Искусство путешествовать

VI. О возвышенном

Место: Синайская пустыня

Гиды: Эдмунд Берк, Иов

Давний поклонник пустынь, которого всегда манили к себе фотографии американского Запада и не оставляли равнодушными имена, данные людьми великим пустыням — Мохаве, Калахари, Такламакан, Гоби, — я взял билет на чартерный рейс на израильский курорт Эйлат, с тем чтобы побывать в Синайской пустыне. В самолете я беседовал с соседкой — молодой австралийкой, зарабатывавшей на жизнь службой в охране эйлатского «Хилтона», — и читал Паскаля.

«Задумываясь над тем… как мало места в пространстве я занимаю, как мал знакомый мне мир и как легко он теряется в бесконечном множестве миров и пространств, о которых я ничего не знаю и в которых ровным счетом ничего не известно о моем существовании [lʼinfinie inmensite des espaces qui jʼignore et qui mignorent], я пугаюсь и прихожу в изумление от того, что я там, где я есть, а не где-нибудь в другом месте, нет никаких предпосылок к тому, чтобы я был именно там, где я сейчас, этому нет и не было никаких причин. Кто поместил меня именно сюда?»[11]

Вордсворт учил нас тому, как нужно путешествовать, как получать от общения с природой, от созерцания пейзажей эмоции, которые окажут благотворное воздействие на наши души. Я же отправился в пустыню для того, чтобы научиться чувствовать собственную малость.

Обычно чувствовать свою малость и ничтожность бывает не слишком приятно, особенно когда о ней тебе напоминает швейцар в гостинице или же не вовремя проведенное сравнение твоей жизни с тем, чего добиваются и что совершают настоящие герои. Тем не менее есть и другая — гораздо менее унизительная — форма ощущения собственной малости. Некоторое подобие этого состояния можно ощутить, стоя перед такими полотнами, как «Скалистые горы. Пик Лендера» (1863) Альберта Бирштадта, «Лавина в Альпах» (1803) Филиппа Джеймса де Лоутербурга, или же перед «Меловыми скалами на острове Рюген» (1820) Каспара Давида Фридриха. Чем же притягивают, что дают нам эти бескрайние пустынные пространства, чем привлекает дикий пейзаж и пересеченная местность?

Альберт Бирштадт. Скалистые горы, «Пик Лендера», 1863 г.

Через два дня после начала путешествия группа из двенадцати туристов, к которой я присоединился, добралась до совершенно безжизненного участка Синайской пустыни — уединенной долины без единого деревца или кустика, без травы, без воды, без животных. Все дно этой долины было усыпано камнями и осколками скал, словно какой-то разгневанный великан сбросил их со склонов окрестных гор. Сами горы напоминали обнаженные Альпы, и нагота позволяла определить их геологическое происхождение, обычно скрытое под покровом почвы и хвойных лесов. Разломы и трещины в склонах свидетельствовали о тяжести прошедших тысячелетий. Геологические разрезы обрывов уходили в непредставимую глубь времен. Тектонические силы, бушевавшие когда-то, порвали гранит, как льняное полотно. Горы уходили вдаль во все стороны, до самого горизонта. Очень нескоро добрались мы до места, где Южносинайское плато переходит в безликое, раскаленное, как сковорода, каменистое пространство, которое бедуины называют Аль Тих — Пустыней Странствий.

Не так много эмоций, которые мы испытываем, попадая в разные незнакомые места, можно выразить буквально одним словом. Мы вынуждены нагромождать штабеля слов для того, чтобы выразить всю гамму эмоций, которые вызвало у нас, например, созерцание сгущающихся осенних сумерек или же очаровательного, гладкого, как стекло, озерца на лесной поляне.

Тем не менее примерно с начала восемнадцатого века широкое распространение получило слово, с помощью которого, как оказалось, можно довольно точно передать, что человек испытывает, заглядывая с обрыва в пропасть или взирая на ледник, созерцая ночное небо или глядя на усеянную каменными глыбами пустыню. В таких местах мы испытываем чувство возвышенного и, рассказывая о своих путешествиях, можем рассчитывать на то, что, употребив это слово, будем поняты правильно.

Само это слово было впервые использовано в научном тексте в греческом трактате «О возвышенном», составленном во втором веке нашей эры и приписываемом философу Лонгину. Впрочем, оно достаточно долго прозябало в неизвестности и бесполезности — до тех пор, пока трактат не был заново переведен на английский в 1712 году. Эта публикация вызвала в то время большой интерес у критиков. Разумеется, у авторов разных комментариев встречались различные оценки и версии трактовки термина. Тем не менее в большинстве случаев в главном они сходились, а в отдельных случаях просто слово в слово повторяли размышления друг друга. В итоге было решено выделить особую группу пейзажей и ландшафтов (до того никак не связывавшихся друг с другом), используя в качестве классифицирующего признака их масштабность, опасность, безлюдность и пустынность. Созерцание подобных территорий и пребывание в таких местах объявлялось времяпрепровождением не только приятным, но и полезным для человека с точки зрения его морального самосовершенствования. Таким образом, ценность пейзажа впервые ставилась в зависимость не только от сугубо формальных эстетических критериев (гармоничность цветовой гаммы или же линейная и ритмическая упорядоченность) или от утилитарно-экономических соображений по возможности практического использования того или иного участка, но и с учетом присущей отдельным ландшафтам способности вызывать в человеческой душе тягу к возвышенному.

Филипп Джеймс де Лоутербург. Лавина в Альпах, 1803 г.

В своем «Эссе об удовольствиях, доставляемых воображением», Джозеф Аддисон писал о «восхитительной оторопи и изумлении», которые были им испытаны в момент созерцания «перспективы засеянных полей, бескрайних просторов необработанной земли, необъятных вздыбленных гор, обрывистых скал, ущелий и больших водных пространств». Гильдебранд Джейкоб в работе под названием «О возвышении разума посредством возвышенного» предложил список мест и явлений природы, в наибольшей степени вызывающих у созерцающего их человека столь высоко ценимые эмоции и мысли. С его точки зрения, это в первую очередь океаны (как в штормовую, так и в безветренную погоду), заходящее солнце, ущелья, пещеры и гроты, а также горы в Швейцарии.

Получив теоретическую базу, путешественники стали один за другим совершать поездки за новым типом впечатлений. Так, в 1739 году поэт Томас Грей совершил едва ли не первое путешествие, осознанно организованное как сознательный поиск возвышенного и возвышающего в Альпах. После очередного пешего перехода он писал: «В ходе нашего недолгого путешествия в Гранд-Шартрез я останавливался едва ли не каждые десять шагов и издавал восторженные восклицания. В этих местах нет, пожалуй, ни единого ущелья, ни единой горной реки или же скалы, не преисполненных поэтичности и какого-то почти религиозного величия».

Катар Дэвид Фридрих. Меловые скалы на острове Рюген, ок. 1820 г.

Южный Синай на рассвете. Что я здесь чувствую? Как подействует на меня эта пустыня? Ландшафт представляет собой долину, созданную 400 миллионов лет назад и принявшую современный вид в результате длительных эрозионных процессов, воздействовавших на нависающую над ней гранитную гору высотой 2300 метров. Эрозия расчертила склоны горы целым веером узких крутых каньонов. Перед лицом такого величия и создававших его могучих сил природы человек действительно кажется ничтожной пылью. Встреча с возвышенным происходит как бы случайно. Она приятно пьянит — несмотря на то, что человек в этот момент, как никогда прежде, осознает свою слабость и мимолетность своего существования по сравнению с величием и силой природы, с возрастом и размерами вселенной.

11

Паскаль. Мысли, 68.