Герой снов

Она не воспротивилась, когда Николай расстегнул на ней рубашку, и рука его скользнула внутрь, кончики пальцев широко легли ей на живот, лаская гладкую кожу. Она и представить себе не могла, что мужское прикосновение может быть таким нежным, таким почтительным. Горячая большая ладонь накрыла ее грудь, захватив в горсть упругую округлость. Сосок мучительно и сладко заныл, сокращаясь в тугой бутон. Открыв глаза, она увидела, что он впился взглядом в ее лицо.

Эмму сразу неприятно поразило, что в сверкающей желтой глубине его глаз не отражалось никаких эмоций. Своей жгучей напряженностью они напоминали глаза тигра и были столь же бесстрастны. Даже в этот миг интимной близости его сердце и душа были от нее скрыты. Она ощутила необходимость прильнуть к нему, проникнуть в его суть, каким-то образом найти уязвимое место.

Дрожащими пальцами она стала расстегивать его рубашку, а затем бережно стащила с его плеч. Взгляд ее обежал его мощный торс… весь в бугрящихся шрамах и следах ожогов.

Хотя Эмма знала, чего ждать, так как видела его шрамы ребенком, ее все равно потрясло это свидетельство перенесенных в России пыток. Наверное, до того его тело было прекрасным… Скульптурные литые мышцы перекатывались под отсвечивающей золотом кожей. Каким же сильным надо было ему быть, чтобы выдержать чудовищную боль! Николай замер под пристальным взглядом, без стеснения и жалости к себе ожидая ее реакции. Ей хотелось каким-то образом выказать свое понимание и сочувствие, но подходящие слова не шли на ум. Вместо этого она намеренно неторопливо наклонилась к нему и приникла губами к шраму под горлом.

Николай сжал кулаки, когда рот Эммы прижался к его коже, а волосы накрыли его огненным покрывалом. Некоторых женщин его шрамы отталкивали, некоторых - возбуждали, но ни одна не приняла их с бережным пониманием. Мышцы его напряглись и окаменели. Ему хотелось отшвырнуть ее и в то же время прижать к себе так, что хрустнули бы косточки. Никогда в жизни он не боялся ничего, ни боли, ни смерти, но это нежное участие, эта близость впервые заставили его ужаснуться.

Прерывающимся шепотом он прохрипел:

– Не смей меня жалеть, черт тебя побери.

Эмма подняла на него синие затуманенные глаза.

– Я вовсе тебя не жалею.

Она снова опустила голову, прильнула губами к его шее и повела их по шраму вниз, к ключице.

Мощным рывком Николай высвободился из ее объятий и вскочил на ноги.

На мгновение Эмма сочла, что он покидает ее, но тут он протянул ей руку. Она помедлила, не решаясь взять ее.

– Все хорошо, - ласково промолвил он.

Словно со стороны Эмма наблюдала, как рука ее поднялась и легла в его руку, пальцы их переплелись в крепкий замок.

Николай повел ее в спальню. Темное поблескивающее дерево меблировки украшала скупая резьба. На стенах не висели картины. На красном дереве гладких панелей сияла лишь одна икона: одинокий всадник гонит запряженную алыми конями колесницу на фоне огромного огненного солнца. Постель была застелена белой простыней и накрыта кремовым шелком. Легкий тюль оконной занавески колыхался от свежего ветра.

В мерцании лунного света Николай подвел Эмму к широкой постели. Она села на краешек и позволила ему снять с себя сапожки и чулки. Он знал, что она боится, чувствовал это по ее напряженности, слышал в неровном ритме ее дыхания. Но она безмолвно позволила ему докончить раздевание. Наконец ее бледное тело обнажилось во всей красоте своих изысканно удлиненных очертаний.

Она перекатилась на бок и с трудом пролепетала дрожащим голоском:

– Ник, я… мне необходимо еще водки.

Он слегка улыбнулся, снимая свою одежду.

– Тебе достаточно.

Эмма крепко зажмурилась. Он последовал за ней на кровать и, притянув оцепеневшее тело к себе, стал гладить теплой рукой по спине, стремясь успокоить и прогнать дрожь.

– Не надо бояться. Я покажу тебе, какая ты желанная. Ты же сказала, что хочешь почувствовать себя лучше.

– Мне было лучше, когда я была одета, - сдавленно проворчала она, и Николай рассмеялся.

– Обвей меня руками.

– Я никогда раньше этого не делала.

– Знаю. Я буду очень осторожен, душенька моя.

Он поцеловал ее в плечо, прильнув открытым ртом к ее коже. Эмма робко ответила тем же. Ее язык проложил влажную дорожку вдоль его шеи.

Николая сжигала жажда вторгнуться в нее.

Тело Эммы было стройным и крепким, а грудь - более пышной, чем он ожидал. Трепещущая кожа пылала словно от избытка жизненной силы.

Впервые в жизни он прочувствовал эту строку Лермонтова, потому что жаждал утонуть в невинности Эммы, поглотить ее целиком, как редкое лакомство.

Он провел руками по ее телу, задерживаясь на нежных ямках под коленками, на тонких лодыжках, расходящихся дугах ключиц. Слегка ободренная бережностью его касаний, Эмма обвила руками его талию, впиваясь кончиками пальцев в ложбинку вдоль позвоночника. Николай покрывал теплыми летучими поцелуями ее груди, нежно втягивал в рот их вершинки, слегка покусывая соски, заставляя ее ахать и стонать от наслаждения. Только после этого дотронулся он до мягких рыжевато-коричневых завитков в средоточии ее бедер, ласково пропуская их между пальцами. Она была девственно скованна, но предательская влага смочила их, и его плоть запульсировала в сладостном предвкушении. Вопрошающие, осторожные касания его пальцев вызвали наверх еще больше жара, еще больше влаги. Он нежно ввел в расщелинку средний палец, поглаживая упругую, скользкую плоть. Она, застонав, замерла под ним, ноги ее судорожно сжались.

– Тебе не больно? - прошептал Николай.

Она отозвалась растерянным быстрым качанием головы, на слова у нее не хватило ни сил, ни дыхания.

Николай поцеловал полуоткрытый рот и слегка откинулся, наблюдая, как отдавалась она нарастающему возбуждению, покоряясь наконец его власти, бессильная помешать его желаниям. Она еще выше выгнулась навстречу его руке, приглашая ее в себя. Повернув в сторону голову и закрыв глаза, она всецело погрузилась в упоительные ощущения, давая жаркой волне чувств накрыть ее восторгом. Он искусно довел ее до пика наслаждения, упиваясь тем, как невольно и мощно сжали девичьи бедра его руку.

– Эмма, ты все еще девственница. Хочешь, чтобы я остановился?

– Нет, - дрожащим голосом пролепетала она. - Продолжай.

Хотя Николай предполагал, что ее ответ будет именно таким, он все же испытал невыразимое облегчение. Приподнявшись над ее телом, он пристроил колени между ее ногами, широко разводя их в стороны. До сих пор ему ни разу не приходилось иметь дело с девственницей, и это оказалось гораздо труднее, чем он ожидал. Ее плоть была набухшей, узкой и сопротивлялась вторжению. Он нажал сильнее, проталкиваясь сквозь тесное, не пускающее в себя кольцо. Короткий болезненный вскрик Эммы угас, когда она прижалась лицом к его шее. С внезапной легкостью он скользнул вглубь, чувствуя, как поддается она его медленному проникновению.

Тепло Эммы окутало его. Он зарылся губами в нежную кожу ее шейки, переполненный блаженством и негой погружения в давно желанную глубину.

– Емелия, - горловым шепотом простонал он, - я ждал этого всю жизнь… вечно желал тебя…

Тонкие руки Эммы сжали его голову, привлекая его рот к губам. Доведенный до края, теряя над собой контроль, он жадно, глубоко поцеловал ее, продолжая ровный настойчивый ритм вонзающихся ударов. Она обвилась вокруг него руками и ногами, крепко прижалась к нему, и вдруг все это стало нестерпимым для Николая. Он содрогнулся, застонал, все чувства его взмыли, взорвались радостным фейерверком огненного наслаждения. Эмма притянула его к себе еще теснее, ее ладони скользили по его влажной от пота спине. Утомленным движением Николай перекатился на бок, прижался щекой к ее волосам, и так, замерев, они задышали в такт, восстанавливая дыхание.