Страница 21 из 25
– Сидеть и смотреть на экран…
– Я и сам знаю, что там надо смотреть, – перебил Бук.
Он, разумеется, никогда не ходил в кинотеатр. Но, как иногда случается и с людьми, захотел показаться более знающим, чем был на самом деле. А боясь обнаружить незнание, постарался изменить разговор.
– Мы вдоволь насмотримся и на Сороку, – заметил он. – Ты думаешь, она быстро слетит с крыши оперного театра? Как бы не так. Сорока будет сидеть на ней до тех пор, пока не покажется всему городу. Она такая…
– Какая есть! – протрещала Сорока. – Люди тоже захотят посмотреть на меня. Я почти уверена: они никогда не видели Сороки на крыше оперного театра.
– А в кино продают мороженое. С орехами, – сказал Бориска.
– С орехами? – переспросил Бук и вскочил. – Чего же мы ждем? – воскликнул он. – Если там продают орехи с мороженым, тогда обязательно надо посмотреть кино! На первое у нас будет базар, на второе – кино, а на третье – крыша.
– Нет, сначала крыша… – запротестовала Сорока.
– А я говорю – на третье! – не уступал Бук.
Они заспорили так, что даже стали наскакивать друг на друга.
– Давайте бросим жребий, – предложил Бориска, чтобы помирить друзей. – Вот пуговица. Если Сорока отгадает, в какой руке я держу ее, – будет так, как хочет она.
И Бориска, переложив за спиной пуговицу из одной руки в другую, спросил:
– Ну, в какой?
Сорока крутнула головой, хитро посмотрела на Бориску и сказала:
– В правой!..
Бориска медленно разжал ладонь.
– Урра, я отгадала! – обрадовалась Сорока. – Где моя драгоценность? – засуетилась она, разыскивая кругляшок на цепочке.
А надев его, минут пять вертелась перед зеркалом.
– Тот, кто собрался в театр, должен выглядеть нарядным, – протрещала она, заметив насмешливый взгляд Бука.
Подстриженные кусты около оперного еще стояли плотной зеленой стенкой, словно осень была далеко-далеко, а не в двух шагах от них.
Кое-где чирикали воробьи. Вверху, между колоннами, переговаривались голуби. Купол поднимался громадным богатырским шлемом.
– Культурное место, – сказала Сорока, оглядывая театр. – Когда я пролетала над городом и смотрела вниз, он показался мне почти игрушечным. С земли смотреть на театр совсем другое дело.
Сорока взлетела, уселась на самой макушке купола и стала едва заметной снизу.
– Как я смотрюсь? – крикнула она.
– Никак, – ответил Бук. – Если не знать, что ты сидишь там, тебя можно и совсем не заметить.
Но Сорока ничуть не расстроилась. Попрыгав по куполу, она слетела на асфальт в замечательном настроении. Глаза ее мечтательно поблескивали.
– Теперь я понимаю, насколько прекрасно высокое искусство, – сказала Сорока, поправляя на груди кругляшок. – Странно, что голуби не поднимаются выше колонн, – я ни одного из них не встретила на куполе.
– Они слишком разжирели, – заметил Бук. – Искусство на них не действует так, как на тебя. Вот если бы кто-нибудь насыпал голубям крошек на крышу, они бы паслись там.
– Голубям почему-то разрешается жить везде, – задумчиво сказал Бориска. – Почему бы не позволить и Машеньке построить берлогу около театра, на газоне. Как было бы здорово!
– Машенька могла бы вместе с контролерами проверять билеты перед началом спектакля, – сказала Сорока.
– Ну вас с вашими немыслимыми фантазиями, – отмахнулся Бук. – Так вы здесь домечтаетесь до того, что мы никуда больше не успеем сходить!
…На базаре, как всегда, было многолюдно и шумно. Краснели помидоры. Зеленели огурцы. Пахло арбузами и яблоками.
У входа, на бойком месте, сидел старичок и продавал лотерейные билеты. Почти ежеминутно он кричал в рупор:
Увидев Бориску, старичок прокричал:
– Выиграй ее, – сказал Бук Бориске.
– Конечно, – поддержала Бука Сорока, – надо выручить этого доброго старичка. Он, наверное, наделал столько машин, что и сам не знает, как от них теперь избавиться. Машина нам пригодилась бы увозить Машеньку.
– Ничего не выйдет, – вздохнул Бориска. – Наша семья невезучая на выигрыши. Да и нет у меня лишних тридцати копеек. Пусть другие выигрывают.
– Жаль, – сказал Бук. – Такие добрые старички редко встречаются.
И друзья пошли искать кедровые орехи.
– Я сам буду выбирать их, – предупредил Бук. – Мне стоит только взглянуть на орехи, и я сразу определю, какие хорошие, а какие нет.
Орехи продавались за рядами с картошкой. Их было много – рядом с калеными, сверкая капельками смолы, лежали сизые кедровые шишки.
– Дальше, пойдем дальше… – говорил Бук и объяснял: – Эти еще не дозрели. А среди тех – много пустых…
– По-моему, все они одинаковы, – сказала Сорока. – Ты просто привередничаешь.
Бук не стал отвечать. Он увидел спелые орехи и потянул к ним Бориску.
– Вот эти нам подойдут, – шепнул он и показал лапкой на большой раскрытый мешок, посредине которого стоял граненый стакан.
«Ну и ну…» – чуть не сказал Бориска, увидев, что продает орехи та самая старушка, что испугалась Бука в автобусе.
Старушка тоже узнала его.
– Где же ты еще и сороку взял? – спросила она Бориску.
– Сви-сви-сви… – ответил Бук.
Но старушка, как тогда, в автобусе, не поняла его. Хорошо еще, что не сгребла свой мешок и не убежала. Только посмотрела на Бука внимательнее и опять обратилась к Бориске:
– Все свистит зверушка-то?
– Свистит, – сказал Бориска. – Нам бы орехов. Да подешевле.
– Ишь ты, подешевле ему… – проворчала старушка, но, глянув еще раз на Бориску, согласилась: – Ладно, старому знакомому можно продать и подешевле. Подставляй карманы.
Когда карманы раздулись так, словно в каждый из них затолкали по мячику, Бориска хотел заплатить.
– Чего уж, – отмахнулась старушка. – Пусть это будет вроде гостинца тебе и зверушке. Уж больно забавно свистит.
Бориска и Сорока поблагодарили. А Бук выпрыгнул из Борискиной пазухи и станцевал. С притопываньем и прихлопываньем.
– Надо ж, какая ученая! – удивилась старушка. – А я-то, дура, боялась, что укусит…
– Теперь мы идем в кино, где продают орехи с мороженым, – сказал Бук.
…До начала сеанса оставалось двадцать минут.
Бориска купил билет и попросил друзей не высовываться из-за пазухи.
– Сидите тихо, пока не погаснет свет, – сказал он. – Иначе у нас могут быть неприятности. В кинотеатр не пускают зверей и птиц.
– А как же орехи и мороженое? Ведь ты обещал… – спросил Бук.
– Хорошо, я что-нибудь придумаю… – сказал Бориска. – Только не выглядывайте.
Он купил две порции по двести граммов, отнес вазочки на свободный столик, сел за него и одну вазочку поставил на колени. Потом он расстегнул нижнюю пуговицу рубашки, и Сорока с Буком принялись есть мороженое.
– Вкусно? – спросил Бориска.
– Я вымазал все усы, – ответил Бук. – А орехи какие-то сладкие, фу!
– А мне нравится, – сказала Сорока. – К тому же я заметила в углу возвышение для выступлений. Это, конечно, не оперный театр, но почему бы мне не спеть?
Она бы, пожалуй, и спела, но, к счастью, зазвенел звонок, и друзья пошли в зрительный зал.
После третьего звонка погас свет.