Герой снов

Его бесило, что Эмма ловко воспользовалась открывшейся историей с его внебрачным сыном и сначала разыграла обманутую жену, а затем решила оставить ребенка в их доме. Конечно, на самом деле у нее не было власти удерживать здесь Джейкоба, и Николай мог бы хоть завтра отправить его куда-нибудь. Проклятие заключалось в том, что он был почти благодарен… благодарен Эмме за то, что она твердо решила оставить ребенка в доме. Николай часто ловил себя на том, что наблюдает за мальчиком, сгорая от желания поговорить с ним и в то же время мучаясь его необычайным сходством с Михаилом.

Странный тихий звук прервал его размышления. Николай поставил на столик стакан с водкой и напряженно прислушался. Это были приглушенные рыдания.

– Миша, - невольно прошептал он в ужасе: суеверие возобладало над разумом. Нет, конечно, это не мог быть его брат… Но всхлипывания, слезы… Тихие рыдания маленького мальчика…

Поднявшись, Николай, пошатываясь, вышел из комнаты, охваченный неодолимым страхом, которого не испытывал с детства. Следуя на жалобный плач, он пересек холл, повернул за угол и увидел у дверей Эммы съежившуюся маленькую фигурку.

– Джейкоб, - с трудом произнес он. Имя сына непривычно и странно слетело с его губ.

Мальчик испуганно вздрогнул и поднял глаза. У него было несчастное, заплаканное лицо. Этот мерцающий от слез взгляд пронзил Николая до глубины души, до самого потаенного, самого болезненного ее уголка.

– В чем дело? - резко выдохнул он. - Ты заболел?

Джейкоб покачал головой и еще больше сжался в комочек у косяка, подобрав ноги под ночную рубашонку.

– Чего ты хочешь? Может, ты голоден? Или хочешь пить?

Тут дверь отворилась, и на пороге показалась Эмма в белой ночной рубашке и пеньюаре. Лицо ее было сонным и нежным. Первым она увидела Николая и открыла было рот, но вопрос замер у нее на губах: взгляд ее упал на несчастную фигурку на полу у ее ног.

– Джейк? - Она присела на корточки и притянула ребенка к себе, затем подозрительно посмотрела на Николая. - Что ты ему сделал?

– Ничего, - проворчал Николай. Ноги его словно приросли к полу. Так, не шевелясь, он наблюдал, как Эмма обвила тонкими руками тельце малыша.

– Что с тобой, Джейк? - спросила она. - Расскажи мне, что случилось?

Губы Джейкоба тряслись, слезы ручьем лились по щекам. Он с трудом выговорил:

– Я х-хочу к маме!

Он обхватил Эмму за шею и вцепился ручонками в ее локоны.

– Разумеется, дорогой мой, - бормотала она, крепко прижимая его к себе. - Разумеется. - Она баюкала его на коленях, не обращая внимания на то, что личико его заревано.

Зрелище, представшее перед Николаем - женщина, утешающая дитя, особенно женщина высшего круга, к которому принадлежала Эмма, - было ему непривычно. Его собственная мать полностью предоставила заботу о детях слугам и гувернерам, не желая заниматься их воспитанием. У Николая никогда не было возможности познакомиться с теплом семейного круга, за исключением разве что редких посещений дома Стоукхерстов. Неожиданное открытие, что Эмма может быть такой по-матерински отзывчивой, ошеломило его и наполнило странной тоской и бессмысленным гневом. Если бы кто-нибудь вроде нее вступился в свое время за него и за Михаила! Она никогда никому не позволила бы избивать маленького ребенка. Она бы утешила и защитила Мишу.

Николай с трудом сдерживал безумный порыв опуститься около нее на колени, обнять жену и плачущего сына, стать частью их объятия. Холод одиночества заставил его содрогнуться. Но именно в этот миг Эмма посмотрела на него враждебным взглядом, как на чужака. Она не произнесла своих мыслей вслух. Но они и так были ясны. "Ты ничего не можешь для нас сделать… Ты здесь лишний".

