Страница 71 из 74
В тот день моя группа играла в бейсбол на поле, разбитом в естественной чашевидной впадине, носящей название Хэмбоунской низины. Нас слишком много для этой игры, но, согласно правилам лагеря, основанным на законах мифических ки-вонка, каждый должен иметь шанс поучаствовать.
Поэтому наши команды доходили до четырнадцати игроков. У нас был питчер, кетчер, запасной кетчер, шесть полевых игроков и пять игроков вне поля. Вы скажете, что при таком раскладе поймать мяч положительно невозможно. На самом деле, учитывая уровень игры семилетних евреев/индейцев, положительно невозможно выбить мяч за пределы поля.
И все же в каждой группе людей неизбежно возникает своя иерархия. И среди двадцати восьми членов нашей группы во время распределения по командам меня отобрали двадцать восьмым.
Меня определили пятым «блуждающим» внеполевым игроком моей команды и втиснули четырнадцатым в очередь на биту.
В игре на четыре броска — когда нас позвали на ленч, команда противников лидировала со счетом 58:46, — я остался единственным игроком, не сделавшим ни одного броска.
После ленча, состоявшего из сандвичей из арахисового масла с мармеладом на белом воздушном хлебе, все расходятся по своим койкам для обязательного отдыха. После этого наступает время ремесел (я чеканю на алюминии морскую черепаху в качестве подарка родителям), а за ним купание в озере и ужин. На ужин нам предлагают жилистого перепеченного цыпленка и водянистую, разваренную брокколи.
После ужина ожидается специальное мероприятие. Все дети собираются в рекреационном здании. Сначала мы поем хором, потом смотрим кино (Микки Руни и его тогдашняя жена Элейн Дэвис в «Атомном ребенке» 1954 года) и разыгрываем призы.
Я всегда сочувствовал Руни за его невысокий рост, обилие жен и бесчисленные неприятности.
У главного воспитателя есть список всех ки-вонканов. Лист бумаги разрезан на маленькие полоски, на каждой написано имя одного из ки-вонканов.
Разыгрывается несколько призов, и каждый раз, как главный воспитатель вытаскивает бумажку с очередным именем, раздается слабый взрыв аплодисментов среди ближайших друзей победителя и гораздо более мощный хор разочарованных стонов остальных проигравших.
Некоторые получают записи модных песен. Другие — романы в бумажных обложках, в основном это жуткие истории о машинах-убийцах.
Я сижу вместе со своей группой, а наш воспитатель обменивается тайными взглядами с коллегой, которая устроилась рядом со своим отрядом маленьких обалдуев. Я бездумно рассматриваю большую комнату, в моей голове бродят какие-то смутные и неуловимые мысли. И тут я замечаю, что мои соседи тычут меня в бок пальцами, дергают за руки, шипят и показывают на центр зала.
Я смотрю туда и вижу главного воспитателя, который делает мне знаки, называет мое имя, приглашая подойти поближе.
— Израэль Коэн. Израэль Коэн, подойди сюда и получи свой приз.
По моему телу, от темени до кончиков пальцев, проносится энергетический разряд. В ушах шумит. Перед глазами вспыхивают ослепительные точки. Пальцы начинает пощипывать, словно я схватился за плохо изолированные провода.
Поднявшись со своего места, я пробираюсь к центру зала. Те несколько секунд, которые уходят на покрытие небольшого расстояния, окрашены какой-то странной химической реакцией, происходящей в мозгу.
Я выиграл.
Я выиграл.
Я выиграл.
Образы моего приза, один ярче другого, мелькали в моем растерянном мозгу, пока я шел по проходу. Я представлял себе коллекцию записей последних хитов. Я воображал себе полную библиотеку романов ужасов в бумажных обложках. Я мечтал о ярко-красном «Кадиллаке» с открывающимися дверцами.
Главный воспитатель запускает руку в коробку с призами и вручает мне приз. Это гигантский рулет «Тутси».
Я беру его и возвращаюсь на место. Мои соседи наседают на меня, требуя, чтобы я открыл рулет «Тутси», снял белую папиросную бумагу и обнажил коричневый зазубренный цилиндр внутри.
Вы можете подумать, что рулет «Тутси» не такой уж классный приз, не такая вещь, о которой можно мечтать. Но позвольте напомнить вам, что я был последним, кого отобрали на игру, что я был четырнадцатым в очереди на биту, что остался единственным игроком, ни разу не ударившим по мячу.
Я не был популярным ребенком, везучим ребенком. И все же я выиграл рулет «Тутси». Без предупреждения, без подготовки на меня обрушился триумф победителя в азартной игре. Аплодисменты моих соседей, их жадное желание скорее разделить со мной приз, нежели просто поздравить с удачей, только прибавляли пикантности моему сладостному удовлетворению.
Ни до, ни после этого я не испытывал ничего подобного, не был так по-настоящему счастлив. Ни финансовые триумфы, ни победы в сексе, ни экстатическое погружение в музыку, ни воспарения, достигаемые с помощью химических экспериментов, ни редкие соприкосновения с таинством в синагоге — ничто не может сравниться для меня со счастьем того момента.
Это было ощущение, знакомое лишь искушенным игрокам.
Искушенный игрок поймет меня без лишних разъяснений, а остальным не помогут и они.
Проклятый рулет «Тутси» сделал меня таким.
Раздался стук в дверь.
Я моргнул.
Я уже довольно долго смотрел в окно, отключившись от реальности, загипнотизированный сложным ритмом мигающих огней Рино. Стук в дверь. Это представители мистера Альберта Брауна пришли навестить меня в моем номере отеля «Скай Пэлас». Пришли Принимать Меры.
Отвечать ли на этот стук? Или забаррикадировать дверь тяжелым креслом? Спрятаться в шкафу, заползти под кровать, запереться в ванной? Есть ли смысл в любом из этих действий или я просто продлю свою агонию и усугублю злобу людей в черных костюмах, которые ворвутся сюда, если я не придумаю, как удержать их от этого. Впрочем, у них наверняка есть запасной ключ от моего номера.
Решение пришло само собой. Я открою широкие раздвижные двери, ведущие на балкон, и спрыгну со «Скай Пэлас». Я обрушусь на мостовую внизу. Я буду кричать, пока падаю, все время кричать, пока падаю, чтобы ни один невинный прохожий не пострадал от моего падения.
Перед моим мысленным взором возник номер завтрашней газеты Рино. «ТУРИСТ УБИТ ПАДАЮЩИМ ЧЕЛОВЕКОМ». А ниже подзаголовок: «ПОСЕТИТЕЛЬ КАЗИНО ВЫПАЛ ИЗ НОМЕРА ОТЕЛЯ». Они не буду знать, упал ли я, потеряв равновесие, выпрыгнул или был выброшен с балкона. Местная полиция обыщет мой номер в поисках разгадки моего последнего фатального полета. Они будут искать записку и найдут оригинал моего исходящего факса.
ПОМОГИТЕ! КТО-НИБУДЬ, ПОМОГИТЕ МНЕ! ПОЖАЛУЙСТА!
Это убедит их в том, что я был убит. Они попытаются выяснить, кто получил мое отчаянное послание. Отпечатывает ли факсовый аппарат номер телефона отправителя? Сохранилась ли такая запись на коммутаторе казино или на местной телефонной станции?
Но нет, люди в черном, конечно же, обыщут мой номер, когда обнаружат, что я прыгнул с балкона. Они найдут оригинал. Они конфискуют его, уничтожат, отдадут мистеру Альберту Брауну, который запрет его в сейф казино, пока хозяева не скажут ему, что с этим делать.
Зазвенел дверной звонок. Он наигрывал знакомый мотивчик «Ваше благородие, Госпожа Удача».
Вторя про себя мелодии, я приблизился к двери, тихо шагая по толстому роскошному ковру, которым был устлан мой номер. Спрятаться? Прыгнуть? Забаррикадироваться? Или просто стоять и ждать людей в черном, пассивно сдаться, когда они начнут свою мрачную и кровавую работу по Принятию Мер?
Песенка окончилась. Я протянул руку к ручке и повернул ее.
Я открыл дверь.
Она стояла там, глядя на меня.
Я разинул рот.
Она сказала:
— Вы не пригласите меня войти?
Я выдавил из себя приглашение.
Она вошла в номер, огляделась и спросила:
— У вас есть кухня?
Я сказал, что есть. Я заметил кухню три дня назад, когда осматривал номер, но не пользовался ею. Я не был уверен, работают ли еще кухонные приборы или их отключили, есть ли запасы в кладовой и скоропортящиеся продукты в холодильнике.