Страница 7 из 58
— Шесть секунд лунной браги. Сосите проворнее. — Не отрывая взгляда от наручных часов, правой рукой он повернул рукоятку клапана.
Один из бражников, кажется, замешкался, но тут же, шумно выдохнув носом, проворно присосался к отростку.
Пьяницы жадно приняли дозу, и, добрав последние капли, как водится, начали травить баланду.
Кружа в отдалении, Лопух благодаря своему острому слуху слышал почти весь разговор.
— Ну что, Корчмарь, гнусная выдалась Спятница?
— Да нет, не хуже любой другой — как если бы пьяному сосунку угодить к ненасытному вурдалаку и отдать ему кровушку до капли.
— Слушай, ты, жирная упырина, да я преспокойненько переночевал у Пита!
— У Пита? Преспокойненько? Не рассказывай сказки!
— Эх, чтоб тебе подавиться радионуклидами! А ведь вампиры действительно сцапали Пупсика и Очаровашку. Не поверишь, прямо у эскалатора по правому борту! Скоро «Ковчег», похоже, совсем опустеет! А уж Третий трюм и подавно. И так днем, бывало, проплывешь из конца в конец весь коридор и живой души не встретишь.
— А откуда тебе известно, что случилось с девками? — задиристо спросил другой бражник. — Кто знает, может быть, они просто перебрались в другой трюм, чтобы там поискать счастья?
— Счастья… скажешь тоже! Счастье повернулось к ним задницей, браток. Сюзи видела, как их уволокли.
— Да не Сюзи, — поправил Корчмарь, взяв на себя роль арбитра в споре. — Мейбл. Это она все видела. Но я скажу так: что спившиеся шлюхи заслужили, то и получили.
— Бессердечный ты все же, Корчмарь.
— Не буду спорить. Поэтому и кровососы на меня не льстятся. Но, если серьезно, ребята, оборотни и ведьмы чересчур вольготно себя чувствуют в Третьем. Совсем распоясались. Всю Спятницу глаз не сомкнул — караулил. Все, хватит, мое терпение кончилось — посылаю жалобу на Мостик.
— Да ладно тебе. Брось трепаться.
— Чтоб мне сдохнуть! Вот те крест.
Корчмарь смиренно опустил голову и истово перекрестил левую сторону груди.
Этот жест окончательно убедил пьянчуг.
Лопух закружил в обратном направлении и в сторону зеленого угла, постепенно удаляясь от стены. По пути он наткнулся на черный шар Кима, который совершал дозорный облет по периферии, прилежно перепрыгивая с одного каната на другой.
Впорхнув через зеленый люк, мимо проплыло нежное пышнотелое облако, дважды перечеркнутое поперек голубыми полосами — лифчиком и трусиками.
— Доброе утро, Лопух, — прозвучал мягкий голос. — Как поживаешь?
— По-всякому, — отозвался Лопух. Золотистая паутина распущенных волос едва ощутимой воздушной вуалью покрыла его лицо. — Я бросил пить, Сюзи.
— Не будь так жесток к себе, Лопушок. Себя надо жалеть.
Для работы — денек,
Для безделья — свой срок.
Забавляйся целый день,
А другой проспать не лень.
Так-то оно лучше.
— Знаю, знаю. Трудельник, Бездельник, Забавница и Спятница. Десять дней — земтябрь, двенадцать земтябрей — солнечник, двенадцать солнечников — звезд ник и так далее, и так далее — до бесконечности. Правда, с поправками, как мне говорили. Одно жаль — совершенно не ясно, что все эти названия означают.
— Ты чересчур серьезно ко всему относишься, Лопух. Тебе бы надо… О, Господи, какая киска! Ах ты, лапочка!
— Киссска! — большеголовое черное пятно, проносясь мимо, язвительно зашипело:-Я-сссамец!
— Ким — наш новый охотник, — пояснил Лопух.
— Эй, Сюзи, хватит транжирить время на старого беззубого слепого охламона, — окликнул девушку Корчмарь. — Плыви-ка лучше сюда.
Сюзи со вздохом подчинилась и грациозно проскользнула между веревок: ее изящные пальчики легко погладили грубую щеку Лопуха.
— Ах, Беззубик ты мой подслеповатый, бедный Лопушок, — прошептала она. Когда ее ноги проплывали мимо лица Лопуха, в его ушах прозвучал мелодичный перезвон золотых сердечек-слитков, подвешенных к браслетам на ее щиколотках.
