Злачное место

– Ты еще и о том подумай, что лечить Банана здесь денег будет стоить. У них тут явно не бесплатная медицина, – отозвался Старый.

– Ну бесплатная она всегда была чисто условно, – отмахнулся Крысолов, – но вообще ты прав.

– А если занести Банана, а потом вернуться? – спросил Сикока.

– Кого-то взамен мы сейчас тем более не найдем, раз уж сразу не смогли, а теперь, когда мы с ним, – указал он головой на Банана, – выйдем, от нас шарахаться будут как от прокаженных. Оставшуюся работу выполнять будем впятером.

– Считай, вчетвером, командир, – просипел Кусок, – мне что-то хреновее становится. Зомбанусь, наверное. Цепанула она меня, сука.

– Никто тебя не цепанул, – досадливо скривился Старый, – гортань она у тебя помяла. Вот и отекает горло, дышать тяжелее становится. Сейчас дексаметазона введу, станет полегче. – Он достал из походной аптечки ампулу, одноразовый шприц и ловко вкатал содержимое ампулы в руку Куску, Артем даже удивился, как в таких потемках можно в вену попасть.

– Но вообще он прав, Крыс, – негромко сказал Старый. – Его тоже надо в больницу. А то так и до трахеостомы недалеко, и еще учти: за то время, пока мы будем взад-назад болтаться, эта тварь, глядишь, и оклемается. Подожрет печенки где-нибудь и опять будет здоровее прежнего.

– А печенка чем ей, или ему, поможет?

– Да не знаю я, – пожал плечами Старый, – что мы вообще про эту тварь знаем, как и о морфах вообще? «Пламя» что-то делает, копает – так у них же хрен чего выпросишь. Феодалы, блин: за каждую крупицу информации – неси чего-нить в клюве. А потом тебе милостиво сообщат, что у морфа уникальный связочный аппарат. Будто мы сами не видим, как они с крыш сигают…

…Печень и сердце – органы по-своему уникальные. Печень – «биохимическая лаборатория организма». Именно там происходит накопление тех самых трикарбоновых кислот, носящих различные «красивые» и «вкусные» имена – янтарная, яблочная, щавелевая. Сердце же, как никакая другая мышца организма, богата готовой АТФ и недаром это единственная мышца, которая работает все время – днем и ночью, иногда по сто лет и больше, часто с громадной перегрузкой. Знаменитая лампочка пожарного управления в США, тоже сто лет горящая в четверть накала, – нервно курит в сторонке. Сердцу надо очень много энергии, и довольно большую часть производимой организмом АТФ потребляет именно оно. В связи с этим и было когда-то модным назначать больным сердечникам уколы АТФ – дабы поддержать больное сердце энергией извне. При этом авторы, разработавшие в общем-то имевшую рациональное зерно методику, не удосужились подсчитать, сколько же молекул АТФ нужно ввести человеку, чтобы он на заимствованной энергии мог проработать хотя бы день. Когда же подсчитали – и смех, и грех: введенной энергии хватало едва ли на пару десятков сокращений сердца.

(Ну, песня про исследования, то, что там получают и как, – длиннее, чем у самого бородатого акына. Достаточно вспомнить историю о том, как исследовали возможности хирургического лечения ишемической болезни сердца. Хирурги предположили, что если сердце каким-то образом «обработать», то в обработанной зоне сосуды будут расти быстрее и тем самым улучшать кровоснабжение миокарда. И на кардиологических конгрессах на полном серьезе обсуждались вопросы, что лучше: насыпать в сердечную сорочку толченого стекла или кремния? Или рашпилем – да! да! именно этим инструментом! – миокард обработать? Испанская инквизиция сдохла бы от зависти… При этом я не издеваюсь над хирургами – просто тяжелы пути познания в науке…)

Да, так вот: морф мог получить энергию по-разному – тупо пожирая все подряд и одновременно усваивая массу «попутного материала». Материал этот, конечно, не пропадал – строилось тело морфа, развивался тот самый уникальный связочный аппарат, кости, мышцы. В мышцах накапливались митохондрии – клеточные структуры, в которых и происходит синтез молекул АТФ, новое тело получало больше энергии. Вот только морф становился и более массивным, что часто могло и повредить ему, хотя бы просто потому, что в большую цель попасть легче, чем в маленькую. Но можно было, изменив немного свое тело, чтобы оно было более быстрым и ловким, дальше получать энергию «напрямую» – из печени и сердца, через готовую АТФ и почти готовые трикарбоновые кислоты и гликоген – животную глюкозу, которыми богата печень. Только для того, чтобы сообразить, что надо именно это жрать, – надо было быть умным морфом…

– …Ну что, легче немного? – спросил Старый Куска.

