Страница 75 из 180
Шеф обнаружил, что рядом с ним стоит Торвин. И еще он понял, что крик и возня затихли, прерванные его появлением и его пристальным взглядом.
— Она с тобой? — с изумлением спросил король у Торвина. — У вас теперь есть жрицы?
— Не со мной, — был угрюмый ответ. — Она не имеет права носить наши амулеты и одежду. Их надо снять с нее, платье и все прочее.
— А что потом?
— А потом за борт ее, — вмешался Ордлав. — Слыханное ли это дело — женщина на борту корабля? — Он тут же спохватился: — Я хотел сказать, носящая прялку.
Шеф хорошо знал, что среди его моряков, даже среди англичан вроде Ордлава, которые оставались христианами, распространен особый табуированный жаргон, haf-слова. Викинг Бранд и его люди непоколебимо стояли на том, что упоминание в море о таких непотребных существах, как женщины, кошки и христианские священники, — верный способ накликать беду, и хуже этого может быть только путешествие на одном с ними корабле. Также нельзя было запросто называть составные части своего корабля, для них имелись особые ритуальные названия. Об этом и вспомнит Ордлав. Но все соображения Шефа снова улетучились, едва он присмотрелся к стоящей напротив женщине. Он рассеянно отодвинул рвущегося на защиту Ханда, чтобы без помех окинуть ее взглядом.
— Я видел тебя раньше, — отметил Шеф. — Ты меня ударила. Ты расквасила мне нос. Теперь я вспомнил. Это было под Бредриксвордом, в лагере… в лагере могучего воина. Ты была в палатке, которую я разрезал, в палатке… — Шеф запнулся. Он не помнил правил Бранда на этот счет, но что-то ему подсказывало, что имя Ивара Бескостного может ничуть не хуже, чем женщины и кошки, разъярить и накликать морских ведьм богини Ран, богини глубин. — В палатке бледного человека, — наконец выкрутился он.
Она кивнула.
— Я тоже тебя помню. У тебя тогда было два глаза. Ты разрезал палатку, чтобы вытащить английскую девушку, но перепутал меня с нею. Я тебя ударила, и ты меня отпустил. — Шеф услышал, что по-английски она говорит с норвежским акцентом, таким же заметным, как у Бранда. Но акцент ее несколько другой и не похож на акцент многих приверженцев Пути, говорящих на смеси английского и норвежского. Она датчанка. Похоже, чистокровная датчанка. Откуда она взялась?
— Я провел ее на борт, — заявил Ханд, которому наконец-то удалось привлечь к себе внимание. — Я спрятал ее под палубой. Шеф, ты был учеником Торвина, я был учеником Ингульфа. А Свандис — моя ученица. Я прошу тебя защитить ее, как Торвин защищал тебя, когда псы Ивара хотели тебя убить.
— Если она твоя ученица, почему она не носит яблоко Идуны, знак лекарей? — спросил Шеф.
— Женщины не могут быть учениками, — в тот же момент проворчал Торвин.
— Это я могу объяснить, — ответил Ханд. — Но есть еще много вещей, которые необходимо разъяснить. В личной беседе, — добавил он. Шеф задумчиво кивнул. По опыту он знал, что Ханд никогда ничего не просит лично для себя с того самого дня, когда Шеф снял с него рабский ошейник. Однако он верой и правдой служил своему королю. Он заслужил право быть выслушанным. Шеф молча указал на закуток, где был подвешен королевский гамак. Он обернулся к Ордлаву, Торвину, всей команде и смуглолицым арабам позади.
— Больше никаких разговоров о раздевании и швырянии за борт, — распорядился Шеф. — Ордлав, начинай раздавать еду. И не забудь про нас с Хандом. А что до женщины, отведи ее на корму, и пусть двое твоих помощников присмотрят за ней. Ты отвечаешь за ее безопасность. Леди, — добавил он, — следуйте за этими людьми.
Какое-то мгновение она сверлила его взглядом, будто собираясь ударить снова. Свирепое лицо, знакомое лицо. Когда она обмякла и опустила глаза, Шеф с содроганием сердца вспомнил, где видел это лицо. Он глядел в него на сходнях. Это женское воплощение Бескостного, которого Шеф убил и сжег дотла, чтобы дух его никогда не вернулся. Что за тень вызвал Ханд из прошлого? Если это draugr, одна из дважды рожденных, Шеф в конце концов последует совету Торвина. И тем самым снимет камень с души у своих моряков, мрачно принявшихся за еду.
— Да, она дочь Ивара, — признал Ханд, едва они уселись в темноте под платформой передней катапульты. — Я понял это некоторое время назад.
— Но как у него может быть дочь, его дочь? Ведь он ничего не мог с женщинами, поэтому его и прозвали Бескостный, у него не было…
— Да были, были, — вздохнул Ханд. — И ты прекрасно это знаешь. Когда ты убивал его, ты раздавил их в своем кулаке.
Шеф примолк, вспомнив последние мгновения своего поединка с Иваром.
— К тому времени, когда мы его узнали, — продолжал Ханд, — ты, похоже, прав, он уже ничего не мог с женщинами. Но когда был помоложе, он еще мог — если сначала их помучит. Он был одним из тех мужчин… их гораздо больше, чем следовало бы, даже в твоем королевстве… которых возбуждают боль и страх. К концу жизни он стал ценить в женщинах только их боль и страх, и, думаю, ни одна доставшаяся ему женщина уже не могла надеяться выжить. Знаешь, от этого ты и спас Годиву, — добавил он, бросив на короля пронизывающий взгляд. — Поначалу он обращался с ней хорошо, но, как я слышал, он такое делал нарочно, чтобы острее было удовольствие потом, когда доверие жертвы вдруг сменится страхом.
Но в молодости его притязания были, видимо, поскромнее. Женщинам удавалось выжить после того, что он с ними делал. Он мог даже наткнуться на одну-двух таких, которые сами помогали ему, извращенных в другую сторону.
— Что, радовались, когда их бьют? — недоверчиво фыркнул Шеф. Ему самому нередко доводилось испытывать боль. Его нынешний собеседник выжег ему глаз раскаленной иглой — чтобы не случилось худшего. Он не мог представить себе даже отдаленной связи удовольствия с болью.
Ханд кивнул и продолжил:
— Я думаю, что с матерью Свандис у него даже могло быть что-то вроде любви. Как бы то ни было, эта женщина зачала от него дочь и дожила до родов. Хотя вскоре после них она умерла — ведь Ивар становился все более жестоким. Ивар очень дорожил дочерью, возможно, из-за ее матери, а возможно, потому, что она была живым доказательством его мужских способностей. Он взял ее с собой в Великий поход на Англию. Но после переполоха под Бредриксвордом все Рагнарссоны отослали своих женщин, настоящих женщин, а не наложниц, назад в безопасный Бретраборг. Но, Шеф, ты должен понять следующее, это я тебе скажу как лекарь, — Ханд взялся за амулет-яблоко, чтобы засвидетельствовать свою серьезность. — Эту девушку три раза пугали до смерти. Во-первых, в Бредриксворде. Большинство женщин из той палатки убили, это ты знаешь. Годиву ты вытащил, а Свандис схватила оружие и затаилась между растяжек, где воинам нелегко было ее найти. Всех остальных зарезали люди, настолько ослепленные яростью, что уже ничего не разбирали. Утром она собирала тела. Второй раз в Бретраборге, когда ты взял его штурмом. Она тогда жила как принцесса, любая ее прихоть выполнялась. И вдруг повсюду опять кровь и огонь, и после этого ей пришлось бродяжничать. Никто бы не принял дочь Рагнарссона. А достань она золото, любой бы его отнял. Все ее родственники были мертвы. Чем, по-твоему, она жила? Ко времени, когда добралась до меня, она прошла через много рук. Словно монахиня, которую захватили викинги и передают от костра к костру.
— А в третий раз? — спросил Шеф.
— Когда погибла ее мать. Кто знает, что там произошло? И кто знает, что увидел или услышал ребенок?
— Сейчас она твоя наложница? — осведомился Шеф, пытаясь прийти к какому-то решению.
Ханд только рукой махнул.
— Я же тебе пытаюсь втолковать, безмозглый ты засранец, что из всех женщин эта в последнюю очередь мечтает быть чьей-то любовницей. В ее мире для женщины лечь с мужчиной — все равно что быть медленно выпотрошенной, и делается это исключительно ради еды или ради денег.
Шеф откинулся на скамье. Хотя лица его в неосвещенном твиндеке было не различить, он слабо улыбался. Ханд разговаривал с ним совсем как в те времена, когда оба они были мальчишками, сын трэля и незаконнорожденный. С другой стороны, какое-то возбуждение шевельнулось внутри его при мысли, что появившаяся женщина не была любовницей Ханда. Дочь Рагнарссона, размышлял он. Сейчас, когда ее отец и дядья с кузенами, к счастью, мертвы, это может оказаться не так уж плохо — взять и породниться с Рагнарссонами. Ведь, несмотря на ненависть, все признавали, что они были потомками богов и героев. Змеиный Глаз заявлял, что в его жилах течет кровь Вьолси и Сигурда, убийцы Фафнира. Нет сомнений, что датчане, шведы и норвежцы признают дитя от подобного союза — пусть даже она Бескостный в женском роде.