Герой снов

Кружевница, сухонькая старушка с узловатыми пальцами, одобрительно закивала:

– Ой, как пригоже. На красных кудрях она словно иней… Емелия бережно коснулась кружева.

– У меня никогда не было такой красоты, - пролепетала она. - Даже подвенечный наряд был с чужого плеча.

Шаль тщательно завернули и отдали им в руки. Затем Николай завел Емелию в лавку с благовонными маслами и душистыми настойками, от фимиама которых воздух казался густым и сладким. Пока Емелия любовалась вычурными флакончиками, разбиралась в пузырьках и душистых коробочках, Николай обратился к стоявшему в углу пожилому французу:

– Мне хотелось бы выбрать аромат для моей жены.

Старик окинул Емелию быстрым взглядом блестящих карих глаз.

– Она красавица. Может быть, ваша светлость, вы позволите мне смешать для нее особый парфюм? А пока у меня имеется один готовый. В нем роза, бергамот и чуть-чуть мяты. - Покопавшись в глубине лавки, он достал откуда-то флакончик синего стекла и, откупорив его, с поклоном поднес Емелии:

– Подставьте мне ваше запястье, мадам.

Емелия настороженно выставила руку, и француз капнул крохотную капельку и растер пробочкой у нее на коже. Емелия понюхала и ошеломленно заулыбалась Николаю.

– Пахнет весенним лугом!

– Я ведь говорил, что это будет чудесно, - с гордостью воскликнул француз. - Я творю парфюмы для всех благородных дам.

После недолгих тихих переговоров Николай купил духи и отдал Емелии. Она приняла их с испуганным лицом.

– Я не ждала, что вы станете покупать мне подарки, - прошептала она, бережно баюкая флакончик в ладонях, и, выйдя из лавки, добавила:

– Я ведь еще ничего не сделала, чтобы их заслужить.

– Ты теперь моя жена и можешь иметь все, что захочешь.

– Чего я хочу на самом деле… - начала она и покраснела до корней волос.

– Чего? - спросил Николай, побаиваясь ее просьбы.

– На самом деле я хочу… - начала снова Емелия и опять замолчала.

Николай остановился у обочины и вгляделся в ее лицо. Он и сам не понимал, почему стал покупать подарки и почему для него стало так важно показать ей, что она ему нравится. Она была единственной женщиной на свете, обладание которой он не мог себе позволить.

С горечью и тоской он задумался, почему жизнь его не может быть простой, как у других людей. Ни тогда, в Англии, ни теперь, в Москве, не удавалось ему слить воедино две половинки своей души: ни ту, что жаждала любви, ни ту, что ее боялась.

– Нам лучше вернуться в усадьбу, - наконец произнес он. - Скоро прибудет царь Петр со своей свитой.

Одежда Николая была уже разложена в спальне: янтарного цвета бархатные штаны в обтяжку и усаженный драгоценными камнями парчовый жилет - все по самой последней моде. Он уже успел все это возненавидеть. Сковывающий движения покрой, чересчур яркие, вызывающие цвета, броская пестрота - все было наперекор его вкусу. Он привык к элегантной простоте черного с белым вечернего наряда девятнадцатого века, покроенного с некоторой свободой фрака и брюк, при наглаженной хрусткой рубашке. Таков был стиль времен королевы Виктории. Однако в начале восемнадцатого века богатому человеку полагалось одеваться со щегольством павлина.

Чувствуя себя в этом вычурном наряде до крайности нелепым, Николай направился в покои Емелии. Жену он застал у зеркала французской работы с подзеркальником красного дерева. Она озадаченно всматривалась в синий флакончик духов, подаренных днем. Оглянувшись на звук распахнувшейся двери, Емелия восхищенно воскликнула:

– Светлый князь! Какой же на вас роскошный наряд!

Он невнятно буркнул что-то в ответ и приблизился к зеркалу. На Емелии был алый сарафан. В перекинутые на спину косы были вплетены алые ленты. Голову покрывала тонкая белая фата, которую придерживал на волосах золотой филигранный обруч. Не в силах сдержать желание дотронуться до Емелии, Николай поправил рубиновую капельку у нее на лбу. Большим пальцем он погладил тонкую ярко-рыжую дугу ее брови. Ему надо будет надарить ей драгоценностей: жена Ангеловского не может носить стеклянные подделки под самоцветы.

