Страница 55 из 60
Все эти мальчики бегут не от трудностей к легкости, а наоборот. Каждый из них с детским старанием, требовательно всматривается в жизнь, чтобы встать в ней честно и твердо, по принципу: на том стою и не могу иначе. Это не приходит без серьезных усилий. Так инфантильны ли они?
КОГДА В 60-Е ГОДЫ на Западе забушевали молодежные бунты, то свойственные этому движению богемное своеволие, разгул инстинктов, тягу к лозунгам маоцзэдунизма окрестили социальным инфантилизмом. Философ и социолог Ю. Н. Давыдов, посвятивший (совместно с И. Б. Роднянской) этому явлению книгу, рассматривает социальный инфантилизм как тип мировоззрения и социальную болезнь. Она заключается в нежелании определенной части молодежи, достигшей биологической зрелости, приобщиться к выполнению традиционных трудовых и общественных обязанностей, обзавестись семьей и т. д. И ферментом, и симптомом этой социальной болезни была контркультура, противостоящая фундаментальным, традиционным принципам западной культуры. Неприятие мира и установок взрослых имело самые различные проявления: от увлечения наркотиками, погружения в восточную мистику до крайностей сексуальной революции и ломки художественных традиций.
С молодежным движением, юношеским диссидентством тесно связана рок-культура. Она была неотъемлемой частью тотального, всеобщего противостояния миру взрослых. Молодежь, не принимавшая власти, всего строя общества, заявила: «Мы против вас». Первая часть формулы («мы») предполагает спайку, крепко сбитую стаю, чувство локтя, коллективизм, товарищество, в котором так уверенно и тепло незрелому, инфантильному сознанию: «Я живу тем, что мы вместе». Вторая часть («против вас») выражается во всестороннем вызове, эпатаже, от костюма и манеры держаться до душевного склада, некой ощетиненности. Напомним слова одного рок-подростка: «Меня зовут Улитка… Я просто убежал. Я не хочу ничего делать. Я не хочу лгать, не хочу обманывать, не хочу пробивать себе дорогу куда-то». Другие юные, поагрессивней, хотели и хотят если не «пробивать», то побивать все, что «не они», что принадлежит миру ненавистных «отцов».
Для рок-культуры достаточно характерны эта отроческая демонстрация мускулов, сверхгромкий звук, угрожающий ритм, прославление беспредельной раскованности, унижение всех видов и форм порядка, традиций в искусстве. Своего рода проявление «геройства», показ готовности к преодолению и покорению жестокой взрослой жизни.
Мы сказали об агрессивной ипостаси рока. Но он многолик, как сама инфантильность, как отрочество. Здесь всей системой воздействий утверждается позиция «человека в осаде»: я готов встретить угрозу, выстоять и победить.
Но не одна отроческая враждебность миру консерватизма, в том числе классической культуре, является содержанием рока, хотя он и родился из противостояния, как эпатаж. От 60-х до 90-х годов это часть контркультуры усложнялась. Простые ситуации (мальчик — девочка, я — ты, одиночество — общность), выпеваемые на сотни ладов, одевались в сложную инструментовку, варьировались. Как противоположные классике, как исконно свои, исполнялись и исполняются обработки народных песен.
И все-таки коренной признак рока — его вызывающая демократичность, простота, ставка на любительство (особенно в начале его развития), доступность для зреющего юношеского вкуса и сознания. В крайнем выражении — простота, граничащая с хаосом, как оппозиция усложненному и давящему порядку.
Подпочва радости, испытываемой юным слушателем рока, — это утверждение своего «я», своих чувств и своего единства в неприятии всего установленного. Это всяческое своеволие, которое, заметим, не так уже редко становится залогом действительного формирования самостоятельной личности.
