Страница 107 из 110
Весь день я работал над египетскими папирусами, но ни запутанные рассуждения древнего мемфисского философа, ни мистический смысл, заключенный в страницах старинных книг, не могли отвлечь мой ум от земных дел. К вечеру я с отчаянием отбросил свою работу. Я был очень раздражен на этого человека за его бесцеремонное вторжение. Стоя возле ручья, который журчал за дверью моей хижины, я охлаждал на воздухе разгоряченный лоб и снова обдумывал все с самого начала. Конечно, загадочность появления двух моих соседей я заставляет меня так настойчиво думать о лих.
Если бы эта загадка была выяснена, они перестали бы мешать моим занятиям. Почему бы мне не отправиться к их жилищу и не посмотреть самому (так, чтобы они не подозревали о моем присутствии), что это за люди? Я не сомневался, что их образ жизни допускает самое простое и прозаическое объяснение. Во всяком случае, ветер был прекрасный, а прогулка освежила бы и тело и ум. Я закурил трубку и отправился по болотам в том направлении, в котором скрылись оба моих соседа. Солнце уже стояло низко, запад был огненно-красный, вереск залит темно-розовым светом, вся ширь неба разрисована самыми разнообразными оттенками, от бледнозеленого в зените до яркого темно-красного на горизонте. Палитра, на которой создатель размешивал свои первоначальные краски, должна была быть огромной. С обеих сторон гигантские остроконечные вершины Ингльборо и Пеннингента глядели вниз на сумрачное, унылое пространство, расстилающееся между ними. По мере того как я шел вперед, суровые болотистые места справа и слева образовывали резко очерченную долину, в центре которой извивался ручей. По обоим сторонам серые скалы отмечали границы древнего ледника, морены от которого образовали почву около моего жилища. Измельченные валуны, крутые откосы и фантастически разбросанные скалы — все они несли на себе доказательства огромной силы древнего ледника и показывали места, где его холодные пальцы рвали и ломали крепкие известняки.
Почти на полпути по этой дикой лощине стояла небольшая группа искривленных и чахлых дубов. Позади них поднимался в тихий вечерний воздух тонкий темный столб дыма. Значит, здесь находится дом моих соседей. Вскоре я смог добраться до прикрытия из линии скал и достигнуть места, с которого можно было наблюдать за домам, оставаясь незамеченным. Это была небольшая крытая шифером хижина, по размерам немногим более трех валунов, которые ее окружали. Как и моя хижина, она, видимо, предназначалась для пастухов, но тут не понадобилось больших трудов со стороны новых хозяев для приведения ее в порядок и увеличения размеров жилья. Два небольших окошка, покосившаяся дверь и облезлый бочонок для дождевой воды — это было все, по чему я мог составить себе представление об обитателях этого домика. Но даже эти предметы наводили на размышления, потому что когда я подошел поближе, все еще скрываясь за скалами, то увидел, что окна были заперты толстыми железными засовами, а старая дверь обита закреплена железом. Эти странные меры предосторожности наряду с диким окружением и уединенностью придавали хижине какой-то жуткий вид. Засунув трубку в карман, я прополз на четвереньках через папоротник, пока не оказался в ста ярдах от дверей моих соседей. Дальше я не мог двигаться, опасаясь, что меня заметят.
Только я успел схорониться в своем убежище, как дверь хижины распахнулась и человек, называвший себя Хирургом с Гастеровских болот, вышел из дома. В руках у него была лопата. Перед дверью расстилался небольшой обработанный клочок земли, на котором росли картофель, горох и другие овоща, и он принялся за прополку, напевая что-то. Хирург был целиком погружен в свою работу, повернувшись спиной к домику, как вдруг из приоткрытой двери появилось то самое тощее создание, которое я видел утром. Теперь я заметил, что это мужчина шестидесяти лет, весь в морщинах, сгорбленный и слабый, с редкими седыми волосами и длинным бледным лицом. Робкими шагами он добрался до Хирурга, который не подозревал о его приближении, пока тот не подошел к нему вплотную. Его шаги, а может быть, дыхание наконец обнаружили его близость, потому что работавший резко выпрямился и повернулся к старику. Они шагнули друг другу навстречу, как бы желая поприветствовать один другого, и вдруг — я даже теперь чувствую тот внезапный ужас, который тогда охватил меня — высокий мужчина набросился на своего товарища, сбил его с ног и, схватив на руки, быстро скрылся с ним в хижине.
Хотя за свою богатую приключениями жизнь я видел многое, все же внезапность и жестокость, свидетелем которых я оказался, заставили меня содрогнуться. Возраст маленького человечка, его слабое телосложение, смиренное и униженное поведение — все вызывало чувство негодования на поступок Хирурга. Я был так возмущен, что хотел броситься к хижине, хотя не имел при себе никакого оружия. Но вскоре звук голосов изнутри показал, что жертва пришла в себя. Солнце тем временем опустилось за горизонт, все стало серо, за исключением красного отблеска на вершине Пеннингента.
Пользуясь наступающим мраком, я подошел к самой хижине и напряг слух, чтобы узнать, что происходит. Я слышал высокий жалобный голос пожилого человека и низкий грубый монотонный голос Хирурга, слышал странное металлическое звяканье и лязг. Немного спустя Хирург вышел, запер за собою дверь и зашагал взад и вперед, хватаясь за голову и размахивая руками, как безумный. Затем он почти бегом пошел по долине и вскоре потерялся из виду среди скал. Когда замер звук его шагов, я вплотную подошел к хижине. Затворник все еще бормотал что-то и время от времени стонал. Разобрав слова, я помял, что он молится — пронзительно и многословно. Молитвы он бормотал быстро и страстно, как это делает человек, чувствуя неминуемую опасность. Я был охвачен невыразимым трепетом, слушая этот поток жалобных слов одинокого страдальца, слов, нарушавших ночную тишину и не предназначенных для слуха постороннего. Я размышлял над тем, следует ли мне вмешаться в это дело, как вдруг услышал издалека звук шагов возвращающегося Хирурга. Я быстро приник к оконному стеклу и взглянул внутрь. Комната была освещена мертвенно-бледным светом, исходящим, как я узнал впоследствии, от химического горна. При его ярком блеске я увидел множество реторт и пробирок, которые сверкали на столе и отбрасывали странные, причудливые тени. В дальнем конце комнаты была деревянная решетка, похожая на клетку для кур, и в ней, все еще погруженный в молитву, стоял на коленях человек, голос которого я слышал. Его лицо, озаренное светом горна, вырисовывалось из мрака, как лица на картинах Рембрандта. Каждая морщинка была видна на коже, похожей на пергамент. Я успел бросить только беглый взгляд, затем, отпрянув от окна, побежал среди скал и вереска, не замедляя шага, пока снова не оказался у себя дома. Я был расстроен и потрясен в большей степени, чем мог ожидать.
Долгие ночные часы я метался и ворочался на подушке. У меня возникло странное предположение, вызванное сложной аппаратурой, которую я видел. Могло ли быть, что этот Хирург был занят какими-то секретными ужасными опытами, которые он производил на своем товарище? Такое предположение могло объяснить уединенность жизни, которую он вел. Но как примирить это предположение с теплыми дружескими чувствами между ними, свидетелем которых был я не далее, как в это утро? Горе или безумие заставляли этого человека рвать на себе волосы и ломать руки, когда он вышел из хижины? А очаровательная Ева Камерон, неужели и она была участницей этого темного дела? А загадочные ночные хождения, которые она совершала, не имели ли они целью встречаться с моими зловещими соседями? А если так, то какие же страшные узы могли связывать всех троих? Как я ни старался, я никак не мог найти удовлетворительного ответа на все эти вопросы.
Проснулся я на рассвете измученный и слабый.
Мои сомнения, действительно ли я видел свою прежнюю соседку в ту ночь, были наконец разрешены. Идя по тропинке, ведущей к болотам, я увидел в том месте, где почва была мягкой, отпечаток ботинка, маленького, изящного женского ботинка. Этот крошечный каблук и высокий подъем могли принадлежать только моей приятельнице из Киркби-Мальхауза. Некоторое расстояние я шел по ее следу, пока он не затерялся на жесткой, каменистой почве. И все же он указывал направление к уединенной зловещей хижине. Какие силы могли гнать эту хрупкую девушку сквозь ветер, дождь и мрак, через страшные болота на это странное свидание?!