Страница 9 из 91
Райе! Так звали этого человека. Меньше чем двадцать четыре часа назад он был на борту, здесь, в этой каюте! Вероятно, я сижу за его столом, одетый в его одежду, а судно все еще на плаву!
Собравшись с силами, я подошел к столу, чувствуя некоторое сострадание к бедняге, что болтается в море на спасательной шлюпке. Или он уже благополучно добрался до берега? А может быть, утонул?
Я не спеша открыл верхний ящик. Он был заполнен навигационными атласами. Райе был обычным человеком, не чуждым чувства собственности, потому что на форзаце каждой книги было написано его имя – Джон Райе. Угловатый почерк совпадал с записями в вахтенном журнале. Здесь были также детективы, сборники тригонометрических задач, логарифмическая линейка и пустые разграфленные листки.
Ниже я нашел новенький несессер с дарственной надписью внутри: «Джону. Пиши мне чаще, дорогой! С любовью, Мэгги». Жена или возлюбленная? Этого я не знал, но передо мной лежало его последнее письмо к ней. Оно начиналось словами: «Моя дорогая Мэгги!»
Однако мое внимание привлек следующий абзац: «Теперь, когда худшее позади, могу сказать тебе, дорогая, что мы попали в передрягу! Все шло наперекосяк. Капитан умер, и мы его похоронили в Средиземном море. А в Атлантическом океане нас настигло несчастье».
Из дальнейшего следовало, что 16 марта при сильном шторме они были вынуждены лечь в дрейф: отказала помпа. Трюмы № 1 и № 2 были затоплены. Вдобавок разгорелся пожар в радиорубке, а в котельном отделении обнаружилась течь. Команда пыталась укрепить там переборку, но этот мерзавец Хиггинс вызвал панику, заявив, что в трюмах находятся взрывчатые вещества, погруженные незаконно. Мистер Деллимар,
которого Райе называл «владельцем», упал за борт в ту же ночь.
О Патче он писал, что тот нанялся на судно в Адене в качестве помощника капитана, заменив старого Адамса, который заболел. Дальше было написано: «Слава Богу, что так случилось, а то я бы вряд ли смог тебе написать. Он хороший моряк, хоть и говорят, что несколько лет назад по его вине «Бель–Иль» налетела на скалы».
И наконец, заключительный абзац: «Теперь первый помощник – Хиггинс, и, сказать честно, Мэгги, я не знаю, как быть. Я уже писал тебе, как он третировал меня в Иокогаме. Но это еще не все. Он слишком подружился с одним из членов команды, далеко не лучшим. А еще – судно… Иногда я думаю, старушка знает, что ее ждет свалка… Бывает, суда и разбиваются…»
Тут письмо обрывалось. Что же произошло дальше? Стрельба или пожар? На эти вопросы мог дать ответ только Патч. Я сунул письмо в карман и побежал в котельное отделение. У дверей я остановился и задумался. Что я знаю о человеке, которого собрался допрашивать? Он остался на судне один. Все, кроме него, покинули «Мэри Дир». Таггарт умер, владелец судна – тоже.
По моему телу пробежала холодная дрожь. Я остановился на рабочем мостике и прислушался. До меня доносились звуки, характерные для судна, борющегося с морем. Они загадочно резонировали в мрачном колодце машинного отделения, но тех звуков, которые я хотел бы услышать, а именно скрежета лопаты, не раздавалось.
Медленно, шаг за шагом, я спускался вниз, пытаясь уловить желанный шум. Увы!
Когда наконец я подошел к двери котельного отделения, то увидел лопату, лежащую на угле.
Я окликнул капитана, но ответа не получил. Распахнув дверь топки, я не поверил своим глазам. Огонь превратился в груду раскаленного добела пепла. Казалось, что его не поддерживали с тех пор, как я покинул отделение.
В бешенстве я схватил лопату и начал бросать уголь, пытаясь физическим усилием заглушить страх. Но это оказалось не так просто. Страх уже глубоко засел во мне. Внезапно я бросил лопату, захлопнул дверцу топки и бросился наверх. Я должен найти его! Я должен убедиться, что он еще жив!
Конечно, мой страх немало подогревался неимоверной усталостью.
На капитанском мостике Патча не оказалось. Но в ходовой рубке на карте карандашом было отмечено новое местоположение «Мэри Дир».
Вид моря меня немного успокоил: хоть оно было реальным! О Господи! Оно действительно было реальным! Я вцепился в деревянную раму окна рубки и стал завороженно наблюдать за волнами. Вот одна поднимается к левому борту, разбивается о корпус, вздымая огромный столб пенящейся воды, который обрушивается на переднюю палубу и сметает все на своем пути. Зеленая вода скрыла нос судна, а когда очертания фальшборта показались снова, я увидел, что чехол переднего люка сорван.
