Колесо Фортуны

Рубен тихонько прочистил горло.

— Хотелось бы напомнить вам о маленьком украшении нашего Лаки, — сказал он.

Все глаза повернулись в сторону Лаки, который и сам забыл об опоясывающей его лоб тонкой проволочке с миниатюрным глазом и ушками, которые транслировали все, что он видит и слышит, на корабельный передатчик, а тот, в свою очередь, незамедлительно отсылал все это домой, где информация перерабатывалась в программу виртуальной реальности. Носить подобный передатчик было таким же обязательным требованием, как поставить отпечаток пальца на отказ от претензий; пятьдесят других победителей лотереи получат копии отредактированных версий программы, с тем чтобы испытать — почти — наиболее острые моменты, свидетелем которых станет Лаки. При этом выбрасывались долгие периоды бездействия и скуки. Тем не менее розыгрыши этих виртуальных путешествий пользовались меньшим успехом, чем реальные полеты, за исключением тех редких случаев, когда выигравший действительно погибал в аварии или от несчастного случая. Лаки предпочитал не рассматривать эту вероятность, так же как и то, что крылось в темной стороне человеческой природы. Дело заключалось в том, что изображение колышущихся усиков и всего того, что о них было сказано, уже находилось на пути к Земле, и остановить этот процесс не было возможности.

— Ну и что? — сказала Берта, повернувшись к Лаки с вызывающим видом и обращаясь непосредственно к приемнику на его лбу. — Вы думаете, у кого-нибудь возникнут иные чувства, нежели те, что я высказала? Мы не можем допустить ни малейшего риска столкновения Земли с этой штуковиной, вы же знаете.

Задание казалось таким простым, подумал Лаки. Люди даже не побеспокоились дать астероиду имя — наподобие Бронсон Альфа или Беллус, как назывались космические разрушители в примитивной видеоленте его родителей «Когда миры столкнулись», либо имена мифических Кали или Шивы, вроде тех, которые авторы других рассказов навешивали на воображаемые тела, угрожающие родному миру. Нет, люди просто испустили всемирный вздох облегчения по поводу того, что человечество продолжило победоносное завоевание небес и создало приборы, способные вычислять и уничтожать угрозу задолго до того, как она станет неотвратимой.

И вот теперь…

— Хорошо, — сказал Роджерс. — Сделаем вот что. Берта, ты продолжай свое дело и устанавливай автоматические буры для бомб. Рубен, ты вычислишь, какой у нас остается запас времени на то, чтобы решить, улетать прочь или разнести эту штуковину на мелкие камушки, способные сгореть при вхождении в атмосферу.

— Должна ли я составить отчет о том, что мы обнаружили? — спросила Андреа. — Сообщение дойдет до Земли за полчаса, но МКА может понадобиться уйма времени, чтобы принять решение.

— Нет, подожди пока. Вы с Лаки сейчас снова оденетесь. Я хочу увидеть вашу так называемую жизнь собственными глазами, прежде чем мы заварим кашу в МКА.

И вновь Лаки оказался внутри душного скафандра, с трудом переставляя клейкие ботинки. Трудно было поверить в то, что без этого уникального покрытия подошв один-единственный шаг мог выбросить его с поверхности этого крошечного мирка. Хорошо, что астероид был действительно невелик, и даже при условии, что солнце давало света не намного больше, чем окружающие звезды, отыскать следы его ботинок у той скалы было нетрудно.

Скала была голой.

— И где тут ваша плесень, или лишайник, или что это было? — загрохотал голос Роджерса в шлемофоне.

— Это было здесь, — сказала Андреа, но ее тон был не столь уверенным, как хотелось бы Лаки.

— Не могло же нам обоим показаться, — сказал он.

— Вы уверены? Ладно, а теперь слушайте меня, — сказал Роджерс, прерывая их протестующие возгласы. — Лаки, ты сказал, что сначала думал, будто смотришь на скалистое образование странной формы, верно? Но затем ты посигналил ему. То есть где-то глубоко внутри ты полагал, что существует вероятность получить ответ. И ты получил. Ты увидел всего лишь то, на что втайне рассчитывал.

— Но это безумие… сэр, — добавил Лаки.

— Это заложено в человеческой природе. Подумай об этом, прежде чем делать выводы. Возможно, ты был настроен на то, чтобы увидеть нечто подобное, в силу особенностей своей работы и воспитания. Я получил доступ к твоему личному файлу, Лаки. Андреа тоже. Это часть нашей работы — знать психологический портрет любого нетренированного чужака, которого я должен везти на корабле, а Андреа должна защищать.

— Капитан, сколько я себя помню, я мечтал об участии в космической миссии, и в течение многих лет я купил столько билетов, что оплатил свой полет с лихвой, если это вообще подлежит продаже.

Роджерс не отреагировал на это высказывание.

— Знаешь, я получил неплохое образование. Меня растили профессионалы, чьим единственным делом было воспитание детей. На меня не воздействовали всякими «пунктиками» и завиральными идеями. Чисто логически я бы осознал, что ничего подобного тому, что ты видел, не может существовать на голой скале в безвоздушном пространстве, поэтому я не дал бы себя одурачить игрой света и тени.

— О нет, конечно. Где уж мне до такой комбинации Кларка Сэведжа, Курта Ньютона и мистера Спока, каковой вы являетесь.

Роджерс коротко хихикнул.

— Не буду притворяться, что понял, о ком ты говоришь, за исключением разве мистера Спока, чьим именем в 70-х был назван малый астероид. Но ты должен меня понять. Посмотри, здесь же ничего нет, ведь так?

— А как же Андреа? — спросил Лаки. — Или она тоже испорчена воспитанием?

— Что скажешь, Андреа? Ты уверена, что видела это? — Немедленного ответа не последовало, и Роджерс продолжил: — Подумай только обо всех этих странностях. Мы высаживали людей на трех спутниках, дюжине астероидов и одной планете, а еще на двух планетах — роботов-исследователей. Ни на одном космическом объекте не было обнаружено признаков жизни, даже на тех, где была атмосфера или вода в том или ином виде. И вот теперь этот шальной астероид, на котором нам вообще нечего было бы делать, если бы не расчеты его траектории. Каковы шансы, что на нем может возникнуть жизнь? Тысяча к одному? Миллион? — Он подождал, чтобы до слушателей лучше дошел смысл сказанного. — Разве Эйнштейн не говорил, что Бог не играет в кости со вселенной?

— На самом деле он, кажется, говорил, что не верит, будто Бог играет в кости с миром, — рассеянно отозвался Лаки и тут же одернул себя: он отвлекся от главного. Разумеется, именно этого и хотел Роджерс. Он предлагал Лаки и Андреа достойный выход, который поможет им всем и МКА избежать потери драгоценного времени в мучительных раздумьях — взрывать или нет?

Лаки был не готов брать на себя ответственность такого масштаба. Он в отчаянии взвешивал альтернативы.

— Почему бы не дать МКА проанализировать то, что передал мой монитор? — сказал он. — Тогда мы будем знать точно.

— Не уверен. Если освещение было не лучше, чем сейчас, а ты сам говорил, что островок этой мерзости был очень маленьким, сомневаюсь, что передатчик покажет достаточно для принятия решения. В любом случае преобразование изображения в нечто такое, что можно проанализировать, займет уйму времени. Впрочем, это ваша информация, вас двоих.

Лаки посмотрел на Андреа, но не смог разобрать выражения ее лица за отражательным экраном шлема. Он не знал, что делать. Прежде чем он успел что-то сказать, в наушники ворвался голос Берты:

— Ежи, змеи и жабы, капитан, быстрее! Юго-восточный квадрат, там, где предполагается установить первый заряд. Эта серая живность облепила все оборудование. Ее здесь целые мили!

— Похоже, — мягко сказал Лаки, — будто то, что мы себе вообразили, разрослось.

Берта не преувеличивала. Гигантский цилиндр автоматической буровой установки, которую они установили, вздымался почти на пол мили над пыльной поверхностью астероида, и каждый дюйм агрегата был усеян сероватыми усиками. Это походило на памятник Джеку Бобовое Зернышко, на который пялились три неуклюжие фигурки, стоящие у подножия.