Страница 19 из 21
Положение моё теперь было не таково, чтобы отказывать себе в некоторых прихотях, и я бывала на богомолье в самых отдалённых храмах, порой имея в пути немало развлечений, порой терпя лишения. Для моего своенравного сердца это была и отрада, и утешение.
Печалиться теперь мне было не о чем, и лишь мысли о том, когда же, наконец, мои младшие дети войдут в разум[112] и я увижу их в достойном звании, не давали мне покоя, заставляя торопить течение месяцев и лет. Что же до него, моей опоры[113], то я желала всем сердцем, чтобы ему уготована была радость встать вровень с людьми сановными, на это я очень надеялась.
В прежние дни была одна дама, с которой мы очень сблизились — день и ночь писали друг другу стихотворные послания. Хотя это было давным-давно, мы и потом не прекращали обмениваться письмами, пусть и не так часто, как когда-то. Но теперь она стала женой наместника провинции Этидзэн[114] и вместе с ним уехала из столицы. От неё не доходило ни звука, я не выдержала и послала с оказией весточку:
А она в ответ:
В первые дни третьей луны я отправилась далеко в Западные горы. Втайне от людских взоров, под покровом лёгкой дымки, тревожа душу своей прелестью, привольно и буйно цвела там сакура — лишь цветы и цветы крутом.
Когда мои семейные дела разладились, я затворилась в Удзумаса. От дамы, с которой мы часто беседовали во дворце, пришло письмо. Я как раз сочиняла ответ, когда послышались удары колокола, и я написала:
При дворе принцессы, в этой безмятежной светлой обители, было нас трое дам, душами сродных, и мы часто беседовали. Как-то вернувшись домой, я на следующее утро не знала, куда себя деть, так мне их не хватало, и я написала этим двоим:
Мне ответили:
И ещё одна дама так написала:
Одна особа, с которой вот так же мы были душевно близки и всегда поверяли друг другу печали и радости этой быстротечной жизни, теперь уехала в провинцию Тикудзэн[120]. Некоторое время спустя, когда на небе взошёл особенно яркий месяц, я вспомнила, как такой же ясной ночью мы встретились с ней во дворце и не смыкая глаз до рассвета любовались луной. С неясностью предаваясь этим воспоминаниям, я уснула, и мне словно наяву привиделось, будто мы снова с нею вместе во дворце. Я так обрадовалась, что пробудилась — это оказался только сон. Луна уже касалась гребня гор. «Уж лучше бы не просыпаться!»[121] — и обращая взор к месяцу, я сложила
Мне нужно было осенью поехать по делам в Идзуми[122]. После Ёдо[123] дорога была так красива, столько было интересного, что описать это у меня не хватит слов. Когда мы остановились на ночлег в Такахама, вечер был очень тёмный, и в густых сумерках слышался плеск от вёсел. Сказали, что это лодка певичек. Мои люди заинтересовались и поманили их пристать к нашему борту. Издали, при свете факелов, артистка выглядела изысканно, когда в своём кимоно с очень длинными рукавами пела, прикрывая лицо веером.
На следующий день, когда солнце уже заходило за кромку гор, мы добрались до бухты Сумиёси[124]. И небо, сплошь затянутое туманом, и верхушки сосен, и гладь моря, и берег с набегающими волнами были столь прекрасны, что никакой рисунок не смог бы этого передать.
Наша лодка уплывала прочь, а я, обернувшись назад, всё глядела и никак не могла налюбоваться.
Когда зимой мы возвращались в столицу, то садились на лодки в бухте Оцу[125]. Как раз в тот вечер поднялся ветер с дождём и так разбушевался, что казалось — скалы сдвинутся с места. Ударила гроза, волны с шумом бились о берег, неистово дул ветер. Всё это наводило ужас, и мне казалось, что жизни настал конец. Лодки наши втащили на высокое место, и там мы ждали рассвета. Утром дождь утих, но ветер всё так же дул, и плыть на лодке было нельзя. Пути нам не было, и мы оставались на том холме пять или шесть дней.
112
…когда же, наконец, мои младшие дети войдут в разум… — Вероятно, у автора дневника, кроме старшего сына Накатоси, были ещё дети, но точных сведений нет.
113
Что же до него, моей опоры… — Речь идёт о Татибана-но Тосимити, муже автора дневника.
114
Провинция Этидзэн — старое название земель, расположенных на территории нынешней префектуры Фукуи севернее города Цугару.
115
На просторах Коси// В снегу глубоком утонул. — Старинное название северного побережья острова Хонсю на территориях нынешних префектур Исикава, Тояма и Ниигата, один из самых снежных районов Японии.
116
В Сираяма — Белых горах… — горы северного побережья острова Хонсю называли «белыми» из-за обилия снегов в этих районах. Наличие вулканов создавало образ потаённого в снегах огня, и это обыгрывается в стихотворении.
117
На пенных скалах прибоя… — В этом и двух последующих стихотворениях служба при дворе уподобляется опасному морскому промыслу.
118
На каменистом взморье… — Стихотворение построено на омонимии слова «каи», имеющего значение «морские ракушки» и «выгода». Смысл стихотворения — тщета придворной службы, не принесшей этим дамам высокого положения или дохода.
119
Если бы не росла… — Пафос этого стихотворения в том, что служба при дворе ценна для автора лишь возможностью встреч с духовно близкими людьми.
120
Провинция Тикудзэн — старое название земель на севере нынешней префектуры Фукуока (остров Кюсю).
121
«Уж лучше бы не просыпаться!» — Аллюзия на известное любовное стихотворение поэтессы Оно-но Комати (IX в.), приводим его в переводе А. Долина:
Отсылка к любовному стихотворению позволяет предположить, что в действительности автор дневника тоскует не о своей знакомой даме, а о мужчине, и, скорее всего, это Минамото-но Сукэмити (см. коммент.87). Минамото-но Сукэмити по слркбе находился в это время в провинции Тикудзэн, как и адресат стихотворения.
122
Мне нужно было осенью поехать по делам в Идзуми. — Старая провинция Идзуми находилась на юге нынешней префектуры Осака. Возможно, автор дневника ездила навестить своего брата Сугавара-но Садаёси, который служил губернатором Идзуми.
123
Ёдо — местность на юге города Киото на берегу реки Ёдогава. От Ёдо героиня продолжала свой путь в провинцию Идзуми по воде.
124
Бухта Сумиёси — бухта в устье реки Ёдогава, неоднократно воспета в стихах.
125
Бухта Оцу — бухта в устье реки Оцугава, впадающей в Осакский залив.