказал Гаррисон.
1
Имеется в виду один из спутников Марса. (Прим. перев.).