Страница 4 из 47
Отдать оружие — значит оказаться в одиночестве, самом страшном, какое только можно придумать. Особенно, когда перед тобой стоят полтора десятка людей — пусть даже каждый из них едва доходит тебе до пояса. Так что я отлично понимал, почему медлит Пират. А тот, маленький, все так же стоял перед ним, требовательно протянув руку, и уверенно смотрел командиру разведчиков в глаза.
Потом старик решился. Он снял фламмер с груди. По едва заметному движению плеча я понял, что он выключил конденсаторы и отнял магазин. Теперь оружие больше не могло помочь ему, но и повредить тоже.
Маленький жадно схватил оружие. Остальные вмиг окружили его, головы склонились над незнакомым предметом. Старый Пират сделал шаг назад и остановился в ожидании.
Дальнейшее произошло мгновенно. Народец внезапно рассыпался; как раз в тот миг в голове у меня мелькнула тень догадки и исчезла, вытесненная событиями. На секунду Пират и предводитель человечков оказались друг против друга. Карлик вскинул фламмер. Пират не шелохнулся: он знал, что бояться нечего, хотя вряд ли ему было приятно. Затем ударила очередь. Обезвреженный фламмер ожил в руках карлика в режиме одиночных целей, и вряд ли хоть одна пуля прошла мимо. Старый Пират упал навзничь. Карлики завизжали, приплясывая, их предводитель скакал выше всех, и тут-то, в прыжке, его нащупал тонкий луч трассера — устройства, которое позволяет нам не расходовать заряды зря.
В следующий миг импульс испепелил бы плясуна, но Марк Туллий в повороте ударил стажера в челюсть. Бывалый разведчик успел бы уклониться, но стажер не успел: импульс ушел в небо, а Петя рухнул наземь и несколько секунд лежал, не приходя в себя. Мы провожали глазами уносящихся карликов, и тут снова началось: они менялись на бегу, теряли человеческий облик, и вот уже стайка птиц поднялась с поляны и исчезла за лесом, да еще несколько четвероногих, мчась галопом, скрылись за деревьями. Тогда Марк Туллий перевел взгляд на меня. Во взгляде был испуг.
— Да, — сказал я, — я тоже видел.
Марк Туллий засопел. Стажер очнулся и сел, всхлипывая. Марк похлопал его по плечу, а я сказал — вслух, чтобы Петя понял точно:
— Не спешить — первая заповедь разведчика, — паренек. Ты уж извини, но ты поторопился и мог сделать грязное дело. Пошли, Миша.
Я как-то сразу понял, что это было бы грязное дело. Марк Туллий кивнул, и мы быстрым шагом, не скрываясь, направились туда, где лежал Старый Пират.
Мы подошли; в глазах старика застыло удивление, маленькие дырочки наискось пересекали грудь; но фламмер не пулевое оружие, а импульсивное. Марк Туллий присел, попытался найти пульс — и отпустил руку командира. Потом повернулся ко мне и спросил — тут уж он никак не мог обойтись одними междометиями:
— Ты засек тогда — с тем?
Это было не очень членораздельно, но я его понял.
— Да. Через пятнадцать минут он был уже на дереве. Даже раньше.
Марк Туллий взглянул на часы, уселся и приготовился ждать, я тоже. Прошло восемь минут, потом Старый Пират вздохнул. Мы смотрели на него. Он медленно повернул голову, теперь его взгляд был уже осмысленным. Он подобрал под себя руку, сел и покачал головой.
— Ну как ты? — спросил я.
— Ничего, — буркнул старик. — Вот башибузуки, а?
— Да, — согласился я. — Но, понимаешь ли, они…
— Да понял я, — сказал он. — Тут, когда поглядел на них вблизи. — Он с усилием встал. — Однако ощущение не из самых приятных. Возраст, наверное…
— Они-то переносят запросто. Возраст, наверное, — согласился я. — Вот и Марк тоже догадался.
Старый Пират слабо усмехнулся.
— Не зря же, — сказал он, — Марк таскает с собой портрет Юрия Михайловича. Ему и карты в руки. Ну, топнули, что ли?
Мы повернулись и пошли туда, где ожидал нас угрюмый стажер. Он, кажется, даже поплакал немного, хотя в этом я не совсем уверен. Старый Пират сказал:
— Это что за траур? Похоронить меня решил, что ли?
— Да не стрелял я! — вместо ответа крикнул стажер. — Напрасно они меня! Не стрелял! Я только подумал — врезать бы сейчас ему — и…
Мы с Марком Туллием обменялись взглядами. Я подошел к стажеру и взглянул на индикатор фламмера. Заряд был полным; значит, ни одного выстрела стажер и в самом деле не произвел, а ведь трассер сработал, и импульс был, только ушел он в молоко. Я сказал Марку Туллию:
— Явление того же порядка. Ладно, что будем делать? Потащим раму?
— Зачем? — сказал Марк Туллий. — Полетим на катере.
Я напрягся и понял, что он хотел сказать. Старый Пират и стажер взглянули удивленно. Марк Туллий кивнул на Петю.
— Он.
— Понятно, — сказал я. — Он смог выстрелить, значит, и катер сможет поднять, если захочет.
— Пошли, — сказал Марк.
Мы пошли за рамой и стали запихивать ее в катер. Тут до Старого Пирата дошла наконец наша мысль.
— Ах, вот что! — протянул он. — Что ж, не лишено остроумия. Этюдьен, иди-ка сюда! — Он указал на водительское кресло.
Стажер нерешительно протиснулся мимо нас и сел.
— Сидеть всем! — скомандовал Степан Петрович, он же Старый Пират. — Держаться крепче!
Мы включили страховку.
— Ну, хорошо, — сказал Пират протяжно, — а теперь вези нас к кораблю.
Стажер не двинулся, на лице его снова возникло выражение обиды.
— Да мы не смеемся! — скачал я как только мог убедительно. — Ты ведь не стрелял в того?
— Нет! — сердито сказал Петя. — Не стрелял!
— Но очень хотел, правда? Очень, очень?
— Ну, хотел, — проворчал он.
— Мы так и думали. А сейчас тебе надо захотеть, сильно захотеть, очень, очень захотеть, чтобы катер поднялся в воздух, как при работающем двигателе. Понимаешь? Представить себе это так же ясно, как ты представил, что стреляешь в того человечка. Так, чтобы ты сам в это поверил, понимаешь? И мы поднимемся и полетим — так же, как эти летали на своих палочках, как они превращались в зверей, в птиц — в кого угодно, потому что очень хотели и сами в это верили. Понял? Давай, летим.
— Без мотора? — пробормотал стажер.
— Да ведь и они без мотора.
Он нерешительно моргнул.
— Лучше кто-нибудь из вас…
— Нет, — сказал Старый Пират. — Видишь, мы не сумеем так. Мы не можем в это поверить — слишком много мы прожили и хорошо понимаем, что к чему. Мы верим в оружие, а не в чудеса, знание абсолютных законов, подкрепленное синяками, слишком переполняет нас. А ты еще можешь захотеть — и поверить. Давай-ка, и не заставляй корабль ждать слишком долго. Дорога домой далека, а всем нам не терпится увидеть кое-кого из тех, кто остался на Земле.
Он прямо поэтом стал, наш старик, от волнения.
— Хорошо, — тихо сказал Петя, — я попробую.
Он закрыл глаза, сосредоточиваясь. Мы молчали, чтобы не помешать ему, и даже думали негромко, чтобы мысли не пробивались за пределы нашего мозга. Мы надеялись на стажера, недаром он был такой лопоухий и мягкий, и романтический блеск часто появлялся в его глазах.
Мы не обманулись в нем. Он положил руки на рычаги и устремил взгляд в лобовой овальный иллюминатор, и задышал чаще, и пригнулся — и через пару минут мы поняли, что он уже летит, только мы с катером еще оставались неподвижными. Значит, что-то мешало ему, какие-то остатки взрослого скепсиса и здравого смысла. Но помехи с каждой минутой становились все слабее. И вот катер — мы все это почувствовали — слабо дрогнул, словно лодка, стоящая на мели, когда прибой поднимает уровень воды и первая волна уже чуть приподняла дно. Затем катер дрогнул еще раз, сильнее — и плавно всплыл. Мы молча переглянулись. Катер набирал скорость. Еще несколько минут мы держались, кто за что придется, но потом поняли, что не упадем: стажер надежно держал катер в воздухе и вел к кораблю.
— Ты сказал «домой», — повернулся я к Пирату. — Но, в общем, насколько я помню, экспедицию посылали не затем, чтобы она потеряла катер и снова нашла его; задача была — установить возможный уровень цивилизации в этой зоне. Эта планета со всеми ее чудесами стоит вне цивилизации, она парадокс, не более. Так что дом мы увидим не скоро.