Страница 48 из 52
Керосиновый фонарь – узкий и длинный, как лошадиная морда, горит над окном моего детства.
_____
Комар тоненьким, гнусавым голосом поет о нежном летнем закате и человечьей крови.
_____
Зря не попал он в лапы дикарей. Надо было зажарить его на костре и сожрать. Чтобы не суетился. Один на необитаемом острове тридцать лет и… ни минуты покоя!.. В детстве я был лучшего мнения о Робинзоне Крузо.
_____
Когда я умру, извольте называть меня природой, а не покойником. Я честно заработал это право.
_____
Посмотрел на себя в зеркало. Господи, что стало с детством!
_____
Неужели был рассвет, свеча и тень кудрей на стене, скрип пера, игра ума… живой Пушкин? За окном старый Петербург, экипажи, цилиндры, Нева, розовые паруса, всхлип волны в тишине раннего утра?.. Мое-то утро где в ту пору?
_____
Отец стоит в черном пальто на сухом, прохладном тротуаре и держит меня за руку. Горят стекла домов под весенним солнцем; пахнет лаком пролеток и конским навозом. Я, совсем маленький, смотрю на все снизу вверх, мир видится мне пронзительно свежим и невероятным…
_____
Не могу не согласиться с Раманчаракой, что живем мы отвратительно, что загнали себя в каменные гробы, что плохо дышим, плохо жуем, что солнце, вода и воздух – редкие наши гости.
А все-таки жаль расставаться с нею, с этой жизнью, бросить ее, дуреху, в табачном дыму, захмелевшую, нервную, злую и дьявольски умную… у столика, где гора окурков, бутылки, бокалы, рыбий глаз на блюде и медленный рассвет за окном… Дороги очень сердцу фонари на улице, вонь бензина и хлора, крик паровоза в ночи, юбки и «тусклый огнь желанья», больницы, газетки, политика, события, голубое небо над полем битвы и под небом Андрей Болконский, атаманная блажь Тараса, глазища боярыни Морозовой, кудри Пушкина на снегу, солдатские песни, дрожь цыганки, хмельные гитаристы…
Не мыслю себе Федотова долго жующим пищу, Гоголя – в «ритме», Аполлона Григорьева – йогом… Как же мне бросить их на шестом десятке… Не могу, не хочу, жалко до слез!
_____
Апрель на церковном дворе. Я сижу на скамье. У ног проталина и прошлогодняя травка. С дерева глядит на меня ворона глазами темными и скорбными. Пахнет снегом и елкой. Бледный, заласканный ладаном и весенним ветром девственный лик монашки, священник в лиловой рясе, с гривой волос. За толстыми церковными стеклами смятенная дрожь свечей…
_____
Я в непрерывном отчаянии, даже без перерыва на обед. Я не шучу. Я говорю серьезно. Очень серьезно.
_____
Не спится Федотову, тревожит тяжкий дух околевшей собаки, лихорадочный говор врачей, жаркие лампы-молнии, нестерпимое обилие вещей, у дверей гробовщик… За решеткой дух смятенный, безумие, и руки, воздетые к небу, и крик панихидный…
_____
Старинный бал в русской провинции! Бледные квадраты окон на мостовой, и в квадратах – тени танцующих… Позвольте же вашу ручку, милая барышня, и будем кружиться в вихре вальса, пока отстучит сердце. Все-таки любопытное дело – появиться на свет, побыть и уйти!.. А под утро, когда гаснут звезды и ластится солнце к земле, распахнем окна туда, где красные лучи румянят кресты могил!..
_____
Мальчик стоит на берегу Невы возле памятника Петру. Он стоит совсем близко, не испытывая никакого трепета.
– Вот такого же коня подарил мне папа, только чуть поменьше, – сказал мальчик.
_____
У меня осталось совсем мало сил для других. Для себя ничего не осталось. Вот она какая – старость…
_____
Ох, устало сердце, с коих пор стучит, стучит, стучит, а дорога еще длинная, а в пути метель, пурга, гром, молния! Отдохнуть бы, что конь в поле, на припеке, уткнувши морду в душистую траву.
_____
Нет, я не верю в бессмертие! Я верю, что грозной золотой пылью буду носиться над вами во веки веков!
_____
Еще не стерлось детство в моей стариковской памяти, еще коптит керосиновая лампа, еще сопливится лед на весенней оконной раме, еще тревожат Гаршин и Надсон.
_____
Предместье старого Парижа. Нищета и бордели. Ночь, фонари, мелкий осенний дождь. Юбки, шляпки, зонты, коралловые рты… давно увядшие «цветы зла».
_____
В глубоком подвале – канделябры свечей, на стенах чернь портретов и крыла теней, на стульях – джентльмены во фраках, узкие длинные пальцы, в зубах сигары, и синий штопор дыма. В открытую дверь… снег, звезды и ветер, ветер, ветер!
Масонская ложа!
_____
Потушили рождественскую елку, и разом стемнело, как в ночном лесу. В темноте сияют хлопушки – серебряные и золотые, душит запах воска и елки, тревожит причудливый рисунок на ледовом окне. А уж внутри, в детской душе, завывают метели. Надолго. Навсегда. И не дождаться тихой погоды.
_____
Сбежали детство, отрочество, юность, зрелость. Сбежит старость. Все сбегут – один останусь.
_____
Заглянул на кладбище в яму, свежую, только отрытую. Тесновато?.. Нет?.. Примеряюсь.
_____
Старость, и тут же рукой подать – смерть. А ведь начинал я с детства. Как скоро ночь минула!
_____
Сижу у стола. А в это время мысли мои, подобно зайчикам на стене, играют где-нибудь за миллионы километров отсюда, в великой тишине мироздания.
_____
Александр Блок мечтал с кистенем уйти в лес, Лев Толстой – бежать к духоборам, Гоголя влекло ко гробу Господню. Вот уж не оседлый народ, эти русские писатели. Не то что иностранные, у тех крепкая задница.
_____
Когда я думаю о мироздании, меня пугает не количество, нет. Меня пугает качество.
_____
– Представьте, за всю жизнь не прочел ни одной детской книги!..
– А разве бывают взрослые?
____
Я уже не мечтаю о счастливой жизни, я мечтаю всего лишь о счастливой мысли.
_____
На столе передо мной труха моих сочинений, бедный, бедный плод ума, бессонных ночей, слез, стенаний, крика! А я все тот же… младенец, просквоженный ненужностью слов.
_____
Когда помру, чужие руки будут рыться в ящиках моего стола. Священный порядок, налаженный годами, разлетится вмиг.
О, как бы я злился, случись это при жизни, а в новом моем положении все едино: пропади они пропадом, эти ящики!..