Страница 264 из 380
Над сопкой взвился русский флаг. По этому сигналу команды пластунов покатили к сопке двухсотлитровые бочки с сюрпризами. Не прошло и двадцати минут, как первая развороченная бочка покатилась по склону в сторону японцев, оставляя за собой едкий, зловонный дым. Свежий морской ветерок медленно сносил белесую завесу на японские окопы. Попеременно со слезоточивым газом бросали и бочки с обычной дымовой завесой. Через полчаса пелена дыма и газа обещала стать достаточно плотной, чтобы прикрыть выход в атаку разворачивающихся в боевые порядки гвардейских полков.
- Михаил Александрович, а в этой песне, там, где Михаил нас лично поведет...
- Это не я придумал, поверьте Алексей Алексеевич. Глас народа, так сказать...
Михаил не стал пояснять Брусилову, что на этой строчке настоял Балк, невзирая на все возражения того самого Михаила. "Проще любить не абстрактную Родину, но конкретную фигуру. А лучше вас на роль талисмана и символа армии не подходит никто". Михаил, правда, так и не понял следующей фразы - "при правильной личности ее "культ" должен пойти стране только на пользу".
На фоне восходящего солнца из утреннего тумана, наконец, проявился "Урал", ползущий на буксире у "Силача", "Свири" и "Роланда". Не доходя до пирса примерно сотню метров грузный, осевший гораздо ниже ватерлинии, раненный корабль окончательно сел на грунт. Видя тщетность дальнейших попыток сдвинуть с места десятитысячетонную махину, Балк - второй, которого Макаров, памятуя о том, как он управлялся с "Фусо", отправил руководить этой операцией, сменил тактику. Рассудив, что его главная цель как можно скорее доставить на берег десант, он, с помощью двух других буксиров, подтащил к борту гиганта три доживавших свой век у дальнего причала угольных баржи. Первые две использовались в качестве плавучего пирса, а третья уже позволяла "дотянуться" до пирса реального. С борта крейсера-лайнера тем временем спускали многоячеистую сеть, по которой гвардейцы с полной выкладкой спокойно и без суеты перебирались вниз на баржи. Вскоре первые солдаты Семеновского полка, протопав по скрипящим палубам и наспех набросанным деревянным настилам, предусмотрительно включенным в "хозяйство" Одесского морского батальона, попали, наконец, на берег.
К этому моменту здесь появился вспотевший и пропыленный, закончивший свои дела на сопке Василий Балк.
- Не зря Великий князь говорил Брусилову, что ты точно что-нибудь придумаешь! - приветствовал двоюродного брата Балк-третий, попутно уклонившись от могучего хлопка по спине, которым тот его приветствовал, - опять болтался на этой пыхтящей посудине там, где настоящие корабли стреляют друг в друга?
- Ну, не всем же на берегу отсиживаться, - ответно подколол Балк Балка.
- Отставить сцену братской любви! У нас тут война, а не пьеса "встреча братьев по оружию"! - неожиданно раздавшийся от причала зычный голос заставил обоих Балков обернуться. Однако с катера в след подходящему контр-адмиралу Рудневу, всем своим видом выказывавшего готовность к разговору на высоких тонах, уже неслось:
- Ваше превосходительство, Всеволод Федорович! На "Варяге" подняли сигнал лично для Вас, "Командующий просит срочно прибыть на "Аскольд"!
- Понял, спасибо, продолжайте наблюдение... Степан Осипович значит уже подошел, интересно, кто там с ним еще? Может быть уже сегодня Того свое и получит. Но сначала у меня получит еще кое-кто...
Ну, здравствуй, красавчик... Ох, и злой же я на тебя, Вася, за это трижды раздолбанное минное поле! Смерти нашей захотел что ли? Или кромсаться в рукопашной с кучей злобных японцев тебе проще и приятнее чем один раз рубильник повернуть?
- Здравия желаю... Не руби повинну голову, Всеволод Федорович! Не досмотрел. Мой грех...
- Счастлив твой бог, Вася, что "Урал" на плаву остался... Ведь в самом конце, когда все уже сложилось, такую кашу нам заварить мог, блин!
- Федорыч, ну прости же Христа ради! Каюсь, не проверил сам радийный вагон, раздолбаям доверился...
- Ага... Раздолбаям. "Вот сниму с тябя медальку, да медалькой по мордам!" Откуда хоть это помнишь?
- Обижаешь, начальник...
- Так посочиняй на досуге! За копирайт все одно никто не спросит, да и веселее будет. А вот за "Урал" и семеновцев бы спросили. По-полной... Брата благодари. И... С победой вас, черти! Того мы развели вчистую! Эскадра Чухнина здесь. Вся! И мои углееды тоже. Так что теперь МЫ японцам условия ставить будем...
Все, я уехал к Макарову. А по раздолбаям и минным полям у нас теперь с тобой 1:1, если не возражаешь!
Письмо В.К. Михаила Александровича брату (фрагмент)
Комментарии графа А.А.Толстого
...произведённые на основании скучной бухгалтерской работы по учёту истраченных патронов, испорченных винтовок и пулемётов расчёты (на скуку я, впрочем, не жаловался - острых ощущений и увлекательных приключений за время осады Артура и Дальнего хватило с лихвой) повергли меня в настоящий ужас. Я трижды проверял и перепроверял с истинно германской педантичностью собранные для меня штабс-капитаном Штаккелем цифры. Отчаявшись, я обратился к наверняка известному тебе по рассказам доктора капитану Б.*
Он посмотрел на меня, поверь мне, Ники, как на ребёнка. Почти все цифры, к моему отчаянию, были поправлены им даже в сторону увеличения. Пять миллионов винтовок, сорок тысяч пулемётов, триста тысяч ружей-пулемётов и пистолет-пулемётов совокупно, шесть миллиардов патронов в мобилизационном запасе (и половина этого количества в ежегодном производстве во время большой европейской войны) - это непредставимо. Особенно когда вспоминаешь состояние нашей промышленности, казавшейся нам такой основательной и надёжной. И ведь я ещё не закончил подсчёты по расходу артиллерийских снарядов... Боюсь, что "снарядный голод" предстанет в цифрах такой ужасающей геенной, которую ты (и даже я, не испытывавший затруднений с поддержкой со стороны молодцов-артиллеристов из Артура и моряков с залива) не можешь представить.** А ведь ещё есть и новые виды вооружения и снабжения - механизация армии, развитие наших броневых экспериментов, удушающие газы, аэронавтика.
Кстати, известный тебе инициатор всей этой истории Р. предоставил мне при своём (крайне эффектном) прибытии в Дальний американскую газету с описанием полётов бр. Райт. За "адмиральским чаем" (зависть армии к комфорту моряков я полагаю вечной, впрочем, в капитанской каюте "Варяга" заботливо сохранён и покрыт лаком весьма крупный кусок обугленной и выгоревшей дубовой панели - память о прорыве и напоминание о "цене" этого комфорта) Р. немного рассказал мне о перспективах сих хлипких "этажерок". Говорил он со знанием дела, чувствуется его довольно фундаментальная подготовка в области воздухоплавания. По словам Р., первым человеком, с которым он хотел бы встретиться после окончания войны (за исключением тебя, разумеется) для продолжительной, вдумчивой и серьёзной беседы, является неизвестный мне, к сожалению, проф. Жуковский из Московского Училища.***