На палубе не было ни одного куска древесины, все чехлы люков были смыты водой. Я видел, как из люков хлестала вода при каждом крене, но море быстро снова заполняло их. Теперь уже нос судна был практически под водой. Похоже, оно долго не продержится!
Во внезапной уверенности, что судно идет ко дну, я оглядел капитанский мостик. Штурвал вращался сам по себе, на кресле сверкал медью бинокль, рукоятка телеграфа все еще стояла на «полный вперед»… Но вокруг – ни души.
Я повернулся и пошел в каюту капитана. Патч полулежал в кресле расслабившись, с закрытыми глазами. На столе под рукой стояла полупустая бутылка рома. Стакан валялся на полу, и пролившийся из него ром оставил на ковре влажное коричневое пятно.
Сон разгладил его морщины. Он показался мне моложе и не таким суровым. Правая рука на кожаном подлокотнике нервно подергивалась. Два синих плаща все так же нелепо висели возле двери, а девушка лучезарно Улыбалась из серебряной рамки.
Бурное море захлестывало иллюминаторы. Вдруг глаза его блеснули. Казалось, он сразу пришел в себя, хотя лицо еще было заспанным и покраснело от рома.
– Смыло чехлы передних люков, – сообщил я, как ни странно, чувствуя какое–то облегчение. Он существовал реально, и на нем лежала вся ответственность. В конце концов, я был не один!
– Знаю. – Он провел рукой по лицу и черным волосам. – И что, по–вашему, я должен предпринять? Пойти поставить новые? – Он говорил чуть–чуть невнятно. – Однажды мы это уже делали. – Он с трудом поднялся с кресла и, подойдя к иллюминатору, стал смотреть в море, стоя ко мне спиной, слегка ссутулившись и засунув руки в карманы. – Так было все время, пока мы шли по Бискайскому заливу. Штормило, и трюмы без конца заливало водой. – При свете, падающем из иллюминатора, его лицо выглядело еще более измученным. – А тут еще и этот шторм! О Господи! Что за ночь!
– Поспите–ка еще немного!
– Поспать? – Он опять потер лицо и пригладил волосы. – Может быть, вы и правы. – Он нахмурился и как–то удивленно улыбнулся: – Знаете, я не припомню, когда спал в последний раз! – Вдруг он посуровел. – Было ведь что–то… О Боже! Не могу вспомнить. Мне нужно кое–что поискать… – Он уставился на книги и карту, лежащие на полу, возле кресла. Это была карта № 2100, крупномасштабная карта Минкис. Затем снова посмотрел на меня и как–то странно произнес: – Кто вы все–таки?
Он явно был слегка пьян.
– Я уже говорил вам. Меня зовут…
– К черту ваше имя! – нетерпеливо закричал он. – Что вы делали на этой яхте? Зачем вы забрались на судно? – Прежде чем я успел ответить, он спросил: – Вы имеете какое–то отношение к компании?
– Какой компании?
– Торгово–пароходной компании Деллимара, которой принадлежит «Мэри Дир»? – Он заколебался. – Вы здесь для того, чтобы проследить… Нет, не может быть! Мы шли не по расписанию!
– До прошлой ночи я никогда не слышал о «Мэри Дир», – сказал я и поведал, как мы чуть было не стол-, кнулись. – Что случилось на судне? Почему команда покинула его, не погасив топки? Почему вы остались в одиночестве? Что, был пожар?
Он смотрел на меня, слегка пошатываясь. Потом, чуть улыбнувшись, заметил:
– Мы и не намеревались заходить в Ла–Манш! – Я был удивлен и спросил, что именно он имеет в виду, и капитан пояснил: – Когда мы огибали Уэссан, я думал, что мы находимся в открытом море. Черт возьми, – воскликнул он, – какие только напасти не обрушились на меня за один этот рейс! А тут еще и пожар! – Он повернулся ко мне. Похоже, ром развязал ему язык и захотелось поговорить. – Этот пожар окончательно доконал меня. Он начался вчера вечером, в половине десятого. Райе ворвался ко мне и доложил, что в трюме номер три пожар и экипаж в панике. Спустив брандспойт в трюм номер четыре, мы стали поливать водой переборку между третьим и четвертым трюмами, а затем я спустился по инспекционному трапу в четвертый трюм, чтобы проверить обстановку. Тут–то они меня и достали! – Он показал глубокую рану на челюсти.