Страница 103 из 104
– Свиньи, проклятые свиньи! – заорал я, вскочив со своего места, и побежал в фюзеляж. – Возьмите его на борт! Возьмите его сюда немедленно!
Все недоуменно смотрели на меня. Рис и Хэкет стояли у двери, остальные сидели на брезентовых сиденьях.
– Кого? – спросил Хэкет.
– Мула, ублюдок! – заорал я на него. – Думаете, я без него полечу?
Рис направился ко мне:
– Спокойно, Фаррел, мы не можем взять мула.
– Или вы его берете, или мы все остаемся. Вы даже не распрягли его…
– Ладно, мы его распряжем, но взять…
– Или берем его, или я не полечу.
– Опомнись, парень. – сказал Хэкет. – Я очень хорошо отношусь к животным, но, черт побери, всему есть предел.
Если бы я не был так взвинчен, я бы все понял. Но Джордж был для меня чем-то большим, чем просто мул. Он помог мне выбраться из Санто-Франциско, и я не мог бросить его здесь на верную погибель. Я кинулся к двери и распахнул ее. Сансевино схватил меня за руку:
– Не нужно так расстраиваться из-за мула. Это всего лишь мул. В самолете ему будет плохо, и. кроме того, его не втащить внутрь.
Он разговаривал со мной как с ребенком, как доктор со строптивым пациентом. И вся моя ненависть к этому человеку вспыхнула с новой силой.
– Понравилось бы вам тащить сломанную повозку, набитую до отказа, а потом оказаться брошенным и умереть мученической смертью?
– У вас слишком богатое воображение. Это всегда доставляло вам уйму неприятностей. Вы забыли, что это животное, а не человек.
У меня вдруг возникла шальная мысль запрячь этого мерзкого доктора в повозку и оставить здесь. И я невольно усмехнулся.
– Возьмите себя в руки, Фаррел, – сказал он таким тоном, каким врачи разговаривают с сумасшедшими.
Я видел его глаза, расширившиеся от страха, видел его нос, разбитый Роберто, а потом я уже ничего не видел, так как ной собственный кулак крушил его физиономию. Когда я увидел его снова, он валялся на металлическом полу с окровавленным лицом. Меня трясло, перед глазами все расплывалось, к горлу подступала тошнота. Как бы издалека я услышал свой голос:
– Возьмите мула в самолет.
Хэкет и Рис посмотрели на меня, потом, ни слова не говоря, выпрыгнули из самолета. Я выпрыгнул за ними и, найдя несколько досок, соорудил помост. Хэкет уже возвращался с мулом. Я пошел им навстречу, погладил животное по бархатной морде и, успокаивая его, повел в самолет. Нам удалось быстро с этим справиться, без особого труда. Я взглянул на Сансевино. Он прикрывал лицо окровавленным платком и злорадно смотрел на меня и мула.
– Только посмейте его тронуть, и я вас убью, – пригрозил я.
– С мулом все будет в порядке, – заверил меня Хэкет.
Я стоял, глядя на Сансевино. Мои нервы были напряжены до предела. Подошла Хильда и отвела меня в кабину. Я услышал, как щелкнула, закрываясь, дверь. Я занял место пилота, руки легли на рычаги управления.
– Я могу чем-то быть полезен? – спросил Рис.
– Все в порядке. Иди и не спускай глаз с этого проклятого доктора.
Мне не хотелось, чтобы Рис видел, как меня сотрясает дрожь. Он ушел, и я сказал Хильде:
– Пойди скажи, чтобы все пристегнули ремни, и закрой дверь кабины.
Она выполнила мое поручение, вернулась в кабину и, закрыв дверцу, села рядом.
Я нажал кнопку стартера. Ожил левый мотор, через мгновение заработал и правый. Туча пыли заполнила импровизированный ангар. Шум стоял жуткий. Совершенно автоматически я провел привычную проверку: щитки, руль, масло, бензин, тормоза – все.
Наконец я развернул самолет носом к вилле и, отпустив тормоза, прибавил оборотов, одновременно следя за показаниями приборов. До меня доносились испуганные вопли мула, цокот его копыт по металлу. Потом я сбавил обороты и, пока винты работали на этих оборотах, вытер вспотевшие руки.
Хильда осторожно коснулась моей руки. Я взглянул на нее, она улыбалась. Это была улыбка дружбы и доверия. Потом она подняла большой палец и кивнула. .
Я развернулся к дороге – она пролегала между ровными рядами виноградника, засыпанная пеплом, а в конце се находилась вилла и лава. Я хотел было взлетать с того конца, где была вилла, но прибавил газа и добавил оборотов, потому что понял: если сейчас не взлечу, нервы мои не выдержат. Сейчас или никогда. Я отпустил тормоза, почувствовал, что самолет двинулся, проверил состояние двигателей и поставил ноги на педали; моя левая рука сжала штурвал. Меня не покидало беспокойство. Как поведет себя самолет, набрав скорость? Какие ухабы могут возникнуть под этим проклятым ковром из пепла? Но пути к отступлению не было, и я дал полный газ. Пепел разлетелся во все стороны. Виноградники остались позади. Я нажал на педаль, чтобы поднять хвост, и самолет закачался, а хвост начал опускаться. Я сосредоточил все свое внимание на руле, и хвост наконец поднялся. Мы оторвались от земли. Вилла с ее красной крышей проплыла под нами. И вдруг самолет стало швырять вверх и вниз- Я понял, что мы попали в струю горячего воздуха над лавой. Неожиданно все пришло в норму. Самолет лег на курс, и я с удовлетворением отметил про себя, что летать я еще не разучился.
В этот момент Хэкет ворвался в кабину:
– Фаррел, небольшая неприятность. Проклятый мул. Как скоро мы сможем приземлиться?
– Что случилось? – спросил я, делая вираж и поворачивая к морю.
– Этот парень, доктор. Он тяжело ранен. Мул лягнул его.
– Лягнул Сансевино? – Я чуть не расхохотался, но вместо этого заметил с усмешкой: – Этот мул, оказывается, злопамятный.
– Не валяйте дурака. Он довольно плох.
Я выровнял самолет и направился вдоль берега к Неаполю.
– Как это произошло?
– Это случилось, когда вы взлетали. Сансевино встал, чтобы проверить, все ли в порядке у Максвелла. Но потерял равновесие и упал к ногам мула. Мул хлестнул его хвостом и заржал. Если бы Сансевино лежал спокойно, все бы обошлось. Но он попытался встать. Тут-то мул и лягнул его. Он без сознания, удар пришелся по голове. Мы не можем приблизиться к нему из-за мула.
– Ради всего святого, не трогайте мула. Подождите, пока я посажу самолет.
– Ладно, но поторопитесь. Сансевино плох.
Я держал курс на Вомеро, а под нами лежал Неаполь, серый от пепла, а все дороги, ведущие в город, были забиты транспортом.
– Идите и скажите, чтобы все пристегнулись, через несколько минут мы приземлимся в Помильано.
Хэкет ушел, а я сидел и думал, глядя вперед, о том, что с мертвым Сансевино закончилась бы глава моей жизни. Прошлое умерло бы. Впереди засияла бы новая жизнь. Только бы благополучно посадить самолет. Я увидел Помильано, серую равнину, похожую на цирковую арену. Я выпустил шасси. Из бокового окна кабины я увидел левое колесо.
– Проверь, вышло ли второе колесо, – сказал я Хильде.
Она выглянула в окно и кивнула. Снижаясь, я сделал круг над аэродромом. Я был совершенно спокоен и не чувствовал прежнего напряжения. Снова вошел Хэкет.
– Сансевино умер, – сказал он.
Это известие придало мне спокойствия. Но для того чтобы сесть, мне пришлось собрать все свое мужество. На посадочной полосе не было ни самолетов, ни каких-либо знаков. Я опустил щитки, и самолет побежал по земле. Ветра практически не было, и самолет вел себя вполне нормально. На радостях я чуть не съехал с дорожки, но все обошлось. Я нажал на тормоза и жал на них до полной остановки. Потом развернул самолет и отогнал его к стоянке. Я продолжал сидеть в полном оцепенении, меня тошнило. Судя по всему, я потерял сознание, потому что, придя в себя, обнаружил, что лежу на брезентовых сиденьях в фюзеляже самолета. Потом услышал голос Хильды, доносившийся откуда-то издалека, сказавшей по-итальянски кому-то: «Нервное истощение, только и всего».
Потом в течение какого-то времени я лишь иногда приходил в сознание и тогда чувствовал свою руку в чьих-то холодных, надежных ладонях и без конца повторял, чтобы не обижали мула. Потом я надолго опять впал в забытье, а когда наконец вышел из него, я помню, что проснулся в какой-то полутемной, прохладной комнате и увидел Джину, склонившуюся надо мной.