Страница 32 из 74
Когда ее фантазия иссякла, я подошел к кабинке.
— Я разорен и страдаю, я нуждаюсь в утешении Божьем, — сказал я. Высокая Задница — наша приходская мадре.
Она посмотрела на меня своими чересчур зелеными глазами и ответила:
— Через пару дней на планету прибудут туристы. Церковь сможет опять открыть лавочку.
— Аминь, сестра, — сказал я.
На Новом Марсе три типа гуманоидов. Первые — это туристы с Земли. Эти бараны богаты и стремятся «расширить кругозор». Они радуются возможности приобщиться к грубой пограничной жизни и смотрят на нас как на очередную фантазию. Некоторые искатели приключений с благодарностью спускают все, что привезли. Это составляет тему потрясающих рассказов на Земле.
Второй тип — это выходцы из беднейших классов Земли. Таковыми были предки наших предков. Те из них, что выжили, заняты усовершенствованием цивилизации. До войны у нас дела шли неплохо.
Третий тип — это фронтовики. На Земле предпочитают не видеть изуродованных ветеранов. Поэтому жертвы белатринского мозгового оружия бродят по нашим пыльным улицам, получая приличные пенсии. Некоторые, как Эд, даже «прошли переобучение» для социально полезных занятий вроде барменства.
Церковь в полном составе готовилась к прибытию туристов. Кто-то надел на Эда новый костюм и вытер ему слюни.
Туристы всегда заходят в «Одиссей». Он такой жалкий. Полный местногоколорита.
В бар ввалилось стадо: сначала парочка, более бдительная, чем система безопасности Нового Марса, затем женщина с рысью на цепочке, затем двое мужчин в пробковых шлемах профессиональных антропологов и наконец толстый человек с покатыми плечами и печальным взглядом.
Я сидел рядом с Эмбоем Файерстедом, который играл роль пьяницы, слишком много и слишком громко выступающего.
Высокая Задница сидела в кабинке с фальшивым кабелем на голове. Она внимательно следила за прибывшими из-под полуприкрытых глаз, оценивая их возможности.
Женщина с рысью направилась прямиком к бару, и рысь заказала мартини.
— К нам нечасто заходят рыси, — сказал Эд. — С вас пять кредитов.
— С такими ценами они к вам больше и не зайдут, — заметила рысь.
Грустный толстяк уселся за столик рядом со мной и Эмбоем. Кожа у него была белая и влажная, глаза бледно-серые, линялые. Я взглянул на Высокую Задницу, и она кивнула мне. Не люблю я грустных толстяков — в них есть что-то необъяснимо отталкивающее — какой-то терпкий запах запретных миров, как говорят в дешевых мелодрамах. Но я не слышал, чтобы Высокая Задница когда-либо ошиблась в определении Большого Игрока. Она различает их за километр. Жаль только, что у нее абсолютно отсутствует талант к игре. Наверное, предки ее предков остановились на полпути в Дельфи.
Эмбой, стопроцентный болван, начал разглагольствовать:
— Я знаю, что это дело верное, но у меня нет ни гроша.
Я сделал ему знак заткнуться.
— Мы пробовали в прошлые выходные. Совсем маленькие картинки, да и все остальное — как и должно быть, — сказал Эмбой.
— Послушай, деньги будут наши. Заткнись об этом сейчас.
— Мне могло бы повезти, — сказал Эмбой. — У меня было шесть к одному.
— Заткнись. Ты слишком много выпил и можешь все испортить. Если тебе когда-нибудь и повезет, ты все равно деньги пропьешь. Я отвезу тебя домой.
Краешком глаза я наблюдал за толстяком. Он все наматывал на ус. Я заметил жадный огонек, вспыхнувший в его серых глазах. Когда вы видите такой огонек, считайте, что дело в шляпе. Остается только позволить упрямому лоху самому залезть в ваши силки.
Я встал и начал поднимать расслабившегося Эмбоя. Эмбой приподнялся наполовину и сделал три падающих шага в сторону столика толстяка. Я попытался выровнять его, и толстяк, будучи, как мы и рассчитывали, воспитанным лохом, подхватил Эмбоя слева. Вместе мы заковыляли к двери.
— Друзья мои, — растроганно сказал Эмбой.
— Спасибо за помощь, мистер, — сказал я. — Но, думаю, теперь я сам дотащу его до дому.
— Меня зовут, — представился лох, — Сэмюэль Миллар, и мне не хотелось бы бросать вас на произвол судьбы. Позвольте помочь вам.
Я ухитрился протянуть ему руку через обвисшее тело Эмбоя.
— Я Корки Каллин. Буду очень благодарен, если это вас не затруднит, мистер Миллар.
Мы вдвоем подхватили Эмбоя, содрогавшегося от жестоких рвотных спазмов. Жителя приграничья не убедило бы это притворное опьянение, но, поскольку на Земле алкоголь неизвестен, турист может купиться на подобный спектакль. Верь огоньку жадности,всегда поучала нас Высокая Задница.
Мы тащили его по улицам Гелиум Новум, а свет двух серебристых лун преломлялся на городском куполе в призрачную радугу. Можно было услышать завывание кровососущих псевдонасекомых, которые охотились там, снаружи, за своими ночными жертвами. Наконец мы добрались до захудалого жилого комплекса, где жил Эмбой. Начав карабкаться по ступеням, он решил придать окончательный блеск своему представлению и упасть прямо на Миллара. Эмбой быстро отпрянул от туриста и упал по-настоящему. Тут он вскочил на ноги — я догадался, что он пытается показать, будто происшествие отрезвило его. Коротко попрощавшись, он юркнул в дверь.
Миллар повернулся и спросил:
— Вернемся в «Одиссей»?
— Уже поздно, — сказал я. — Я пойду спать.
— Нет, — сказал он. — По-моему, у нас с вами есть что обсудить.
— Не вижу, что бы это могло быть. Вы богатый турист, только что прибывший в бедный приграничный мир, а я просто нищий абориген, о котором вы будете рассказывать друзьям, вернувшись на Землю. Все-таки я пойду спать.
— Послушайте, не поймите меня превратно… я ведь помог доставить вашего друга, разве нет?
Мы двинулись вдоль тротуара. Я намеревался закинуть крючок еще до того, как мы доберемся до «Сплендид-отеля». Это была единственная гостиница в Гелиум Новум, и я знал, что он остановился там. Я хотел, чтобы ему было о чем помечтать ночью.
— О’кей, — сказал я. — Может, вы и порядочный парень, а может, и нет. Чтобы рискнуть, одной порядочности маловато. Для этого еще нужно крепкое нутро.
— Думаете, я бы здесь был, если бы у меня было слабое нутро?
Это был вопрос типичного туриста; они считают себя великими авантюристами, поскольку осмелились путешествовать в то время, как на другом конце галактики идет война.
— Пожалуй, — признал я, — в этом есть резон. Вы не такой, как все эти бараны.
«Нет же, — подумал я, — надеюсь, что ты именно богатый баран».
— Так что это за риск и что за игра?
— В самой игре нет риска. Это дело верное. Однако мы имеем дело с сирианским синдикатом, который не обрадуется, узнав, что мы играем наверняка.
— Одно неверное движение, — сказал он, — и ты просыпаешься от стука клешней, разбивающих твой череп, словно ореховую скорлупу.
Я попытался припомнить, в какой дешевой фантазии была подобная сюжетная линия.
— Точно, — сказал я.
— Сколько мы можем выиграть?
— Выигрыш, — сказал я, — зависит от того, сколько наличности мы сможем поставить.
— В таком случае наш выигрыш потенциально неограничен.
Я прекрасно укладывался в график: мы стояли на пересечении двух теней «Сплендид-отеля». Я протянул руку.
— По рукам, партнер, буду завтра утром с подробностями.
Он пошел к себе. У меня впереди была долгая ночь, чтобы все подготовить. Это была хорошая ночь. Бог помогает тем, кто сам себе помогает.
Церковь Бога-Игрока арендовала зал в центре города. Высокая Задница занавесила окна, установила мониторы, организовала продажу билетов. Она принимала официальные трансляции соревнований и редактировала их. Стопки денег были церковным фондом для подкупа чиновников, статистами выступали прихожане Церкви. Половина дохода от аферы пойдет прямо в церковную казну, но после уплаты всех расходов я смогу получить остальное. Если мне повезет, а я, черт возьми, чувствовал, что мне повезет, я смогу огрести тысячу, а то и две с половиной. Я знал, что Эмбой сооружает заветную штуковину в своей берлоге.