— Что у вас слыхать о Пупсике и Очаровашке? — с наигранной кровожадностью спросил Сюзи один из бражников. — Сама-то ты как предпочитаешь — чтобы тебя опорожнили через сонную артерию или через распоротый живот, а?
— Заткнись, недососок! — устало осадила его Сюзи. — Корчмарь, налей-ка мне чего-нибудь!
— На твоем счете одни долги, чем будешь расплачиваться?
— Пожалуйста, не надо разыгрывать из себя дурачка, Корчмарь. Ты ведь и так знаешь ответы на все вопросы, тем более на последний. Пакетик лунной бражки, темной. А вас, господа, прошу потише.
— Истинным леди, Сюзи, мы подаем только в отдельной упаковке. Я обслужу тебя по высшему классу — наверху.
В кормовом углу раздались испуганные причитания, вскоре переросшие в душераздирающий возмущенный вопль. В проеме кормового люка бледнокожая нимфа в алых трусиках и лифчике — нет, в чем-то более широком — кувыркаясь и лягаясь, яростно билась с невидимым препятствием, как бабочка, ненароком угодившая в паутину.
Вероятно, забыв в спешке о правилах предосторожности, стройная девица некоторыми не в меру подвижными частями, прилипла к клейкому краю люка.
Неистовые усилия, сопровождаемые выкриками щедрых на советы пьяниц, наконец принесли желаемые плоды, и освободившаяся девушка, задевая по пути ванты и канаты, нервными рывками устремилась к ротонде.
Звонко хлопнув бедром о титановое покрытие стойки, она затормозила у цели, одной рукой подобрала болтающиеся полы своего алого наряда, а другой ухватилась за расшатанный поручень бара.
Дрейфуя за ее спиной, Лопух услышал:
— Двойную лунную настойку, Корчмарь. Да поживее.
— С наипрекраснейшим утром, несравненная Риксенда, — приветствовал ее Корчмарь. — С удовольствием могу предложить тебе разве что порцию золотистой водички… понимаешь ли, одно маленькое обстоятельство… — он с наигранной растерянностью развел булками рук. — Граф не любит, когда его девушки посещают «Приют Летучей Мыши» без него. В последний раз он строго- настрого наказал мне…
— Не морочь мне голову! Я пришла сюда по поручению Графа: нужно разыскать одну вещицу, которую он потерял. Короче, — двойную настойку, и покрепче! — девушка ударила кулаком по стойке так решительно, что сила отдачи невольно начала поднимать ее легкое тело под потолок, и только с помощью Лопуха (чье старание, впрочем, осталось неотблагодаренным) ей удалось водвориться на прежнее место.
— Не суетись, Рикси. А что потерял Граф?
— Маленький черный футляр. Такой вот, — она развела свои гибкие руки с сомкнутыми пальцами. — Он посеял вещицу здесь вечером в прошлую Забавницу. А может, ее украли…
— Лопух, ты слышал? — спросил Корчмарь.
— Никаких маленьких черных футляров, — быстро откликнулся Лопух, — зато, Риксенда, ты вчера вечером оставила здесь большой оранжевый чемодан. Сейчас принесу, — с этими словами он нырнул в глубину ротонды.
— Черт с ними, с этими чемоданами, футлярами, будь они неладны! Дай мне двойную! — агрессивно потребовала девушка. — Мать твою Землю!
Даже привычные ко всему бражники, и те чуть не поперхнулись. Всплеснув руками, Корчмарь взмолился:
— Только без богохульства, пожалуйста. Такой утонченной девушке это совсем не к лицу. Да и чем ты заплатишь? Разве что этим?
Булкой-рукой Корчмарь коснулся запястья Рик- сенды, обвитого желтым, плотно прилегающим кольцом.
— У тебя есть золотишко, — его голос вибрировал. Изюминки глаз снова исчезли, на этот раз от жадности.
— Ты прекрасна знаешь, что браслеты спаяны, так же как и на ногах.
— А эти? — его рука подплыла к золотистой искорке, посверкивающей у виска.
— Тоже припаяно. Граф проколол мне уши.
— Но…
— О, Господи, будь ты проклят, несчастный продукт распада! Только смотри, не пожалей! Пусть, пусть будет по твоему! — последние слова переросли в крик гнева и боли. Она ухватила рукой золотую каплю и резко рванула. Брызнула кровь. Риксенда протянула Корчмарю сжатый кулак и потребовала:
— А теперь выкладывай! Золото за двойную лунную настойку!
Корчмарь тяжело вздохнул и молча начал рыться в ящике для настойки, видимо, понимая, что в своей шутке переступил грань дозволенного. Сюзи с холодным равнодушием добавила: