Страница 7 из 15
Мы заглянули в домовую контору и увидели, что вокруг Андрейцев а сидят: бабушка в платке крест-накрест, бабушка Павлова, которая говорила про акробата, длинный бухгалтер, юрист в очках, паспортистка, дворник и милиционер.
— Собрание считаю открытым, — сказал Андрейцев.
Все заволновались и стали готовиться к выступлениям. Андрейцев вышел к нам и сказал:
— Ребята, кто из вас знает, кто из жильцов дома сейчас дома?
— Профессор из девятой квартиры и дедушка Кирюша! — сказал Мишка Зайцев, который всё знал.
— Сбегай, чтобы пришли на собрание, — сказал Андрейцев.
Мишка убежал, а мы стали слушать, что будет дальше.
— Наше дело такое, — сказал милиционер, — на одном месте не стоим. Может, я пошёл в один конец, а он в момент и шмыгнул…
— Простите, кто «он»? — спросил юрист.
— Он! — вскрикнула бабушка в платке крест-накрест. — Он!!
— Ужас, — сказала паспортистка.
Длинный бухгалтер возмутился.
— Стыдно, — сказал он, — очень стыдно в наше время верить во всякое такое.
— Я с вами совершенно согласен насчёт времени, — сказал юрист, — но факты, факты! Следы-то есть.
— Ужас, — сказала паспортистка.
— Когда мы были в цирке… — начала бабушка Павлова, но в этот момент прибежал Мишка Зайцев и сообщил, что профессор уже идёт, а дедушка Кирюша тоже сейчас идёт, только дочинит куклу соседской девочке.
Все мы очень любили дедушку Кирюшу. Он был пенсионер, но дома не сидел, всё с нами что-нибудь делал. То хоккейную клюшку поможет починить, то объяснит трудную задачку, всякие штуки нам из дерева вырезал, корабли, яхты.
— Теперь вы, Пескова, — сказал Андрейцев дворничихе.
— В эту ночь дежурила я, — сказала она, — ничего такого не заметила. В час ночи, как положено, закрыла ворота. Всё.
— Он, — убеждённо сказала бабушка в платке крест-накрест. — Невидимый дух, без тела.
Пришёл профессор. Мишка Зайцев успел ему всё рассказать. Все замолчали и стали смотреть на профессора.
— Бога нет, — заявил профессор. — Это просто какая-то тайна природы. Ничего страшного. Люди не всё ещё успели разгадать. Проблемы снежного человека, доисторических ископаемых животных…
Выступление профессора нам понравилось, мы готовы были слушать его и дальше, но тут пришёл дедушка Кирюша, поздоровался со всеми и сказал, что это он, это он гулял ночью по стене нашего дома.
Что тут сделалось!
Бабушка «крест-накрест» тихонько легла на пол.
Милиционер дунул в свисток.
Паспортистка захохотала.
— Зачем? Зачем вы это сделали?! — закричал управхоз Андрейцев.
— Да уж так, — сказал дедушка Кирюша, — уж такой я человек, люблю разные шутки и загадки.
— Вы врёте, — сказал бухгалтер, — человек не может так.
— Нет, я не вру, — сказал дедушка Кирюша, — это я гулял по стене. А вы думаете, господь бог? Нет, это я гулял.
— Прошу извинить меня, — сказал профессор, — любопытно узнать: как, каким образом?
— Ножками, профессор, ножками, — сказал дедушка Кирюша. — А ножки я изготовил сам. Взял две лыжные палки и на каждую надел по туфле. Следы, если вы заметили, товарищ Андрейцев, идут рядом с лестничными окнами. А окна, позволю я вам заметить, не закрыты, хотя уже зима, товарищ Андрейцев. Я напомнил вам об этом, но вы сказали, что окна закрыты. Вы сказали неправду. Именно из окон высовывался я…
— Ах! — снова закричал управхоз Андрейцев. — Зачем же вы это сделали, а?!
— Как сонные мухи вы тут все, — сказал дедушка Кирюша. — Прямо даже не знал, как вас расшевелить. В нашем доме сплошной застой. Ребята вон вроде беспризорных…
— Это безобразие, — сказал юрист, — вы хотели смутить покой жильцов дома.
— Недостойный поступок, — сказал Андрейцев. — Чрезвычайно недостойный…
Но дедушка Кирюша вдруг исчез. Как? Куда? Никто не заметил.
— Где он? — спросил Андрейцев.
— Сгинул, — зашептала бабушка в платке крест-накрест. — И не видать его. Дух. Без тела. В нашем доме живёт.
