Объятия незнакомца

– Месье Волеран! – крикнула она, резко остановившись. – Вы должны сейчас же объясниться!

Он равнодушно взглянул на нее:

– В чем, мадемуазель?

Она подняла кверху письмо.

– Почему оно не отправлено? Что вы задумали?

Глаза Макса сузились.

– Что это?

Лизетта почувствовала, что бледнеет от злости.

– Мое письмо к Мари! Вы держали его у себя и не собирались отправлять! – Ее внимание отвлек резкий звон в ушах. – Не понимаю, – сказала она, пытаясь неловко отступить, когда он стал подниматься по лестнице. – Не было никакой причины… Зачем вы сделали это? Зачем? – Она с трудом передвигала ноги и едва не споткнулась. – Не подходите ко мне!

Лицо Макса было необычайно спокойным, однако что-то в его глазах пугало ее.

– Как ты получила его?

– Не важно. Скажите… почему… – задыхаясь проговорила Лизетта, с трудом подняв руку и бросив ему письмо. Оно не долетело до него и упало на ступеньки. – Я хочу назад к моему отчиму… Лучше быть с Сажессом, ч…чем оставаться здесь лишнюю минуту. Я ухожу от вас!

– Нет, – холодно сказал он. – У меня есть план для тебя, и ты останешься здесь.

– Я ненавижу вас, – прошептала она, закрывая глаза. – Ненавижу… чего вы хотите? – Лизетта приложила руку к голове, пытаясь унять боль. Только бы она прекратилась. Надо успокоиться, чтобы иметь возможность ясно мыслить.

Внезапно выражение лица Макса изменилось.

– Лизетта, – прошептал он и обхватил ее за талию, чтобы поддержать. Его невероятно проницательные глаза неотрывно смотрели на нее.

Она пугливо попыталась вырваться.

– Нет… не прикасайтесь ко мне.

Его рука скользнула по ее спине.

– Позволь помочь тебе подняться наверх.

– Нет…

Однако, попытавшись освободиться от него, Лизетта споткнулась и упала в его объятия. Ее голова склонилась ему на плечо, а руки безвольно повисли.

– Макс? – послышался голос Ирэн, которая вышла из гостиной, услышав возню. В то же самое время позади нее появилась Ноэлайн. – Что-то неладное? Что случилось, дорогой?

Он не удостоил ее взглядом.

– Пошлите за врачом, – коротко сказал он и поднял Лизетту, взяв ее на руки. Ее тело оказалось неожиданно легким и слабым.

Лизетта стонала от боли и протестовала, когда Макс понес ее наверх. Горячие слезы выступили в уголках ее глаз. Находиться в его объятиях было невыносимо. Она из последних сил попыталась заставить его отпустить ее.

– Я могу идти сама, – всхлипывая, сказала Лизетта. – Я могу… пустите меня…

– Успокойся, – тихо сказал он. – Не сопротивляйся.

Путешествие до ее комнаты заняло всего несколько секунд, но Лизетте оно казалось вечностью. Ее щека по-прежнему лежала на плече Макса, и слезы намочили его рубашку. Она чувствовала жар и тошноту, а также отвратительное головокружение. Единственной опорой была широкая грудь Макса, к которой она прижималась. В таком состоянии Лизетта забыла, как сильно ненавидела его, и была благодарна, чувствуя биение его сердца и ощущая крепкие руки, поддерживающие ее ноющую спину.

На какое-то мгновение ей показалось, что она начинает чувствовать себя лучше. Макс положил девушку на кровать, и комната закружилась перед ее глазами. Она проваливалась в душный мрак, никто и ничто не могло удержать ее. Лизетта машинально вытянула руки, пытаясь спастись. Следы слез на ее лице уже высохли, и до ее ушей донеслись звуки незнакомого голоса. Она не могла понять, что говорил незнакомец. Ласковая рука убрала волосы с ее пылающего лба.

– Помогите мне, – прошептала она, полагая, что он может защитить ее от Волеранов, и не зная, что это был Макс.

Лизетта порывисто повернулась, чтобы избежать обжигающего облака, которое опускалось на нее. Незнакомец по-прежнему находился рядом с ней, расплываясь в огненно-белом пламени. Она пыталась что-то объяснить ему, а он, казалось, понимал ее неистовое бормотание.

– Все в порядке, – шептал он. – Все в порядке.

