Мы из ЧК

— Не бойся! Мы тоже дремать не будем, — сказал Бейгалин. — Запомни мой наказ — пакет пока никому не показывай!

Орунбеков так и поступил. В Талды-Курган выехал через три дня, а домой возвратился, когда Балабекова уже не было в живых.

Второй пакет, адресованный в редакцию газеты, Бейгалин разорвал и сжег. Это видели колхозники Альджуманов, Бекчаинов и Омаркулов, пришедшие в исполком по делам.

Тем временем Кожаберда Тохтабаев создал террористическую группу из числа враждебно настроенных байских сынков. Первыми, кому он поведал свою тайну, были Сатыбалды Камаев и его сын Мажит. Затем в группу вошли Муса Хамзаев, Рахимберды Салыков, Ахмет Суюнбаев.

Когда все было готово, Тохтабаев сказал Джубанову:

— Группа создана. Ее участники готовы выполнить любое задание. Теперь дело за вами. Надо организовать выезд Балабекова в урочище Актюбе-Булак в сопровождении нашего человека. Джигиты в урочище Чурук поймают его и убьют.

По ложным сигналам милиционер Сегизбаев, сопровождающий Балабекова, уехал во вторую бригаду, а сам Балабеков отбыл в урочище Актюбе-Булак.

Все шло по плану. Балабекова сопровождал один из участников заговора. Мажит Камаев, Салыков и Хамзаев, выехавшие в урочище Чурук, напали на Балабекова, отобрали у него винтовку, скрутили руки, завязали глаза и привезли в землянку Казбека Байдавлетова. Здесь их поджидали Тохтабаев, Сатыбалды Камаев, Джубанов и Тайкенов.

Прежде чем приступить к казни, Тохтабаев заставил Суюнбаева дать религиозную клятву в том, что он сохранит все увиденное в тайне. После окончания обряда, он сказал Суюнбаеву:

— Поезжай домой. Но помни — о случившемся никому ни слова. Если разболтаешь, твою землянку вместе с тобой сожжем!

— Будут спрашивать, где Балабеков, что я скажу? — спросил Суюнбаев.

— Говори, что в пути вас догнали знакомые Балабекову учителя. Тебе же предложили вернуться.

После отъезда Суюнбаева, заговорщики раздели Балабекова и в одном нижнем белье увели к обрыву. Тохтабаев, Мажит Камаев спрыгнули вниз, закричали Салыкову:

— Рахимберды, давай его сюда!

— А как?

— Накинь на шею аркан и спускай прямо в яму.

Салыков так и поступил. Тохтабаев и Камаев закопали полузадохнувшегося Балабекова в яму. Затем все зашли в землянку, поели мяса, заставили Казбека Байдавлетова, его жену Гульсару дать религиозную клятву и уехали. Винтовку Балабекова взял Тохтабаев.

На следующее утро заговорщики, а с ними Джунуспек и Суванкул собрались на зимовке бая Унербекова, зарезали лошадь Балабекова и устроили той. Подвыпивший Джунуспек хвалился, что весной 1932 года в Талды-Курган придет банда Кундакбая, и тогда они доведут начатое дело до конца, закопают в яму всех, кто признает Советы.

После обеда Тохтабаев предложил начать бату. С соблюдением всех правил, установленных религиозным обрядом, заговорщики дали торжественную клятву о неразглашении тайны, по очереди подошли к тазику, наполненному кровью зарезанной лошади, поочередно обмакнули в нее пальцы.

Через два дня Тохтабаев, Джубанов, отец и сын Камаевы, Бейгалин, Хамзаев и Салыков выкопали труп Балабекова, увезли его в горы и сожгли на костре. Пепел развеяли по ущелью.

Прошло некоторое время и все материалы, изобличающие убийц Балабекова, были собраны чекистами. Казалось, теперь можно провести операцию по аресту заговорщиков. Но районный отдел не спешил с этим. Нужно было напасть на след Суванкула и Джунуспека, проверить отдельные моменты из рассказа Гульсары, собрать сведения о местах, где можно найти вещественные доказательства. Над решением этих вопросов и продолжала работать оперативная группа Кульбаева. Были приняты меры к тому, чтобы ни один из подозреваемых в убийстве Балабекова не сбежал за границу.

