Страница 16 из 21
Зейнеп не ворошит прошлое. Она знает о человеке из прошлого. Она знает, что не люблю посещать Кыз Кюлеси. Для меня это прежде всего башня воспоминаний. Именно здесь расставались с Аидой. Она умерла спустя полгода. Трагично. Никто не виноват. Сейчас на ее могильном камне фотография, сделанная мною когда-то в Баку, в Старом городе… История, лишь раз рассказанная Зейнеп. Я рассказывал, она молчала. Слушала, наблюдая за играющей Айдынлыг. Дул пронизывающий ветер. Только на руку. Под порывами ветра быстро засыхали капельки слез на ресницах. Когда истории подошел конец, завибрировал мобильный в кармане куртки. Пока отвечал на звонок, Зейнеп прижалась ко мне, шепча в ухо: «Все равно люблю тебя…» Телефон упал с рук на скамейку. «Я люблю еще сильнее…»
…На протяжении рабочих будней переписываемся чаще, чем созваниваемся. В дневное время спутник нашей любви — рядовая компьютерная программа. IOQ. Зейнеп пишет лаконичные послания. Рядом с каждым словом желтоголовый смайлик с сердечками вместо глаз. «Знаешь, сначала влюбилась в твой нос, потом в тебя… Он у тебя такой сладкий, аж хочется откусить». — «Разрешаю. Сегодня вечером откусишь. Кстати, куда сходим? Посмотрим „Ледниковой период“?» — «Не-е-е-ет… Лучше возьмем Айдынлыг, прогуляемся по Стамбулу. Хочу дышать с тобою воздухом одного пространства… Да и на ужин ты обещал свой носик»… Переписываюсь, смотрю на часы в правом углу монитора. Потерпи, еще два с половиной часа. Ну что такое два часа по сравнению с двадцатью четырьмя годами, прожитыми без нее?..
2
…Нас разделяет максимум десять шагов, а мне уже нестерпимо хочется бежать к ней…
…Наши сердца переплетены ванильно-имбирными нитями, покрытыми румяной корочкой. Наши поцелуи отдают освежающим вкусом тмина, делая чувства жаркими. Наши прикосновения нежны, словно бордовые волокна шафрана. Не допускаем резких движений — все с восточным изяществом…
Встречаемся в укромном парке. Недалеко от центра. В небольшом зеленом мирке распускаются бутоны ароматов. Южные оттенки жасмина, нарцисса смешались с запахом портовой воды. Если внимательно прислушаться, можно различить шипение набегающих волн, едва слышный «вокал» юного чистильщика обуви, напевающего песенку об обманутом султане. Еще до слуха доносится дребезжание пустых бардаков[41], подпрыгивающих на железных подносах суетливых официантов чайханы. Каждый день, дожидаясь Зейнеп в парке, кажется, будто все происходит в первый раз. Такие же глухие удары сердца. Такое же предательское волнение в области живота. Сжимаю в руках букет желтых тюльпанов. Цветы вянут под жаром ладоней…
Вот она идет своей летящей походкой. Шея обмотана сиреневым шелковым шарфиком. Романтично колышется на ласковом ветру. Зейнеп посылает воздушный поцелуй, прикасаясь пухлыми губами к ватным подушечкам пальцев. Нас разделяет максимум десять шагов, а мне уже нестерпимо хочется бежать к ней. Сейчас десять шагов — целая вечность. Вечность, которую с легкостью преодолеваю… Обнимаю, немного приподнимая от земли, будто не желаю разделять свою половинку даже с маленьким кусочком огромной планеты… Она заливисто смеется, как Айдан Шенер в экранизации «Птички певчей»… Прижимается, вдыхает запах моих коротких волос, пропитанных цветением жасмина. Он накануне распустился на набережной Босфора… Кружимся в вальсе любви, наплевав на домыслы окружающих… Упиваемся собственными чувствами. Они так же горячи, как жареные каштаны, продающиеся на каждом углу Стамбула…
Сидим на старой скамейке. Болтаем о чем-то глупом. Зейнеп, замерзший щеночек, зарылась в теплоте моей коричневой куртки. Временами щекочет меня, посмеиваясь над нулевой реакцией любимого. «Неужели не боишься щекотки?! Не зря прозвала мишкой. Толстокожий! Тебя ничем не возьмешь…» — шутливо возмущается Зейнеп. Пошлепывает меня ладошками по груди. «Зато ты — такая худышка. По тебе анатомию изучать!» — отвечаю я, начиная щипать за талию. Зейнеп заливается смехом, визжит. Выбирается из объятий. Обратно прижимаю к себе. Ненасытно целую в губы…
Она утверждает, что наша любовь присыпана имбирем. «Вчера вычислила, что приправа наших чувств — имбирь. У каждой любви есть своя пряность. Ты не знал?! Еще в Индии старые женщины так вычисляли судьбу супружеских союзов. Брали ту или иную пряность, разводили в маленьком количестве настоя фиалки. Натирали пятки спутницы. Если кожа покраснеет, значит, любовь на века.
