Страница 53 из 67
— А я служил в истребительных. — Старик покрепче перехватил свою алюминиевую трость. — Еще в прежней флотилии — Б-3.
Никто ему не ответил. Солдаты перешёптывались, поглядывая на девушек, сидевших на соседней скамейке.
Старик сунул руку в карман куртки и извлек серый, грязный пакет. Медленно, дрожащими пальцами развернув рваную бумагу, он так же тяжело поднялся и, пошатываясь, неуверенно переставляя подламывающиеся ноги. Пересек посыпанную мелкой щебенкой дорожку.
— Хотите посмотреть? — На его ладони лежал блестящий металлический квадратик. — Я получил его в восемьдесят седьмом. Думаю, вас тогда еще и на свете не было.
В глазах молодых солдат вспыхнуло любопытство.
— Ничего себе, — уважительно присвистнул один из них. — Хрустальный Диск первого класса. Вас наградили такой штукой? — Он вопросительно поднял глаза.
Старик гордо хохотнул — правда, этот звук больше походил на хриплый кашель.
— Я служил под командованием Натана Уэста на «Уайнд Гайанте». И схлопотал свое только в самом конце, в момент последней атаки. Вы, наверное, помните: мы раскинули сеть на всем протяжении от…
— Вы уж нас извините, — как-то неопределенно сказал один из парней. — У нас с историей не очень-то… Наверное, меня тогда и на свете не было.
— Ну, ясно, — охотно поддержал его старик. — Шестьдесят с лишним лет прошло. Вы ведь слыхали о майоре Перати? Как он загнал их флот в метеоритное облако, когда они сходились для последнего удара? И как Б-третья месяцами сдерживала их? — Он горько, со злобой выругался. — Мы сдерживали их из последних сил, и нас становилось все меньше. И вот когда осталась всего пара кораблей, они ударили. Налетели, как стервятники! И все, что попадалось им на глаза, они…
— Прости, папаша, — солдаты дружно встали, собрали свои коробки и направились к соседней скамейке. Девушки искоса, застенчиво поглядывали на них и нервно хихикали. — Поговорим как-нибудь в другой раз.
Старик повернулся и яростно заковылял к своей скамейке. Злой и разочарованный, он бормотал что-то неразборчивое, плевал в искрящиеся капельками влаги кусты и пытался хоть как-то успокоиться. Но яркое солнце раздражало, шум людей и машин доводил до бешенства.
Он снова сел на скамейку, полуприкрыв глаза, скривив бескровные иссохшиеся губы в безнадежной и горькой гримасе. Никому не интересен дряхлый, полуслепой старик. Никто не хочет слушать его путаные, бессвязные рассказы о битвах, в которых он участвовал, никому не нужно его мнение о стратегии и тактике проигранной войны. Можно подумать, что никто даже и не помнит войну, разрушительным, всесжигающим пламенем горевшую в еле живом мозге старика. Войну, о которой он страстно хотел говорить, — если только удастся найти слушателя.
Вэйчел Паттерсон резко остановил машину.
— Ну вот, — сказал он через плечо. — Устраивайтесь поудобнее. Здесь нам придется постоять.
До тошноты знакомая сценка. Несколько сотен, а, пожалуй, и тысяча землян в серых шапочках и в серых нарукавных повязках. Плотными потоками они двигаются по улице, горланя лозунги и размахивая огромными транспарантами: ПЕРЕГОВОРАМ НЕТ! ПРЕДАТЕЛИ БОЛТАЮТ — МУЖЧИНЫ ДЕЙСТВУЮТ! НЕ НАДО НИЧЕГО ИМ ОБЪЯСНЯТЬ ПОКАЖИТЕ ИМ! СИЛЬНАЯ ЗЕМЛЯ — ЛУЧШАЯ ГАРАНТИЯ МИРА!
— Почему мы стоим? В чем дело? — удивленно хмыкнул сидевший сзади Эдвин Ле Марр. Отложив пленки с делами, он близоруко прищурился.
— Опять демонстрация, — устало откинулась на спинку Ивлин Каттер. — Она закурила, всем видом своим выражая отвращение.
Демонстрация была в полном разгаре. Мужчины и женщины, взрослые и школьники, напряженность и возбуждение, горящие ненавистью глаза. У некоторых в руках плакаты и транспаранты, у других — палки, обрезки труб; вооруженные люди по большей части одеты в нечто вроде полувоенной формы. Прохожие останавливаются на тротуарах, смотрят на колонну, кое-кто присоединяется. Одетые в синее полицейские перекрыли уличное движение; стоят с безразличным видом и ждут — не попробует ли кто-либо помешать демонстрантам. Никто, конечно, не пытается, дураков нет.