– Да вроде, – с некоторой задержкой ответил тот. Тем не менее он продолжал сипеть, так что Старый с сомнением покачал головой.

– Ладно, раз такой расклад, попробуем пройти наверх, – решительно сказал Крысолов. – Кусок, сам идти сможешь?

– Смогу, – прокашлял тот и с усилием поднялся на ноги.

– Подожди, сядь пока. Надо дверь открыть и внутрь зайти кому-нибудь. Я пойду… Значит, так, я захожу, если дам сигнал – Старый и Сикока заносят Банана, потом Кусок. Артем – ты прикрываешь. Если сигнала не будет – пробуйте уйти низом. Удачи вам тогда.

– Ясно, командир, – кивнул Старый.

– Ну тогда я пошел. – Крысолов неслышно подошел к верхней двери и одним рывком распахнул ее, одновременно отпрыгнув назад, насколько позволяла узкая лестничная площадка, на которой хватало места только для одного. Все это он проделал, не отводя глаз от прицела.

Так. За дверью здесь никого, – обрисовал он ситуацию. – Дальше – небольшой узкий коридор и еще один поворот направо.

– Ну чисто компьютерная игра, – пробурчал Сикока. – Вроде той, что малой мой резался… – Он еле слышно сглотнул и больше не продолжал.

– Иду внутрь, – спокойно продолжил Крысолов и шагнул вперед. Теперь его не было видно, только голос продолжал сообщать: – Длина коридора – примерно пять метров. Я сейчас в двух метрах от поворота. Стою, фиксирую поворот, заносите.

– Давай! – скомандовал Старый Сикоке, и они, подхватив Банана за лямки на разгрузке, пыхтя, но быстро потащили его наверх.

Кое-как развернувшись на узкой площадке, они все же затащили его внутрь, откуда вскоре раздался голос Старого:

– Давай, Кусок! Артем – отступай следом за ним!

Пулеметчик, опираясь на стену, тяжко побрел по ступенькам. Видно было, что ему тяжело дается каждый шаг, он надсадно сипел и останавливался. Артем хотел было ему помочь, однако тот, заметив его движение, резко помотал головой:

– Нет… Низ… Смотри… – и вновь поковылял наверх.

Следом за ним начал пятиться и Артем, сторожко следя за лестницей внизу. Там мелькнул силуэт – видно, морф решил еще попробовать настичь трусливую добычу. Чтобы отбить у него такой соблазн, Артем грохнул парой выстрелов, и морф опять убрался в тень. Пятясь, Артем зацепился за край ступеньки и едва не полетел вниз, благо Кусок успел выбросить руку и поймать его за рукав. Слава богу, скоро и к двери подошли… Кусок почти ввалился внутрь, следом поспешно стал отступать туда и Артем, которому до жути стало страшно остаться одному на этой лестнице. Как-то резко вспомнился вдруг старый детский сон, который повторялся несколько раз: он идет куда-то с группой одноклассников, на секунду где-то задерживается, а потом, когда пытается догнать их, оказывается, что все уже куда-то ушли, бросив его одного. Он пытается их догнать, понимает, что свернул не туда, но уже поздно, и он только судорожно бежит по пустым коридорам какого-то здания, а кругом никого. Все вокруг какое-то… странное, незнакомое. Как-то ясно, что ЭТО – вообще другой мир, и он начинает плакать… Просыпался Артем всегда от такого сна в холодном поту, и сейчас так НАКАТИЛО – на секунду было полное ощущение, что вот этот сырой коридор, лестница, железная дверь – всего лишь сон, и он проснется сейчас, и никакой Хрени не было, и мамка живая, и не было такого, что она за ним на печку лезла, а батя ее топором… Морф, бесшумно вымахнувший из темноты, быстро оборвал эту глупую надежду, и Артем холодно подумал: «Нет, не сон…»

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.