Страница 29 из 68
Баллада вроде была знакомая, а вроде и нет. Может, так за рекой поют, а может, Томас ее по-своему переделал, не знаю.
Когда он закончил, глаза у него были закрыты, а руки, привычные к арфе, недвижно лежали на коленях. Лицо какое-то просветленное, видать, его тоже песня захватила.
Мэг встала, взяла его лицо обеими руками и поцеловала в лоб.
— Томас, — сказала она, — с арфой или без арфы, но это была настоящая музыка.
Он коротко взглянул на нее и вспыхнул, словно мы узнали про него что-то сокровенное.
— Каждый зарабатывает себе на жизнь, чем может, — сказал он и пожал плечами.
— Ну, ну, приятель, — упрекнул я его, — человеку нечего стыдиться дара Божьего. Хорошая песня ничем не хуже доброго тележного колеса или крепкого горшка.
— Колесо, — повторил он, — горшок… Честный торговец. — Он тряхнул головой, как пес, когда блоху гоняет, и лукаво улыбнулся.
— Может, мне лавку открыть? Добротные стихи на продажу! Побасенки за полцены!
Мэг тут же вставила в тон ему:
— Ага, лавку, и еще жену хорошую, чтобы выручку берегла, пока ты по холмам шляться будешь после своих стихов да песен.
— Да разве ж найдется жена, — подхватил он, — чтоб была хоть вполовину так же хороша, как хлопотунья Мэг? — Томас нагнулся и поцеловал ее в морщинистую щеку, а она и не подумала отчитать его за нахальство. — Утром я уйду и буду молиться, чтобы успеть в Далкейт, пока не кончится свадьба. Старый герцог Колдшильд выдает свою дочь за барона Далкейта. По этому поводу ожидается большое веселье: арфы, псалтирионы, тьма-тьмущая акробатов, менестрелей и ученых медведей, а народ во всю глотку вопит: «Осанна!» Герцог лично пригласил меня, — Томас улыбнулся, — а вот дочка его, по-моему, не обрадуется. Как вы думаете, подойдет ей моя новая песня?
Что-то мне не понравилось в его улыбке на этот раз.
— Может, понравится, а может, нет, — говорю я.
— По мне, это не самая подходящая песня для новобрачной.
— Ну да? — удивился арфист.
— Думаешь, на свадьбе стоит петь про то, как дамы зазывают эльфийских рыцарей? Не знаю, как там жены баронов, только мой тебе совет: не надо бы здесь про это.
Он вроде как расстроился и говорит:
— Но ведь дама в песне умная и в конце концов своего добивается. Как она с ним справилась, а? А как ловко отшила его с этой загадкой про блоху… в ухе?
— Поостерегись, Томас, — сурово изрекла моя Мэг. — Гордость — плохой советчик и жестокий хозяин.
Он живо повернулся к Мэг, я думал, дерзость скажет, но вышло иначе.
— Я знаю, — с трудом проговорил он, — что гордость — горькая приправа ко всем делам человеческим. Я повидал мир, госпожа моя. В нем нелегко живется, если у тебя нет титула и земли. Смотрю я на вас двоих и завидую. Королева горшков и повелитель овец — вы добрые, щедрые люди. Но я видел много других замечательных людей, по-настоящему талантливых, вынужденных тратить все свои силы на поиски пропитания. Никто не перевяжет рану, если о ней молчать, никто не положит монету в сжатый кулак, что бы там ни заповедал людям Господь. Робкий менестрель, забившийся в угол трапезной и зарабатывающий своей арфой на хлеб, на кров и на пару подзатыльников в придачу, разом превращается в человека гордого и независимого, стоит лишь хозяину отлучиться ненадолго.
— Рифмач, — тихонько окликнула его Мэг, — а ведь с твоими песнями то же самое.
— А как же! Вот поэтому мне и достанется королевское золото.
— Ты уверен, что хочешь именно золота?
— Да кто же не хочет? — Он ловко подбросил и поймал свой красивый браслет. Сверкнувшее золото напомнило мне ярмарку у герцога… и еще кое-что. Но говорить про это я не стал. — Золото от короля, почести от придворных да доброе имя у простого народа, — с ними я легко получу ночлег, где захочу, а заодно и розу от какой-нибудь пригожей девицы.