Не сказав ни слова, Николай повернулся и пошел прочь через холл. За углом он остановился и прислонился к стене. От нахлынувших воспоминаний его била дрожь. Он вспомнил о той ночи в России, когда его вызвали, подняли из постели любовницы и сообщили о Мише. "Сегодня вашего брата убили. Ему перерезали горло…" И долгие поиски правосудия, справедливости, закончившиеся его местью, убийством графа Щуровского. Нет! Не надо думать об этом… Но услужливая память вернулась слепящей вспышкой, и он увидел себя шагающим к пьяной фигуре Щуровского, распростертого на смятой постели. В спальне стояла особая вонь, смесь застарелого пота и винных паров. Сердце Николая гулко стучало, полное страха и жажды крови. Он ничего не слышал, кроме этого громового стука, даже жалкого вскрика Щуровского, увидевшего лицо своего убийцы…

Держась за стену, Николай тихо соскользнул на пол. Как в бреду, он смутно пытался вспомнить, о чем думал во время своего ареста, допросов, пыток, бесконечных часов, полных муки и безнадежности. Он почти ничего не помнил. Они расспрашивали его о Мише, о его любовных связях, особенно о связи с Щуровским. Николаю было все равно, что его брат спал с мужчинами. После страшных испытаний детства Миша заслуживал удовольствий, в чем бы он их ни находил.

Отдернув рукава, Николай уставился на шрамы, обвивающие запястья, следы веревок, которыми он был прикручен к дыбе, изрезавших кожу и мышцы. Дознавателей злило, что он не откликался на их издевки по поводу сексуальных вкусов брата.

"Возможно, ты и сам не видишь ничего дурного в любви к юным мальчикам? - говорили они. - Возможно, и ты страдаешь тем же недугом? Может, и ты вожделеешь мужчин, извращенец паршивый?"

Николай мотал в ответ головой, не в силах выговорить ни слова трясущимися губами. Тело его закоченело от потери крови и от боли. Нет, он никогда не испытывал вожделения к мужчинам, он всегда предпочитал изящество и нежность женщин, уютное тепло упругих грудей, проницательность и отзывчивость женского ума. Лучше всего были женщины постарше, потому что они предъявляли меньше требований, понимали сложности реальной жизни… И кроме того, они были более страстными.

Однако он никогда не задумывался о женитьбе… Пока не встретил Эмму. Он ждал ее семь лет, никогда не сомневаясь, что она будет принадлежать ему. Он хотел ее так… Нет, он не назвал бы эту жажду обладания любовью, скорее жизненной потребностью, такой, как дыхание, еда или сон. Проблема состояла в том, что теперь она стала его слабостью. Ему придется оторвать, отрезать ее от себя, или он окончательно потеряет себя.

Николай встал и спустился по лестнице. Коротко отдал распоряжения Станиславу и лакею:

– Карету к подъезду.

Сейчас он отправится пить и играть, найдет себе женщину. Сгодится любая… Лишь бы не Эмма.

Успокоив Джейкоба, Эмма на руках отнесла его в детскую на третьем этаже, в его собственную постельку. Она укрыла его мягкой льняной простынкой и, опустившись у кроватки на колени, пригладила темный вихор.

– Я знаю, что такое потерять маму, - прошептала она. - Моя умерла, когда я была еще меньше тебя. Я иногда плакала, потому что тосковала по ней и не могла даже вспомнить ее лица.

Джейк потер кулачком глаза.

– Я хочу, чтобы она вернулась, - жалобно произнес он. - Мне здесь не нравится. Эмма вздохнула.

– Иногда мне тоже здесь не нравится. Но, Джейк, князь Николай - твой отец, здесь твое место по праву.

– Я собираюсь убежать.

– И бросить меня с Самсоном? Мне будет очень грустно, Джейк.

Он замолк, поглубже зарываясь в подушку, веки его трепетали от изнеможения.

– Я вот что придумала, - продолжала Эмма. - Почему бы нам завтра не убежать вместе? Ненадолго. И взять с собой корзинку еды для пикника. Мы найдем пруд, побродим босиком по воде, половим лягушек…

– Леди не любят лягушек, - сонно возразил он.

– А я люблю. И еще я люблю жуков, червяков, мышей… всех, кроме змей.

– Мне нравятся змеи.

Эмма улыбнулась и наклонилась поцеловать его головку. Волосы его после энергичного утреннего мытья, на котором она настояла, пахли сладкой свежестью. Никогда еще, даже по отношению к своим братьям, она не чувствовала такой ответственности за ребенка, не испытывала такого желания защищать. Наверное, дело в том, что у них была любящая семья, а у этого малыша не было никого на свете, кроме равнодушного к нему отца.