СТРЕМИТЕЛЬНАЯ экспансия рока в России неудивительна. Наша молодежь, которой претили официально-догматические установки власти, особенно в области культуры, интимной жизни, запретительская направленность нашей идеологии, чутко уловила нерв протеста против косности, традиций и приняла его. Десятилетиями звучало: «Мы будем петь и смеяться, как дети». Нас хотели видеть детьми, прилежными и послушными. Патернализм, когда за вас думает, вами распоряжается, казнит и милует верхушка (отнюдь не выборная!), наподобие отца в патриархальной семье, в конечном счете приводит к недоразвитию, детству народа — гражданскому и человеческому. По выражению Ю. Н. Давыдова, у нас произошла инфантилизация общественного сознания и всей духовной культуры страны. Поэтому в наших, российских, условиях социальный инфантилизм вышел далеко за пределы молодежной субкультуры. Он принимал и принимает самые разные обличья: ожидание политического чуда («Вот приедет барин…»), слепота чинов-ника, не желающего ничего знать, кроме надобностей своего «шестка», неспособность пешки — функционера принимать самостоятельные решения, брать на себя ответственность. Вообще всякие формы отказа от самостояния, самоотчета.
— Как же это ты? Видел же, что вредно, несправедливо?
— Так приказано. Что мне, больше всех надо?
— Напрасно, Прокоповна, не пошла с нами: в кастрюльки лупили, шумели, было весело, — грузная пенсионерка, вернувшаяся с митинга, подруге.
Шли с портретами Сталина, царя, с иконами. Лица серьезные, отрешенно-мученические. Свойства этой толпы — исконно детские: поклонение силе — ведь ребенок чаще всего гордится сильным отцом. Отсюда нынешнее влечение нашего уличного люда к вождю, к твердой руке, жажда жить под сенью сильной, мощной власти. Детское легковерие бросает людей к тому и тем, чьи лозунги и обещания, пусть нереалистичные, радуют, тешат душу, сулят лучшее будущее. Всякий видел детей, ожесточенно секущих траву, топчущих червячков и жуков. Незрелому, слабому нужен кто-то враждебный, плохой, нужно творить расправу и тем утверждать себя в своей силе и правоте. Все это воспитывалось долго, планомерно — не чувство достоинства, собственной значимости, а иждивенчество, пассивность, послушание.
МЫ СОЗНАТЕЛЬНО нажимали на кнопки — значения термина «инфантильность», и каждый раз на экране загорался новый смысл, новый оттенок. Может быть, надо остерегаться этого понятия ввиду его неопределенности? Всякий раз его использование спотыкается о необъятность самого понятия «детскость», «детство». Как сказал философ Мамардашвили, человек — существо «долгое», «медленно выковывает себя во времени». Мы взрослеем, становимся, образуемся всю жизнь. Это и отличает сложное существо от простейшего. Следовательно, на каждом этапе нашего земного пути есть в нас детское. И само-то детское включает в себя несовершенство, продиктованное слабостью духа и плоти, и одновременно свежесть, ясность, здоровье, нечто рвущееся вперед и вдаль. Обещание.
Мы бы даже отважились утверждать: горе окончательно повзрослевшим. Ведь сказано в древности и на все времена: если не будете, как дети, не войдете…
«…Понимаешь, я себе представил, как маленькие ребятишки играют вечером в огромном поле, во ржи. Тысячи малышей, и кругом — ни души, ни одного взрослого, кроме меня. А я стою на самом краю скалы, над пропастью, понимаешь? И мое дело — ловить ребятишек, чтобы они не сорвались в пропасть. Понимаешь, они играют и не видят, куда бегут, а тут я подбегаю и ловлю их, чтобы они не сорвались. Вот и вся моя работа. Стеречь ребят над Пропастью во ржи. Знаю, это глупости, но это единственное, чего мне хочется по-настоящему. Наверное, я дурак».
ЗАВТРА
Мальчик или девочка? Чтобы выбрать пол своего будущего ребенка, прибегают к разнообразным более или менее научным методам. Вот один из них, который, пожалуй, имеет наиболее прочную научную основу.
Изучая обезьян-ревунов, американский ученый из университета Дюка в Чикаго профессор Кеннет Глэндер пришел к выводу, что пол потомства в основном зависит от того, какую полярность — положительную или отрицательную — имеет влагалище самки в момент зачатия. Оно либо притягивает, либо отталкивает, подобно магниту, сперматозоиды, которые порождают мальчиков или девочек. Полярность зависит от пищи, которой питалась самка в дни, предшествующие зачатию. Для проведения эксперимента на людях были выработаны два режима питания. Они соблюдались участницами в течение месяца, предшествующего зачатию.