Если никакого действия, значит, крах союзу. Кстати, проверяла, мои пятки покраснели».
Смеюсь над девичьей наивностью Зейнеп. Ласкаю пальцами мочку ее уха. Не носит сережки, потому что от этого мочки ушей забавно оттопыриваются. «Ты красива. Красивее луны, ночной спутницы Босфора». Зейнеп опускает глаза. Смущается. Переводит тему. Достает из сумки маленький, плотно закрытый контейнер. Открывает. Имбирное печенье в форме сердечек. Непередаваемый аромат выстреливает, как из хлопушки. «Обычно девушки угощают любимых выпечкой, которую не сами готовят. Завлекают таким образом. Родной, я пекла собственноручно. Поэтому печенья получились такие косые, местами обгорели». Пробую. Зейнеп настороженно следит за процессом. За время пребывания в Стамбуле не часто приходилось есть домашние сладости. Временами заходил в кондитерские, или тетушка Нилюфер посылала пахлаву из деревни. Таких вкусных печений не пробовал давно. Может, просто соскучился по домашней еде?..
Выражаю восхищение скромно, чтобы не приняла за лесть. Зейнеп берет из рук остаток печенья. Подводит кусочек к моим губам. Затем медленно съедает его. «Не знаю, как печенье, но твои губы вкуснее». Тянется ко мне. Светло-коричневые сердечки высыпаются из контейнера на скамейку. Не замечаем. Усилившийся аромат имбиря захватывает нас. Щеки краснеют. Правы индусы. Пряность нашей любви действительно имбирь…
3
…Ревность в маленьких дозах укрепляет любовь.
В больших — разрушает…
…Не ревнива, верит сказанному, лишена наивности. Может ложно создать наивный вид. Спрятать за ним трезвость взгляда. Турецкая девушка утирает сопли за просмотром мелодрамы по «TRT», а уже через пару минут рассуждает на тему вступления Турции в Евросоюз. В турчанке, словно в кисло-сладком грейпфруте, гармонично уживаются два схожих цитруса. Когда есть причина, с надрывом плачет. Когда есть повод, ликует от радости. Это не две стороны одной медали. Это реалии современного мира — белая полоса рядом с черной…
Зейнеп другая. Отличается от сверстниц. Меньше секретничает. Раскрепощенная. Не переваривает «мыльные оперы» турецкого производства. «Они перестали соответствовать реалиям страны. Шик заслонил правду. К тому же в главных ролях чаще звезды эстрады. Настоящие актеры отошли на второй план. В кино востребованы певцы, гарантирующие рейтинг. Возьми хотя бы Кырмызгюля. Он, кажется, забыл о пении…»
Почему в Зейнеп так много отличий? Казалось бы, училась в обычном лицее. Скоро завершает Босфорский государственный университет, где получают образование тысяча девушек со всей Турции. Недоумевал, пока Зейнеп не поведала о бабушке-немке. По папиной линии. «С младенчества приучала к книгам. Мама рассказывала, как бабуля мне, годовалой, читала вслух Достоевского. Казалось бы, ничего не должна запомнить. Не поверишь, но сейчас, перечитывая „Преступление и наказание“, все слова так знакомы…» В литературе — вкусы разные. Сторонится Памука, зачитывается Борхесом. В летний период возвращается к обожаемой Линдгрен. Я в своем амплуа. Кортасар, Золя, Цвейг, Толстая. Джоан Харрис, конечно же. Зейнеп наслаждается ею в оригинале. Благо английский изучает с семи лет. По моему настоянию выбрано «Five quarters of the orange». Лучшая из лучших. «Читая роман, безумно тянет на кухню. Хочется готовить. Для тебя…»
…Распутываем клубок наших чувств. Прогуливаемся по Нишанташи. «Жадно глотаем улыбки людей», как пишет Земфира. Стараемся передвигаться по малолюдным дорогам. Хотя Нишанташи и малолюдность — понятия несовместимые. Зейнеп объясняет, что чувство ревности для нее чуждо. «Если не ревную — не значит, что не люблю. Если не ревную — значит, доверяю. Понимаю, доверие сейчас не в моде. Надо обязательно проверять карманы, тайком читать месседжи в телефоне парня. Не понимаю таких. Тогда для чего быть вместе?!» Удивленно смотрю на нее. Явно не шутит. Закуриваю. «Ты серьезно?» — «Вполне». — «Нет, ты серьезно?» — «Издеваешься?!» — «Тебе не кажется, ты слишком правильная?» — «Я такая, какая есть. Вот и все». Отрубает. Поворачивает голову в сторону проезжей части…
41
Турецкий стакан для чая.