Он наклонил голову и этак победно глянул одним глазом, словно рассчитывал дождаться похвалы от Мэг за такие речи. Дурак он, что ли? А если нет, тогда зачем прикидывается?
Мэг только фыркнула тихонько, продолжая размеренно тыкать иголкой в полотно.
— О розе не беспокойся. Парень ты видный, мнения о себе высокого. Правда, короли и благородные вертят тобой, как хотят, а ты, значит, им служишь… Одного не понимаю: на кой тут музыка нужна?
Томас ответил не сразу.
— Это — мастерство.
— Как с горшками или колесами? — чуть заметно улыбнулась Мэг.
Ловко она его! Причем, его же словами. Помнится, так же досталось Рыжему Хью, еще когда мы с ним вдвоем за ней ухаживали. Олух! У меня-то тогда ума хватило промолчать, ну, мне награда и выпала.
Томас окаменел лицом, но быстро отошел и слабо улыбнулся.
— Признаю, госпожа, ты победила. Сдаюсь. — Он низко поклонился и поцеловал ее старую, морщинистую руку. — Когда я приду в следующий раз, то принесу особую песню, правдивую от начала до конца, только для тебя написанную, и спою ее только тебе.
Услышав про «следующий» раз, мы с Мэг переглянулись. Уж не знаю, почему, но хотелось надеяться ещё на одну встречу.
— Ладно, послушаем, какая такая особая песня у тебя получится, — проворчала Мэг. — По мне, лучше бы тебе одной музыкой обойтись, не доверяю я этой твоей «правдивости».
— Я весь в вашем распоряжении, — учтиво произнес он.
— Вот и хорошо. У меня для тебя дело найдется.
— Повелевайте!
— Ну-ка, протяни руки. Мне надо шерсть смотать, а Гзвин для этой работы не годится. Руки-то у него корявые, что твои грабли.
Арфист покорно вытянул свои длинные, гладкие руки, и Мэг моментально его стреножила.
— Если соберешься поутру, — говорит она ему,
— будет холодно. Шарф не снимай. Пойдешь по-над речкой, к ночи доберешься до Окстонского Брода. Там живет дочка моей сестры, я кое-что передам для нее — вот тебе и ночлег.
— Непременно все исполню, — слегка растерянно отвечает Том. Может, по дороге великаны попадутся. Хочешь, я убью парочку в твою честь?
Мэг подергала шерстяную нитку.
— Оставь свои глупости. Лучше держи руки потверже. Если будешь болтать ими, толку мне от тебя никакого. Ты, наверное, знаешь, от Окстона до Далкейта неблизко…
— Знаю. Может, подвезет кто.
— А почему бы тебе прямо к королю не податься?
— спросил я его. — При дворе заработки, поди, получше, чем у графа.
Томас ответил не сразу.
— Уехал король. Где он остановится — неизвестно. Может, даже в Далкейте. Кстати, вы видали когда-нибудь тамошнего барона? В вашу дверь ему наверняка не пролезть. Руки что твои ляжки, а ляжки — с овцу каждая. Доспехи ему подносят трое пажей, да и то с трудом. Я наблюдал за ним в Колдшильде; цыплят он жевал целиком, как мы бы персики ели. А вот поди ж ты, от любовных песен плачет, особенно если дева в конце умирает.
Мэг, занятая своими нитками, проговорила:
— Знавала я одну женщину, вот уж страшна была! Нижняя губа до пояса, а уши ей приходилось на макушке завязывать. Приходилось ей лицо закрывать, словно язычнице какой…
Конечно, как у менестрелей водится, Томас эту историю без ответа не оставил. Так мы узнали о короле-язычнике Орфее. У него жену король эльфов украл и увел в Волшебную Страну. А Орфей, значит, был великим арфистом. Отправился он за своей женой к эльфам и сумел там своей игрой разжалобить королеву до слез. В конце концов жене его позволили вернуться вместе с ним в Срединный Мир. Но в Эльфийской Стране она уже успела съесть семь волшебных орехов. Это у эльфов такая еда особая, а для смертных она даром не проходит. Отныне бедняжка должна была каждый год семь дней жить в Эльфийской Стране.
Пока мы рассказывали друг другу всякие истории, пока ужинали, настала глухая ночь. Уже когда погасили огонь, я услышал, как Мэг, укрывая арфиста одеялом, говорила ему: