Страница 23 из 68
Погреб встретил его пустотой и тревожной тишиной.
— Миша, где ты?
Никакого ответа.
— Маша, отзовись!
Тишина.
Удалов ощупью добрался до темного угла, где только что скрытый ветками и тряпьем стоял бак с мальками. Но и бака не было — лишь мокрая щебенка под ногами.
Впереди был подземный сумрак — Удалов сделал несколько осторожных шагов, ступая по кирпичам и пыли, отодвинул доску — ив глаза ударил зеленый свет лесной чащи. К свету вели стесанные кривые ступени. На них темнели пятна воды. Кто-то волочил здесь бак, понял Удалов. Хорошо бы не враги — Миша этого не переживет.
Мокрые следы вывели Удалова к заросшей нехоженой тропинке, а та, через полсотни метров, к речке Скагеррак, той самой, что вытекает из озера Копенгаген и впадает в реку Гусь.
На берегу сидела и рыдала Маша. Возле нее валялся опрокинутый бак.
На коленях возле Маши стоял Миша Стендаль, нежно и неумело гладя ее темные зеленоватые волосы, и тоже плакал.
Удалов подождал с минуту, не желая прерывать горе друзей. Но потом все же поинтересовался:
— Что за беда стряслась?
— Я хотела… — ответила сквозь слезы молодая русалочка, — я хотела дочек спасти. Они же… эти… работорговцы, они бы их захватили.
— И что же ты сделала? — в ужасе спросил Удалов, уже догадываясь о страшном ответе. — Ты их убила, чтобы не достались врагам?
— Да ты что, Корнелий Иваныч, — испугалась русалочка, даже плакать перестала.
— Она их в речку выплеснула, — печально ответил Стендаль. — Уплыли мои девочки.
— Но они же могут заблудиться, простудиться, попасть в зубы щуке!
— Не терзайте мою душу, — ответила русалочка.
— Я думала, лучше смерть на свободе, чем жизнь в зоопарке.
— Это я ее научил, — горько, но не скрывая гордости за возлюбленную, сказал Стендаль. — У русалки должны быть высокие принципы.
Они замолчали и стали смотреть на быструю веселую воду узкой речушки.
— Может, их выловят, — сказал Удалов. — Ты скажи своим подругам, чтобы поискали.
— Нет, туда нельзя! — закричал Стендаль. — Там их поймают и отдадут в вертеп разврата!
— Нет, наши временно победили. Сейчас обсуждается проблема, куда эвакуировать русалок, чтобы скрыть их от коммерческих структур…
— Неужели… — но Стендаль оборвал себя. Он-то знал, что в нашей действительности справедливость торжествует лишь сугубо временно, и потом за это приходится дорого расплачиваться.
— Ну, может, сколько-нибудь поймаете, — сказал Удалов.
— Правильно! — к Стендалю постепенно возвращалась способность мыслить. — Ты возьмешь тех дочек, которых удастся отловить! Я останусь здесь, и мы с Удаловым будем каждый день ходить здесь с бреднем. Правильно, Корнелий?
— Только не каждый день, — робко возразил Удалов, но Стендаль его не слышал. Он был готов нестись в город покупать бредень для ловли мальков-русалочек.
— Ой! — прервал его мысли отчаянный крик Маши.
Удалов со Стендалем обратили взоры на середину речки, где из воды высунулась голубая пришлепка — голова пана Водограя, его белесые глаза смотрели бессмысленно и нагло, в открытой пасти желтели щучьи зубы. В толстой блестящей конечности он держал маленькую русалочку, которую только что поймал, и, не скрывая торжества, подносил ее ко рту, чтобы сожрать.
Замолкнув, Маша стрелой кинулась к воде и нырнула, подняв фонтан до неба. А так как речушка была всего метров шесть шириной, то вода в ней покачнулась и оголила сизое пузо водяного. Тот потерял равновесие и промахнулся мимо пасти — русалочка ударилась о его ухо, и в тот момент русалка Маша боднула Водограя и вырвала дочку, а когда водяной выскочил, чтобы погнаться за ускользнувшей добычей, подоспевший Стендаль долбанул водяного по студенистой голове осиновой дрыной так, что голова его ушла в плечи, на ее месте образовалась круглая впадина, подобная небольшому лунному кратеру.
В таком виде водяной, как заснувшая медуза, медленно и безвольно поплыл по течению. Удалов крикнул с берега:
— Ты его не до смерти?
Маша, которая нежила, гладила, согревала дочку, ответила за Стендаля:
— А он бессмертный… к сожалению.
Оставив дочку Стендалю, Маша нырнула в речку и поплыла по течению, надеясь догнать и перехватить хоть сколько-нибудь из дочерей, а Удалов отправился обратно к озеру, где уже началась погрузка русалок на белый корабль союза «Гринпис». Некоторые русалочки, поднимаясь на борт, сразу же начинали соблазнять экологов, но капитан строго осаживал пассажирок.
Удалов понял, что устал от всей этой колготни.
Незамеченный, он пошел по тропинке обратно к городу.
Настроение у него было плохое. Ведь история не знает обратных дорог.
Наталия Сафронова
В ПОИСКАХ БУДУЩЕГО ВРЕМЕНИ
Вот уже более двух десятилетий любители фантастики «со стажем» время от времени посещают Великий Гусляр. Вместе с его жителями они испытали множество невероятных приключений, чаще веселых, иногда немного страшноватых, но всегда, как было принято говорить в те времена, с «жизнеутверждающей» концовкой.
Что, впрочем, отнюдь не помогало литературной судьбе рассказов: каждый с большим трудом пробивался сквозь игольное ушко цензуры — то ли по причине интонации, то ли вполне угадываемого фрондерства автора и его едва спрятанной насмешки над очередными успехами строительства светлого будущего.
Откуда же теперь невеселые ноты в последней на нынешний день истории о наших давних знакомых?
Да и прав ли автор, грустно иронизируя над «рыночными» реалиями провинциального города?
Наш корреспондент решила сверить свои впечатления с наблюдениями К. Булычева, побывав в Нижнем Новгороде. Бывший Горький, конечно, помасштабнее Великого Гусляра, однако именно ему выпало стать рекламной вывеской «реформаторской мысли» в провинциальной России.
Что замечаешь с первого взгляда? Город кажется то ли притихшим, то ли слегка усталым, как всегда бывает после всплеска эмоций или ссоры. Буквально накануне «Дня принятия декларации о государственном суверенитете» город слушал симфонию протеста — заводские гудки и сирены включили «Красное Сормово», «Лазурь», «Полет», «Кварц», «Эталон» (ох, и красивые все названия). Оказавшаяся не у дел нижегородская оборонка «говорила» с властями. Оборонка всегда все знает заранее: как раз в эти дни президент страны готовил указ о сокращении армии и военного заказа.
День независимости пришелся на воскресенье, и правительство решило дать еще народу «отгул» в понедельник. Спрашивается, в радость ли людям дополнительный выходной, если многие давно уже заняты неполную рабочую неделю или отправляются начальством в отпуска, разумеется, неоплачиваемые?
Не так много народу собралось на торжества, проходившие в Нижнем под девизом «Виват, Россия!». Чтобы поднять энтузиазм горожан, власти решили подкрепить духовную часть чем-то земным. Местная газета «Губерния» сообщила накануне праздника на первой странице прямо под фотоэтюдом — светловолосый отрок с крестиком на груди — о том, что «предусмотрена торговля продовольственными и другими товарами». Однако, согласитесь, стимул не очень… Особенно если зарплату получаешь от случая к случаю, как об этом напомнили гудки и сирены. Еще года три назад стимул мог бы сработать, тогда с товарами, всякими, было туговато, зато зарплату платили всем, в точно отведенные для этого дни. Теперь же на Большой Покровской (бывшей Свердлова, улице центральной, вроде московского нового Старого Арбата) в первом городском частном магазине одних сыров — сортов шесть. Но, видимо, не по карману…
Прохаживались по центру туристы, слышалась английская речь, присматривались гости к расписным деревянным поделкам (и подделкам) астрономической цены. И совсем как на Арбате слегка заросшие творцы предлагали глянцевитые картинки: ландыши, березки, лукошки с ягодами и все такое — для отдохновения взора. Недалеко от магазина хрипловатый баритон, усиленный микрофоном, ностальгически пел про поручика Голицына и корнета Оболенского. Собрал он слушателей мало. Горожанам было не до ностальгии: к середине июня на огородах и садовых участках еще не кончили сажать картошку — весна в этом году очень задержалась.