Страница 44 из 67
Острая мгновенная боль пронзила все тело.
Я вскрикнул.
И тут случилось невероятное.
Трое рослых мужчин, изготовившихся к стрельбе, тоже вскрикнули, как будто от внутренней боли, лица их потемнели, точно обугливаясь, ближний, что скомандовал нам: «Стоять!..» — вдруг весь выпрямился и вспыхнул, как сухая коряга. Желтое веселое пламя выскочило из-под одежды.
Загорелась рубашка, дохнули дымом синие джинсы.
И напарники его тоже вспыхнули, корячась и падая на паркет.
Крик обрезало.
Три обугленных тела лежали в гостиной, спекшиеся лохмотья на них слабо дымились, а от дальнего, навалившегося на плинтус спиной, расползалось по цветастым обоям зловещее траурное кострище.
Миг — и загорелась салфетка под телевизором.
— В-в-ва… — Пожалуйста, осторожнее…
И тогда я понял, что сделал это не он, а я — выплеснув злобу наружу.
Раздумывать было некогда. Я повел уверенным твердым взглядом вокруг, и огонь, расползающийся по обоям, послушно остановился. А затем, пыхнув, сник, измазав копотью штукатурку.
Прекратили дымиться обугленные тела.
Зоммер, наконец, выкарабкался из кресла.
— Вы с ума сошли, — тонким голосом сказал он.
— Вы рехнулись. Вы чуть меня не убили…
Он сейчас нисколько не походил на бога — рыхлый пожилой обыватель, скомканный потрясением.
Во мне словно умерло что-то.
Дым расползался по комнатам.
— Ладно, — сказал я. — Ладно. Пойдемте отсюда…
— А куда? — спросил Зоммер, отряхиваясь.
— Есть одно место. По-моему, вполне безопасное.
— Это к вашей приятельнице?
— Не хотите — оставайтесь здесь.
И тогда Зоммер стих, оглянулся, зачем-то ощупал себя от бедер до подбородка, а потом замычал и, как ребенок, неловко переступил через сгоревшее тело…
Семинар был назначен на половину двенадцатого. Я явился в одиннадцать двадцать пять и, войдя в коридорчик, простершийся от конференц-зала до лестницы, был немедленно перехвачен Баггером, который выступил из дверного проема.
Вероятно, он специально меня караулил — взял под локоть и, не давая пройти, завернул в ту часть холла, которая примыкала к буфету.
— Мне надо с вами поговорить…
— Пожалуйста, Томас, — сказал я, незаметно отодвигаясь и пытаясь освободить зажатый пальцами локоть. Мне как-то не нравилось, что он меня держит. — Разумеется, я в вашем распоряжении.
— Тогда пройдемте сюда, — проговорил Баггер поспешно. И, затолкав меня за поднимающуюся выше роста горку цветов, разместил в закутке, который эти цветы образовывали. Журчала вода в фонтанчике, и сквозь декоративные камни высовывались глаза фиалок. — У меня есть для вас довольно неприятная новость…
Он облизнул губы.
— Слушаю вас… — Я тоже начинал волноваться.
Новость заключалась в том, что сегодня утром к Баггеру, который был членом Оргкомитета, неожиданно заявились два человека в штатском и, предъявив удостоверения Второго бюро, целый час задавали вопросы, касающиеся моего пребывания. Откуда я взялся, каким образом, не получив визы, въехал в страну, посылалось ли мне официальное приглашение на конференцию? С кем из участников я общаюсь? И не видел ли Баггер, чтобы ко мне приходили какие-нибудь посторонние? Они дали довольно подробное описание Зоммера. И просили: если такой посетитель появится, чтобы Баггер их известил по соответствующему телефону. Баггер, разумеется, отказался. В общем, стороны разошлись при взаимном неудовольствии. Старший в паре даже холодно намекнул, что теперь и у Баггера могут быть неприятности. Тогда Баггер вспылил и послал их к черту. На том и расстались. Представители Второго бюро зашли, в номер к Дювалю, а взъерошенный Баггер поспешил меня предупредить.
— Это, конечно, полное безобразие! — нервно сказал он. — Я не знаю уж за кого они вас тут принимают (да и если говорить откровенно, лично мне все равно), но смешно же искать среди нас наркомафию и террористов. Даже если вы, предположим, (простите меня, ради Бога!) агент КГБ, или как он там у вас сейчас называется, то и здесь они явно превысили свои полномочия. Конференция, в конце концов, не секретная. Все имеющиеся материалы будут опубликованы.
Баггер пригладил волосы. Было ясно, что он боится скандала. Член научного семинара — иностранный шпион. Все газеты, конечно, ухватились бы за такое известие. Пострадал бы престиж Конференции и Оргкомитет. Между прочим, сам Баггер — в первую очередь.
— Заверяю вас, что к КГБ не имею ни малейшего отношения, — сказал я. — Точно так же, как к наркомафии и к международному терроризму. Я действительно российский ученый, Санкт-Петербургский Технологический институт. Ну а то, что вам незнакомы мои научные публикации, так они, в основном, посвящены смежным вопросам. Я не чистый философ, я, так сказать, прикладник. Однако это — не преступление…
Баггер, наконец, выпустил из пальцев мой локоть.
— Боже мой, профессор, я, разумеется, верю вам. И не надо мне вашего удостоверения, оно все равно на русском. С визами произошла, конечно, какая-то путаница. Я бы лишь посоветовал обратиться в российское посольство в Париже. Кто их знает, быть может, потребуется юридическая защита… — Важное сенаторское лицо его вдруг на секунду застыло, а затем умильно расплылось, изображая приветствие. Полные яркие губы сложились сердечком. — Рад вас видеть, мадемуазель. Вы, как всегда, ослепительны…
Он неловко посторонился.
— Здравствуйте, господа, — сказал женский голос. — Вот вы где, оказывается, от нас скрываетесь. Любопытно, какие у вас секреты? Надеюсь, я не помешала дискуссии? — Тут же теплая гибкая уверенная рука просунулась мне под локоть, и Октавия, словно разъединяя нас, просочилась, представ во всем своем пылком великолепии: черные дикие волосы, как будто взъерошенные самумом, черные, полные вызова, блистающие глаза, черный брючный костюм из плотного бархата. Под костюмом на черной блузке светился в серебряной оправе топаз, а упругие алые губы были чуть-чуть приоткрыты. Она точно была готова к немедленному поцелую. — Что же вы, господа? Между прочим, семинар уже начинается…
Страстный взор ее обратился к Баггеру. И почувствовалось в нем какое-то непонятное ожидание. Словно бы она давала ему что-то понять.
Баггер даже смутился.
— Да, конечно, пора идти, — с запинкой выговорил он. Отступил и сдержанно поклонился, охватывая нас внимательным взглядом. — Мы вас ждем. Какой вы все же счастливец, месье Волкофф…
Ему, видимо, не хотелось оставлять нас одних. Тем не менее он вздохнул, отвернулся и двинулся через громадную широту вестибюля.
Встрепенувшаяся Октавия еще плотнее взяла меня под руку.
— Где ты пропадаешь? — капризно спросила она.
— Почему я не видела тебя сегодня за завтраком?
Мне пришлось провести это время с Бернеттами и Дювалем. Боже мой, они меня совершенно измучили!.. «Микрохимия естественных социальных движений»… «Миф как косвенный смысл биологического в человеке»…
Выразительно просияли белки закатившихся глаз.
— Бедная, — посочувствовал я.
Она быстро подняла горячие губы, и я тут же склонился над ними, почувствовав запах духов. Знакомое гибельное ощущение встрепенулось во мне — с негой темного номера, с дурманным ароматом жасмина. Колыхалась от сквозняка паутинная штора, и шумели за открытым окном парижские улицы.
Она медленно, почти незаметно прогнулась и коснулась меня поднявшимися лацканами жакета. Вкус жасмина усилился. Я увидел себя как бы со стороны: озабоченный, хмурый мужчина, непрерывно зачем-то оглядывающийся, в чуть примятом костюме и галстуке, провисшем под горлом.
Зрелище не очень-то привлекательное.
— Извини, дорогая, — ретировался я. — Мне надо позвонить по одному мелкому делу. Одна минута — и я снова здесь.
На мгновение мне показалось, что Октавия не хочет меня отпускать: мышцы левой руки ее как бы окаменели, враз и очень отчетливо затвердело плечо, пальцы стали вдруг жесткими, цепкими, деревянными.
Однако уже в следующую секунду Октавия, видимо, смилостивилась: