Страница 57 из 68
— Элсбет, — я наклонилась к ней и положила ладонь на ее тонкое запястье, останавливая мелькание спиц. — Почему бы тебе не вернуться к брату, там с тобой хоть считаться будут?
— Не хочу сидеть на шее у Яана и его выводка. Я ведь тебе еще тогда, четыре года назад, говорила, когда замуж пошла.
— Портишь себе кровь из-за собственной гордыни. Жизнью своей бросаешься…
— Да мне ее и бросить некуда, — спокойно так говорит она. — Мир — скучное место, а жизнь — сплошной тяжелый труд. Что же мне, по-твоему, за солдатами бегать?
Я так и села.
— Да, — говорю, — если уж ты себе в голову чего забрала, тебя никто не своротит.
— Мэг, милая! — улыбается она, только улыбка у нее сухая, холодная. Лучше расскажи мне, как Гэвин, или расскажи сказку, ну хоть что-нибудь расскажи.
— Ага, что хочешь болтай, только советов не давай. Ладно уж. Слушай, мы тут надумали Томову арфу продавать.
Она вздрогнула.
— Нет. Не сделаете вы этого.
— Почему? — В меня словно бес вселился. — Его уж семь лет как нет. Умер, поди, а если жив, так не вернется.
— А ну как вернется все-таки? Арфа же ему понадобится, наверняка понадобится.
— Если он зачем и вернется, так — не за арфой.
— Но она же не ваша, как вы можете ее продавать?
— Ну а чья тогда? — вздохнула я. — По-моему, пусть уж лучше на ней играют. Чего она торчит тут попусту, а ведь когда-то она скрасила столько холодных ночей…
Мне показалось, Элсбет в обморок грохнется. Я видела, как оживает в ней память об этих ночах, поднимается и гаснет, точно костер, в котором слишком много дров.
— Наверное, вы правы, — говорит она и смотрит на свои загубленные работой руки.
— Я сон видела, ночей пять назад. Снилось мне, как он с холмов спустился и пришел к вам, одет весь в зеленое, а при нем — ни арфы, ни других вещей. Я его со спины видела, но это точно он.
Дверь внезапно распахнулась, в комнату ворвался холодный ветер. Мы обе вздрогнули. Могу поклясться, я. не забыла ее запереть, когда Элсбет вошла.
— Мэг! — донесся снаружи голос. — Погляди, что я нашел!
И Томас протискивается в дверь, держа на вытянутых руках Птичье гнездо, а в нем — два голубых яйца, странное дело по осени.
Он осторожно положил гнездо и тут увидел Элсбет. Она вцепилась в вязанье и сидит, не шелохнется. Потом говорит:
— Так ты вернулся.
— Да.
— А мне никто не сказал.
На меня не смотрит, словно меня и нет в комнате, словно весь мир существует только потому, что они в нем живут и смотрят друг на друга, совсем как той ночью, семь лет назад.
— Никто и не знал. Я недавно тут.
— Ты… надолго?
— Не знаю пока.
— Вид у тебя хоть куда, — говорит она, — тебе скитания явно на пользу.
Он тепло улыбнулся,
— Если бы ты знала, как далеко…
— И знать не хочу.
— Элсбет, — говорит он ей, — я должен тебе кое-что сказать.
Она ждет, и я тоже.
— Ты была права. — Он усмехнулся смущенно. — Чудеса есть. Я не очень-то верил, а ты точно знала. Там, в Эльфийской Стране, есть колодец, старый родник посреди зеленого леса. Рядом с этим колодцем стоит чаша. Ни одной птицы не слышно в этом лесу, только…
— Прекрати, — сказала она, не поворачивая головы. — Хватит с меня твоего стихоплетства.
— Хорошо, — покорно сказал он, — в другой раз. Но я столько должен рассказать тебе…
— Ас чего ты взял, — говорит она и принимается за вязанье, — что я хочу тебя слушать? Я замужняя женщина, Томас, у меня теперь нет времени для всякой чепухи.
Он быстро взглянул на нее и побледнел, как смерть. Неспособный кривить душой, он словно забыл, что остальные к этому еще не готовы.
— Когда? Зачем?
— Давным-давно. Женщине положено выходить замуж, Томас. Я нравилась Джеку, а его сиротам нужен был уход.
— Понимаю, — пробормотал он, хотя ничего не понял. Чувства, должно быть, подсказывали ему, что дело нечисто, но он утратил способность оценивать слова и поступки. — Только все равно позволь рассказать тебе, где я провел эти семь лет; это мой долг перед тобой, если хочешь.
— Я и так знаю, где ты был, раз лицо у тебя осталось таким же свежим, а руки нежные, значит, ни дня за семь лет не проработали.
— Элсбет, выслушай же меня! Я был там — очарованный…
Почему-то ему очень хотелось рассказать ей об эльфах, не то что нам с Гэвином.
— Ну, пожалуйста, выслушай. Я так долго ждал — я думал, что во всем свете только ты и поверишь мне. Я думал, ты поймешь.
— Я давно поняла, — отвечает она, — что ты сгинул куда-то на семь лет и словечка нам не сказал, а теперь думаешь уладить все парой красивых фраз. Тебе не приходило в голову, что мы могли и устать от твоей лжи?
Он хрипло рассмеялся-
— Лжи? Я больше не могу лгать. Это тоже эльфийский дар.
— Мне или тебе? То-то славный подарочек! Уж лучше бы ты вернулся с парой семимильных сапог или с сундуком золота. Но ты, видно, решил, что мы — люди простые, с нас и этого хватит. Не стесняйся, Томас, я готова выслушать историю и похлестче, раз уж тебе пришла охота выговориться.
— Про что же хочешь ты услышать? Как пошел погулять на Эйлдонские Холмы, а там красавица на белом коне с серебряными колокольчиками пообещала мне все богатства земные, стоит мне только отправиться с ней, бросив все, что мне дорого? И как я ушел, бросив арфу, оставив девушку, которую называл любимой, подчиняясь безумной прихоти, на которую только поэт и способен? Если ты семь лет помнила меня таким, что же удивительного в твоих нынешних речах.
Теперь и у Элсбет лицо было, как мел, только на скулах горели два красных пятна.
— Так вот в чем дело, — сказал он, поглядев на нее, — конечно же. Ты считала меня мертвым. А я — вот он, жив-здоров, чем и разочаровал тебя, верно?
Она замерла, словно обратилась в камень и вот-вот рассыплется от любого движения, а не то — испепелит его гневом.
— Мне бы хотелось, — говорит, — один-единственный раз услышать правду из твоих уст.
Он поклонился ей низко и учтиво.
— Как изволишь. Вряд ли она тебе понравится, но ты ее услышишь. — Теперь слова его лились без усилий, напряжение отпустило его. — Семь лет назад я лежал на зеленом холме, и ко мне приблизилась дама на белом коне с серебряными колокольчиками.
Так встретил я Королеву Эльфов. Вместе с ней, в одном седле мы понеслись быстрее ветра, пока не оставили позади пределы смертных. Мы пересекли реку, в которой текла кровь со всей Земли, мы миновали безжизненную пустыню, и белая дорога привела нас в Эльфийский Край. Я вспоминал тебя и Гэвина, и Мэг, и даже короля со всем его двором словно во сне, но вы-то были настоящие, это я жил в грезе, семь лет служа Королеве Эльфов.
По лицу Элсбет катились слезы и капали на пряжу. Борясь с подступающими рыданиями, она едва выговорила:
— Ты невыносимый лгун, Томас. Любой из нас так мечтает — мечтает, что в один прекрасный день к нам приедет кто-то на белом коне, украшенном лентами и колокольчиками, и увезет в золотой дворец, и назовет своим любимым. Всем хочется этого, Томас, а вот гляди ж ты, приезжают, конечно, за тобой! За тобой, арфистом, поэтом, красивым парнем с изящными манерами — за кем же им и ехать, если не за тобой!
Он все еще смотрел куда-то вдаль, как все рассказчики, а тут вдруг словно вспомнил про нее и умолк.
— Я не могу, — нерешительно начал он. — Во мне… Во мне ничего больше нет. У меня нет другой истории. — И он повернулся ко мне, такой молодой, неистовый. — Я не знаю другой истории, Мэг! Мэг, где же я тогда был, если не там? Что со мной приключилось?
Я только покачала головой.
— Элсбет, — повернулся он к ней, — чего со мной только не было! Тебе бы понравились мои рассказы, я точно знаю, что понравились бы.
— Хватит с меня сказок, Томас, — ее лицо припухло и покраснело от слез, но говорила она твердо. — Мне и своих хватает: о холодных зимах в Ридже, о детях, которые вечно орут, о бесконечных грязных горшках, о занозах от неструганого дерева и о том, как каждую ночь на тебя наваливается мужчина, потому что ты связана клятвой, и тем, что он дает тебе еду, чтобы не подохла с голода, и тряпье, чтобы прикрыть спину…