— Пошли, — сказал Мишка Зайцев, — чего-то неинтересно.
Мы выскочили во двор.
Во дворе уже полно было ребят из соседних домов, все стояли задрав голову, а по стене шла чёрная цепочка следов человеческих ног.
Это будет сюрприз
Завтра все посходят с ума.
Все будут очень неспокойны.
Я не уверен, но скорее всего, что так.
Все будут тыкать пальцами в телевизор и говорить:
«Нет, вы только подумайте», или: «Бывает же такое», или: «Чей это необыкновенный мальчик?»
Не все ведь знают, чей.
Всех охватит необыкновенное волнение.
Я, честно говоря, это очень подозреваю.
Будут показывать — меня.
Пять дней назад я приехал в деревню к бабушке и дедушке. С папой и с мамой.
Ну, сначала вещи разобрали, устроились и сели пить чай. Бабушка и дедушка всё время протягивали руки через стол и гладили меня по голове. А я сидел, чай не пил, не ел ничего, болтал ногами и всё думал, когда же начнётся новая жизнь. Вот ведь глупо, уже приехал, а вроде и не приехал, просто сижу дома и ничего из нового не делаю. А они долго чай пили, будто первый раз в жизни, смеялись чего-то и всё меня гладили. Совсем я извёлся.
Я как угорелый из дома выскочил, когда они своим чаем напились. А кругом травка растёт, деревья, небо синее, жарища, красота, прелесть и простор. Я взял и… как побегу по дороге, просто так, изо всех сил. Потом остановился и стал дышать: дых-дых, дых-дых.
И вдруг вижу: что-то в кустах желтеется. Ни на кого не похожее, что-то жёлтенькое. Желтоволосенькое и желтопузенькое. А ведь что это — и не отгадать. Я взял камушек и бросил туда.
Жёлтенькое завертелось, затилитилькало, забумкало, заыхкало и ка-ак выпрыгнет. А я ка-ак побегу. А жёлтенькое ка-ак припустит за мной, как заорёт:
— Алёшка!
А я бегу.
А оно:
— Алёшка!
А я быстрей.
А оно топочет и кричит:
— Алёшка! Не убегай!
Удивительно знакомый голос. Остановился я… дых-дых, дых-дых. Тыща чертей! Да ведь это же рыжий Тимка.
— Здоро́во, Алёшка! — закричал он.
— Привет, Тимка! — заорал я.
— Вот я рад, что ты приехал! — крикнул он.
— А я… не можешь себе представить! — кричу я.
— Ты куда бежишь так быстро? — спросил он.
— Да на речку купаться, — сказал я.
— Ну, бежим вместе, — сказал он.
И мы побежали. Бежим и беседуем.
— Я тебя ещё час назад в окно видел, — говорит Тимка.
— Я своих устраивал, — говорю я.
— Чего твои тебя так по голове гладили? — спрашивает он.
— У меня причёска кривая, — сказал я.
— А ты чего в меня камень бросил?
— Я думал, это пень. А ты чего там сидел?
— Я гусеницу дрессировал. Кусачую.
— А окунь клюёт или нет?
— Ещё бы.
— А ты весь рыжий.
— А ты сам… синий.
— Красота.
— Красотища!
И мы прямо свалились в речку.
Сначала мы плавали. Потом кувыркались в воде. Потом топились и спасались. Потом я прыгнул с нырялки солдатиком. Потом просто так. Потом бочком. Потом опять просто так. Потом рыбкой. Потом самолётиком. Реактивненьким. Потом Тимка научил меня нырять чемоданчиком. А я его — драндулетиком. Потом мы спели песню. А потом Тимка сказал:
— Помнишь, кто такой Пушок? Бежим к нему!
— Бис! Браво! — закричал я, потому что сразу всё вспомнил, и мы побежали.
Я бежал и думал про Пушка. Как же это я сразу про него не вспомнил, про этого телёночка, про маленького бычка? Мы с ним в прошлом году здо́рово подружились. Он за мной как ручной ходил. Целыми днями. Он, наверное, подрос теперь и меня не помнит.
— Вон, — сказал Тимка на бегу. — Видишь дом с красной крышей? Это новая удоеэлектричница. Там коров доют.
— Эх ты, Тима, — сказал я. — Надо говорить электроудоительница.
— Пусть так, — сказал Тимка. — Когда мы до неё… до этой добежим, я тебе глаза закрою и поведу за эту… ну, как её… Пушок там пасётся.
Мы добежали до этой электроудойницы, Тимка велел мне закрыть глаза и повёл куда-то за руку.