— Но почему Директорат не прекратит это безобразие? — возмущенно спросил Ле Марр. — Пары бронеколонн вполне хватит, чтобы восстановить спокойствие.
— Директорат, — холодно засмеялся его сосед Джон В-Стивенс, — финансирует их, организует, дает им бесплатное время на видеоканалах.
Глаза Ленарра близоруко, недоуменно заморгали. — Паттерсон, неужели это правда?
Теперь искаженные яростью лица были совсем близко, они с обеих сторон обтекали приземистый, сверкающий «бьюик». Хромированная приборная доска вздрагивала и слегка дребезжала от тяжелого топота ног по мостовой Доктор Ле Марр спрятал пленки в металлическую кассету и нервно огляделся по сторонам; втянувший голову в плечи, он очень напоминал перепуганную черепаху.
— А вы-то чего боитесь, — хрипло сказал В-Стивенс. — Вас они пальцем не тронут — вы ведь англичанин. Это мне надо бояться.
— Они свихнулись, — пробормотал Ле Марр. — Все эти идиоты, шагающие строем и рвущие глотки.
— Ну зачем же так сразу — идиоты, — спокойно повернулся к нему Паттерсон. — Они слишком доверчивы, вот и все. Они верят тому, что им говорят, равно как и все мы, остальные. Беда в том, что им говорят ложь.
Он указал на один из плакатов, огромный стереоскопический портрет, тяжело раскачивающийся в руках тащивших его людей.
— Обвинять надо его. Это он выдумывает всю эту гору лжи. Это он давит на Директорат, разжигает ненависть и насилие — что ж, его кошелек это может позволить.
С портрета смотрело суровое благородное лицо седовласого джентльмена, гладко выбритого и высоколобого. Крепко сложенный мужчина лет под шестьдесят, чем-то похожий на университетского профессора. Доброжелательные голубые глаза, твердый подбородок — одним словом, весьма впечатляющая фигура достойного и уважаемого человека с высоким общественным положением. А под этим портретом — личный лозунг, плод минутного вдохновения:
ВСЕ КОМПРОМИССЫ — ПРЕДАТЕЛЬСТВО!
— Фрэнсис Ганнет, — пояснил Ле Марру В-Стивенс. — Великолепный образчик человека, не правда ли? Земного человека, — поправил он себя.
— Но ведь у него очень благородное лицо, — запротестовала Ивлин Каттер. Разве может человек такой интеллигентной внешности иметь что-нибудь общее со всем этим?
В-Стивенс затрясся от смеха, но веселья в его иронии не было.
— Эти изящные, белые, чистые руки гораздо грязнее рук водопроводчиков и плотников, которые орут за окнами нашей машины.
— Но почему…
— Ганнету и его группе принадлежит «Интерплан Индастриз», холдинговая компания, контролирующая чуть не все экспортно-импортные операции внутренних планет. Получив независимость, мы и марсиане неизбежно влезем в его поле деятельности. Появится конкуренция. А так нас ограничивает нечестная, да что там — откровенно жульническая система коммерческого законодательства.,
Колонна приблизилась к перекрестку. Плакаты и транспаранты куда-то исчезли, в руках вожаков демонстрации замелькали булыжники и дубинки. Криками и жестами увлекая за собой остальных, лидеры мрачно двинулись к небольшому современному зданию, над которым мигала светящаяся надпись: «Кока-Кола».
— Господи, да они же собрались громить отделение «Кока-Колы»! — Паттерсон начал открывать дверцу машины.
— Ничего вы тут не сделаете, — остановил его В-Стивенс. — Да и вообще там никого нет. Обычно их предупреждают заранее.
Окна из толстого, прозрачного, как хрусталь, пластика разлетелись вдребезги, и толпа начала протекать внутрь маленькой, подчеркнуто щегольской конторы. Полицейские неторопливо профланировали мимо, зрелище им явно нравилось. Через разбитые окна на тротуар полетели столы, стулья, папки с документами, мониторы, останки компьютеров, пепельницы и даже веселенькие плакаты с изображением прелестей жизни на других планетах. Взметнулись черные языки едкого, копотного дыма — это кто-то поджег помещение тепловым излучателем. Теперь участники разгрома повалили наружу, счастливые и довольные.