Емелия растерянно вертела в руках флакончик.

– У меня никогда раньше не бывало ничего подобного. Как им пользоваться?

– Большинство делают ошибку, душась слишком сильно. Ты просто тронь пробочкой запястья и за ушками.

Вытащив пробочку из флакона, Николай притронулся стеклянным пестиком к ее запястью и растер влажную точку кончиком пальца. Дурманящий запах летних цветов поплыл по комнате.

– Некоторые женщины любят душить места, где ближе и сильнее бьется кровь, - в ямке между ключицами, под коленями…

Емелия рассмеялась и сидела не шевелясь, пока он прикасался к нежным впадинкам за ушами.

– Но ведь никто моих ног не увидит!

Представив себе картину, как ее сильные стройные ноги, взметнувшись, обхватывают его талию, Николай замер. У него пересохло во рту, и он впился взглядом в смеющиеся синие глаза. Он может, если хочет, соблазнить се прямо здесь, сейчас, отнести в постель, стоящую рядом, задрать до пояса ее сарафан…

Так как лицо ее находилось как раз на уровне его бедер, Емелия не могла не заметить телесную перемену, когда плоть его отвердела и вздыбилась под туго натянутыми штанами. Она залилась краской и, откашлявшись, спросила:

– Светлый князь Николай Дмитриевич, вы хотите?…

– Нет, - отрезал он и, отвернувшись от нее, решительным шагом направился к двери. На пороге он, не оборачиваясь, сказал:

– Полагаю, тебе следует поторопиться. Хотите вы того или нет, мадам, но сегодня вам придется быть хозяйкой и принимать у себя царя. Причем лучше бы вам это удалось, иначе неизвестно, чем это кончится для нас обоих.

Шестеро актеров играли комедию Мольера с очаровательной веселостью. Гости, около тридцати человек, расселись вокруг царя в домашнем театре Ангеловских и приготовились развлекаться. Театр был маленьким, но уютным, стены его были сплошь и рядом увешаны овальными портретами в золоченых рамах. Царь Петр, с одного бока которого сидел князь Николай, а с другого - Меншиков, заливался искренним хохотом, глядя на кульбиты актеров.

Николай, искоса посматривая на царя, тем не менее остро ощущал настороженность жены. Емелия, сидевшая рядом с ним, оцепенела. Причиной, как он предполагал, был страх перед государем. Большинство русских с детства приучены к мысли, что царь - самый могущественный человек на земле. Он - отец и защитник народа своего, выше его только Бог. Чтобы успокоить Емелию и привлечь ее внимание к представлению, Николай все время нашептывал ей на ушко смысл французских фраз и шуток.

Когда пьеса окончилась, гостей пригласили в столовую за длинный, уставленный яствами стол. Снова Николай сидел по левую руку царя, а Меншиков - по правую. Емелия сидела на несколько мест дальше от них и по сравнению с разодетыми придворными дамами выглядела неловкой и скованной.

Подали блюда с жареной дичью и густо сдобренной пряностями рыбой. В оправленных серебром кубках розового хрусталя сверкало рубиновое вино.

Николай разговаривал мало, просто сидел, откинувшись на стуле, и наблюдал за царем и Меншиковым. Не многих людей в своей жизни он так невзлюбил с первого взгляда, как Александра Даниловича Меншикова, недавно титулованного князем Ижорским. Возможно, так было потому, что Меншиков, очевидно, ненавидел его с той же яростью.

Высокий, с холодным лицом, исхудавший за время польской кампании, Меншиков прилип к царю как тень, стараясь предугадывать все его мысли и желания. У него были глаза необычайного бирюзового цвета, сверлившие всех пронзительным взглядом. Жесткий небольшой рот украшали тонкие усики, подобные царским. Терпением, хитростью и честолюбием Меншиков поднялся высоко во власти, что позволяло ему запросто разговаривать с царем. Между этими двумя людьми существовала крепкая дружба. Меншиков очень дорожил своими отношениями с царем и в каждом, с кем Петр доброжелательно разговаривал или кем восхищался, видел себе угрозу.