Вскоре поступили сведения о том, что винтовку, отобранную у Балабекова, видели у тестя Тохтабаева, жителя Балхашского района Исабая. Милиционер Сегизбаев на железнодорожной станции Айна-Булак у почтальона Чагарова нашел нагайку Балабекова. Как показала проверка, Чагаров купил нагайку у жителя десятого аула Молдабаева, который получил ее в подарок от двоюродного брата Мухамета, а тот взял ее у Иргенбаева, родственника Тохтабаева. Охотничье ружье Сапаргали Алипова было обнаружено на старой зимовке Мажита Камаева. Веревка, которой террористы связывали Балабекова, отыскалась на кистау Казбека Байдавлетова. Одежду Балабекова припрятал на своей зимовке бай Унербеков. Здесь же, в заброшенной землянке, стоявшей в заросшей балке, скрывались бандиты Джунуспек и Суванкул. Их задержали поздно вечером, после сытного ужина у бая Унербекова.

…Джунуспек сидел в кабинете Кульбаева и, низко опустив голову, молчал. Но когда в дверь постучали и послышался знакомый голос, он встрепенулся. В кабинет вошел свидетель Сапаргали Алипов. Увидев его, Джунуспек в изумлении воскликнул: «Ой-бой!»

— Вы знаете этого человека? — спросил Кульбаев Алипова, когда тот занял место на стуле против Джунуспека.

— Да! Этот человек избил меня в горах прошлым летом. С ним еще был один. Они ограбили меня, под угрозой смерти забрали лошадь, одежду, охотничье ружье.

— Верно он говорит? — обратился Кульбаев к Джунуспеку.

— Да, — чуть слышно ответил тот.

В глазах Джунуспека уже не было той звериной злости, которая привела его на советскую землю. В них стоял страх. Следовало отвечать за свои дела и преступления. Отвечать сполна, по законам первого в мире социалистического государства.

Н. Мельников

КАШГАРСКИЙ ГОСТЬ

В условиях продолжающейся подрывной деятельности империализма важную роль играют органы государственной безопасности… Партия последовательно воспитывает работников этих органов в духе ленинских принципов, неукоснительного соблюдения социалистической законности, в духе неустанной бдительности в борьбе за ограждение советского общества от действий враждебных элементов, от происков империалистических разведок.

Идоята Розыбакиева Михаил Петрович Хлебников раньше не знал и потому немало удивился, когда тот холодным декабрьским утром 1925 года в парке Федерации обратился с вопросом:

— Товарищ, можно вас?

— Да.

— Я знаю, вы чекист, — сказал Розыбакиев. — Иду к вам, в ОГПУ. Надо посоветоваться по одному, как мне кажется, очень важному вопросу. Может быть, поможете мне, сведете с нужным сотрудником.

— Пожалуйста, — согласился Хлебников. — Идемте. Я вас выслушаю.

Когда они вошли в здание губотдела, что и теперь еще стоит на углу улиц Гоголя и Карла Маркса, уселись за стол, Розыбакиев, оказавшийся образованным, интересным собеседником, продолжил начатый в парке разговор:

— Осенью 1921 года в доме моего товарища Керимахуна Мусабаева я познакомился с человеком, приехавшим из Кашгарии. Он назвался шейхом. В разговоре с ним я узнал, что имамы и муллы вместе с гоминдановцами и англичанами угнетают кашгарцев, унижают их человеческое достоинство.

Позже, когда гость ушел, Керимахун рассказал, что шейх, высокообразованный священнослужитель, носит сан дамуллы. Среди проживающих на территории Казахстана уйгуров-кашгарцев он слывет наиболее прогрессивным человеком.

Хотя Керимахун отзывался о шейхе хорошо, у меня о нем сложилось впечатление не как о прогрессивном, по-доброму настроенном человеке, а как о религиозном фанатике. В беседе он часто ссылался на Коран, останавливался на истории Магомета…

После этого я с шейхом не встречался и не знаю, сколько времени он пробыл в Алма-Ате. Позднее слыхал, что шейх уезжал на два года в Андижан, затем снова вернулся в Алма-Ату, занялся торговлей и вскоре стал имамом местной уйгурской мечети.

Недавно я встретил его на городском мучном базаре. Он спросил, читал ли я в последнем номере газеты «Кзыл узбек» статью об антипартийной оппозиции? И когда я ответил, что не читал, шейх пригласил меня к себе домой, показал эту газету. Дождавшись, когда я закончил чтение статьи, он спросил, какого я мнения об оппозиции. И тут же высказал свою мысль.