Ноэлайн, последовавшая в комнату за Максом, заглянула через его плечо и сложила руки, качая головой.

– Желтая лихорадка, – сказала она. – Доктор может не потребоваться. Болезнь протекает очень быстро. Сегодня человек кажется здоровым, а на следующий день умирает. – Она с жалостью посмотрела на страдающую девушку, как будто быстрая кончина была неотвратимой.

Макс угрожающе посмотрел на экономку, однако сказал ровным голосом:

– Принеси кувшин с холодной водой и того порошка, что мы давали близнецам, когда они болели.

– Каломель и ялапу, месье?

– Принеси побыстрее, – проворчал он, и Ноэлайн тотчас удалилась.

Макс взглянул на Лизетту, которая что-то бессвязно бормотала. Он осторожно отцепил ее руки от своей рубашки, и, хотя его прикосновения были очень нежными, лицо исказила мрачная гримаса. На губах застыли проклятия.

Ирэн поднялась вслед за Максом и, увидев его, поняла, что он зол. Но почему? Она была озадачена. Может быть, из сострадания к девушке? Или потому, что болезнь Лизетты помешает осуществлению его цели? Она решила проверить.

– Ее смерть, конечно, нарушит твои планы, сын мой, – произнесла мать.

– Она не умрет.

Ирэн печально посмотрела на Лизетту. Болезнь слишком быстро и с большой силой сразила ее. Девушка уже потеряла сознание.

– Есть вещи, неподвластные нам…

– Нет, – прервал ее Макс. – Я не хочу слышать об этом. И перестань говорить такие вещи при ней.

– Но, Макс, она же ничего не воспринимает…

– Она слышит все. Я не хочу ее расстраивать. – Он встал с постели и добавил:

– Оставляю ее пока на твое попечение. Когда прибудет врач, скажи ему, чтобы он ничего не делал без моего разрешения. Я не хочу, чтобы он пускал ей кровь.

Ирэн кивнула, вспомнив, как они едва не потеряли Жюстина, когда он заболел лихорадкой и ему обильно пускали кровь. Как и Макс, она очень сомневалась в эффективности этой процедуры. Ее собственная мать умерла, ослабев от чрезмерного кровопускания.

Макс вышел из комнаты, не взглянув на Лизетту. Ирэн проводила его взглядом, так и не догадываясь, о чем он думал. Это очень огорчило ее. Мать, которая не знает, что творится в душе сына! Других ее детей легко понять. Бернар иногда тоже проявляет характер, но никогда не бывает таким бесчувственным, как Макс. Младший, Александр, больше всех похож на нее – такой же добродушный и уравновешенный. Но Макс, безжалостный и замкнутый, порой кажется ей каким-то дьявольским отродьем, как некоторые называют его.

Ирэн и Ноэлайн по очереди сидели с Лизеттой первые сорок восемь часов. Ирэн проявляла большое терпение, которое требовалось при ухаживании за больной желтой лихорадкой. Спина ее болела оттого, что ей приходилось часто наклоняться и смачивать лицо Лизетты холодной водой. Сильные приступы рвоты, бред и ночные кошмары, едкий запах уксуса, которым они смачивали ее, – все было противным и изнуряющим.

Макс часто спрашивал о состоянии девушки, но правила приличия не позволяли ему самому заходить к ней в комнату. Он никуда не отлучался, все время находясь поблизости, в библиотеке, и занимаясь книгами счетов и документами за своим письменным столом.

Жюстину он не сказал ни слова, заставив его мучиться и ждать, когда придет возмездие. Хотя вопрос этот он не выяснял и не выслушивал никаких признаний, Макс подозревал, что именно Жюстин замешан в деле с письмом, зная способность своего сына создавать неприятности. Мальчик крадучись бродил по дому, избегая встреч с отцом и братом, в то время как Ирэн была занята, ухаживая за Лизеттой, и не беспокоилась о нем.

В те часы, когда взрослые были так или иначе заняты, близнецы обычно пользовались случаем, чтобы пошататься, сбежав от уроков с домашним учителем, посплетничать с приятелями или похулиганить в городе. Однако сейчас они были необычайно послушными. Жюстин страдал от угрызений совести, чувствуя свою вину, а Филипп искренне переживал за девушку. Казалось, весь дом погрузился в уныние, и тишину нарушали только бессвязные крики бредившей Лизетты.