Страница 9 из 48
— Он же лежал под машиной… Но поскольку я был к нему ближе всех, то ноги рассмотрел хорошо — английские мокасины и полосатые темные брюки: их осветили мои подфарники.
— Ну что ж… Спасибо… Но только по законам шоферского братства вам следовало бы остановиться и спросить, не нуждается ли человек в помощи.
— Это верно, — смутился водитель милицейской машины, — но ведь никогда не знаешь, что случится за поворотом. Вот и экономишь время… Не останавливаешься…
В этом объяснении была своя правда, и Грошев вернулся из милиции на базу: надо наконец обследовать вентиляционное отверстие снаружи.
Вместе с оперативником Николай перекинул через забор пожарную лестницу и приставил ее к стене. Закончив операцию, Николай отряхнул руки, посмотрел вниз и увидел на ногах подошедшего в этот момент Камынина (начиналось его дежурство) английские мокасины. Что ж… Ничего удивительного в этом не было.
— Послушайте, Камынин, у вас есть полосатые брюки?
— Полосатые? — Камынин задумался. — Есть. Старые. Когда еду в дальний рейс, я их надеваю — в них не жалко полезть под машину. А так, издали, они вполне приличны. А что?
— Да так… Говорят, английские клерки носят полосатые брюки и темные пиджаки. Визитки, что ли… Вот я и подумал… Ассоциация, одним словом.
— Нет, визитки у меня нет. Я и пиджаки-то не очень люблю.
— Это кому что нравится… Машина у вас не отказывает?
— Ну как сказать… Нет такой машины, чтобы с ней что-нибудь не случилось.
— А вон там, возле бульвара, — Грошев, ни на что не надеясь, показал в сторону ливнестока, — не ремонтировались?
Камынин посмотрел в ту сторону и улыбнулся.
— Знаменитое место. Ливнесток там прикрыт решеткой, а она прогнутая… Если неаккуратно наедешь колесом, решетка становится на ребро и может пропороть покрышку. Там часто попадаются. И у меня был случай… Пропорол боковину, пришлось менять колесо. А жаль… Новая покрышка.
Нет, ну не бывает так, чтобы человек вот так легко шел в расставленные ему сети…
А впрочем?.. Может быть, это и есть система самозащиты опытного преступника — с голубыми глазами соглашаться с шаткими уликами и тем самым отводить внимание следственных работников?
Камынин куда-то ушел, а Николай перемахнул через забор, приставил лестницу к глухой стене и полез наверх.
Лестницы не хватило. Даже стоя на ее верхней ступеньке, Грошев не смог заглянуть в отверстие вентилятора. Только с большим трудом, балансируя, он дотянулся до решетки и почувствовал — она подается на него. Она вынимается наружу! Он обрадовался — еще одно подтверждение его версии — и чуть не свалился.
Спустившись на одну ступеньку и едва сдерживая противную дрожь в коленках, он инстинктивно стал отряхивать рукав пиджака и вдруг заметил, что пыли на нем нет. Несколько крупинок красного крошеного кирпича запуталось в ворсинках материала, а пыли нет. Значит, вентиляционное отверстие действительно протерли тюками.
Он все еще не верил в это — слишком уж узок лаз. Ребенок не дотянется до него с местной пожарной лестницы, а представить себе, что он принесет с собой более длинную, невозможно — слишком заметно и чрезвычайно рискованно. Да и никаких следов на стене не нашлось. Каждый ее кирпичик остался нетронутым.
Грошев спустился и вновь увидел Камынина, стоявшего рядом с оперативником.
— Ну что ж… Всего хорошего, Камынин. В поездку не собираетесь?
— Не знаю… Может, и съезжу. Есть на примете интересные луковицы. Кстати, напрасно вы обо мне на рынке расспрашивали — теряю доверие. Люди решили, что я спекулянт, и перестали идти на обмен.
— Донесли? — усмехнулся Николай.
— Нет. Просто я сам понял. Приехал, а со мной разговаривают… плохо.
— Ладно, — миролюбиво ответил Николай. — Замечание учту. Буду осторожней.
Итак, дорогу, по которой уходят с базы товары, Николай, кажется, открыл: вентиляционное отверстие. Но техники похищения он не понимал, хотя и предполагал, что товары можно было вытолкнуть только изнутри. Они скатились бы по крутому спуску в бурьян, и никто бы их не увидел. Впрочем, неясно, куда в таком случае девалась решетка. Внутрь она не подавалась.
Круг подозреваемых все еще был достаточно широк. Однако Грошев уже почти не сомневался, что без участия работников базы совершить хищение невозможно. С тем и явился на работу.
Ивонин молчал и думал. Потом сказал:
— Понимаешь, ход твоих рассуждений совершенно логичен и строен. Это настораживает. — Он вздохнул. — Когда все сходится, обязательно жди подвоха. В жизни никогда ничто не идет гладко и ровно. Всегда какие-нибудь неприятности, метания, несоответствия… Вот ты и задумайся. Еще раз… Потому что детские следы — это детские следы… Если твои догадки верны, значит, кто-то вовлек ребенка… За одно это нужно голову отвернуть. Но учти другое. Ребята, как правило, болтливы — обязательно поделятся своей тайной с товарищами. А те со своими… Попробуй поработай и с возможными малолетними сообщниками. Если версия подтвердится, то я уверен, что какой-нибудь мальчишка помогает преступникам, конечно, не из страха или выгоды, а просто из-за романтики. Хочется быть необычным и по возможности взрослым. Иметь свою тайну. И хотя все и логично, мне все-таки не верится в такое. Дети теперь не те.
На том они и расстались. Раздумывая над осложнившимся делом, Николай сам не заметил, как очутился у знакомой школы, вспомнил предупреждение Ларисы и отошел подальше, к углу, чтобы наблюдать за школьным подъездом.
8
Первыми, конечно, не выбежали, а вылетели из дверей мальчишки из младших классов. Кто-то с кем-то подрался, кто-то пошептался, и хотя часть ребят сразу же отправилась по домам, большинство еще крутилось возле школьного крыльца.
Потом степенно, группочками стали выходить девочки. За их угловатостью и наигранной оживленностью угадывалось и лукавство, и опасение, и неосознанное кокетство.
Едва они сошли со ступенек, как мальчишки с криком и гиканьем бросились на них. Даже сюда, к углу, донесся девчоночий писк — скорее счастливый, чем обиженный, глухие удары портфелей, мальчишечьи победные крики.
Потом, после короткой потасовки, обиженные девчонки, вздернув носы, стали расходиться, а мальчишки понеслись в разные стороны.
Казалось, что ни тем, ни другим уже нет никакого дела друг до друга. Но метров через сорок группочки стали сходиться и перемешиваться. Теперь девочки степенно, часто оглядываясь и поправляя волосы, шли впереди, а толкающиеся, кричащие мальчишки сзади.
Николай смотрел на эти сложные перестроения, вспоминал школу, узнавал и не узнавал в новых мальчишках самого себя. В школе Николай не слыл паинькой. И отметки подделывал, и девчонок лупил. Особенно тех, которые нравились. Вредных он просто игнорировал. Что ж… Жалобы Ларисы на трудности ее работы, в общем-то справедливы. Нелегкое у нее дело.
В этот момент из школы стали выходить подростки. Среди них тоже вспыхивали потасовки, доставалось и девчонкам, но все это делалось уже без той веселой, бесшабашной детскости, с которой жили младшие. Мальчики как-то резко подались в сторонку, и девочки пошли парами. Впрочем, девочками этих уже не назовешь… Крепкие, рослые, модно одетые, они держались независимо. Между девушками и парнями уже зародились смешение и смещение чувств, и разобраться в них им, вероятно, было очень сложно.
И тут Николай поймал себя на мысли о том, что он смотрит на школьников еще и как профессионал. Он прикидывал, кто из них может пролезть в вентиляционное отверстие, и понимал: такие школьники — рослые, крепкие — совершить преступление не могли.
Вскоре вышла Лариса. Она едва заметно, строго, «по-учительски», подумал Николай, улыбнулась, но не изменила походки. И он понял: она не хочет, чтобы ученики увидели ее с ним.
Он повернулся и медленно поплелся по дороге к центру. Лариса догнала его и взяла под руку.