Страница 30 из 77
— Я ведь целехонький, — попробовал улыбнуться моряк. — Башка вот только трещит. Здорово ударили, гады!
Иванов встал, осмотрелся. Затем присел, стал осторожно разбирать стену. Полуистлевшие бревна осели. Образовалась дыра. Стена была тыльная, глухая. За ней простиралась ровная, как стол, необозримая степь.
— Ну, с богом, — сказал Клейменов. — Любой ценой доберись до наших. Передай, что Серов собирается прорваться через Илецк…
Иванов на прощание обнял товарищей, полез в дыру. Клейменов и Переверзенцев помогли ему выбраться на волю и тотчас завалили лаз сухим кизяком.
Еще не осела поднятая пыль, как дверь в сарай снова распахнулась и на пороге появился серовец. Щуря ослепленные искристым снегом глаза, он крикнул в темноту:
— Эй, клейменый, или как там тебя? Выходи!
Дмитрий Иванович поднялся, но острая боль чуть не сбила его с ног. Переверзенцев подхватил друга, и они вдвоем, обнявшись, подошли к светлому проему двери.
— Ты оставайся!
Бандит пнул ногой чекиста. Но Иосиф Ефимович устоял. Сдерживая гнев, сказал:
— Человек на ногах стоять не может. Помогу ему выйти, доведу до штаба. Назад опять же надо будет поддержать.
Бандит посмотрел на окровавленного Клейменова, на свои руки, презрительно сплюнул:
— Валяй, веди! Только назад вам не придется идти. Батька дюже злой…
Серовец закрыл дверь сарая на засов, пинком подтолкнул Переверзенцева.
— Поехали!
В сенцах дома, где чинили расправу, сидели старый казах, две-три женщины, несколько бритоголовых малышей.
— Стой! — сказал Переверзенцеву бандит. — А ты иди!
И, схватив Клейменова за ворот шинели, поволок его в открытую дверь.
Переверзенцев, мешая казахские слова с русскими; вполголоса заговорил с аксакалом. Тот в знак согласия кивал головой, прикладывая ладони рук к впалой груди. Чекист хотел еще что-то сказать, но в этот миг в доме раздались выстрелы. На пороге появился пьяный Долматов.
— Входи! — закричал он. — Говорить будем…
Иосиф Ефимович шагнул через порог. Остановился. На глиняном полу лежал мертвый Клейменов. Из-под него вытекала тоненькая струйка горячей крови. В комнате находились уполномоченные Илецкого ОГПУ Петр Ткачук и Ефрем Пятых. Их также захватили серовцы.
Начались пытки. Затем Переверзенцева, Пятых и Ткачука вывели за дом, расстреляли. Когда пришли за Ивановым, сарай оказался пустым. Бандиты всполошились, подняли тревогу. На поиски сбежавшего во главе сотни выехал сам атаман.
Иванов уходил в сторону Красноярского. Но в степи, покрытой снегом, видно далеко. Николая Терентьевича вскоре заметили, догнали. Серов, вынув из ножен шашку, пытался зарубить чекиста. Но моряк уклонился от удара, стащил атамана с лошади. Завязалась борьба. Подоспевшие бандиты еле вырвали из крепких рук своего главаря. Николая Иванова изрубили шашками вдоль и поперек.
Напуганный нападением Иванова, а может быть, по другой причине, Серов отдал приказ собираться. Разграбив аул, бандиты ушли к поселку Покровскому, наказав местным жителям, чтобы те не хоронили убитых. Но как только стемнело, к избе Кулумбека Уразбекова, где останавливался Серов со штабом, потянулись и молодые казахи, и почтенные аксакалы. Недалеко от места, где были расстреляны Переверзенцев, Ткачук и Пятых, они вырыли яму, перенесли в нее погибших чекистов. Прибывшие на следующий день красноармейцы почтили их память винтовочными залпами. На могиле был поставлен скромный деревянный обелиск со звездой, старательно выкрашенной суриком.
…Разъезд кавалерийского дивизиона ГПУ вел разведку из Красноярского в сторону Соль-Илецка. Впереди скакали неразлучные друзья Иван Епифанцев и Сыздык Омыржанов. Вместе их связывала более чем двухлетняя совместная служба. В жарких боях часто приходилось выручать друг друга. Иногда сослуживцы то ли в шутку, то ли всерьез называли их братьями. Иван и Сыздык были уроженцами одного аула. Вместе росли, вместе были направлены по комсомольской мобилизации на работу в чекистские органы.
Вот и сейчас Омыржанов рассказывал Ивану о письме своего старшего брата, который учился в Москве. Он советовал, чтобы Сыздык обязательно шел в военную школу. Но Иван был против. Сам он любил родной аул, мечтал стать агрономом.
Увлекшись спором, Епифанцев и Омыржанов все дальше отрывались от разъезда. Вдруг Иван остановил коня.
— Смотри! — сказал он, протягивая руку в степь.
Вдали темнела фигура человека, быстро убегающего от дороги.
— Кто бы это мог быть? — спросил Сыздык.
Друзья пришпорили коней. Незнакомец, увидев скачущих всадников, побежал еще быстрее, но, заметив на головах бойцов буденовки, остановился.
Иван, подскакавший к незнакомцу, с трудом улавливал обрывки фраз. Старый человек очень торопился выполнить поручение расстрелянных серовцами чекистов. Из его слов Епифанцев и Омыржанов узнали о трагедии, которая разыгралась в ауле № 8.
Подъехал командир. Он поблагодарил аксакала за столь важное сообщение, предложил ему ехать вместе с бойцами. Старик отказался. В ауле его ждала большая семья. Дозор рысью направился к Красноярскому.
Получив новые данные, начальник объединенных войск Степан Ильич Воротков приказал усилить илецкое направление, перекрыть серовцам пути отхода. 23 марта в поселке Царевич, что в 65 верстах северо-западнее Илецкого городка, банда была обнаружена взводом разведчиков отдельного кавэскадрона ОГПУ. Завязался бой. Подоспевшие кавалерийские подразделения 1-го кавполка 27-й дивизии и 22-й илецкой роты ЧОН сходу атаковали бандитов и рассеяли их по степи. Но основные силы Серова прорвались и ушли в юго-западном направлении по границе Самарской и Уральской губерний. Только 3 апреля они были настигнуты в районе Шипово. После короткого боя банда разбежалась.
14 апреля в Сломихинском районе у Копан-Кусука сводный отряд чекистов и чоновцев разгромил остатки банды. Но Серову и на этот раз повезло. Бросив убитых, два пулемета, винтовки, шашки, он с небольшой группой единомышленников вырвался из окружения и убежал в северном направлении. Жена и сын атамана пришли в ЧК, попросили разрешения вернуться в родную Куриловку.
Третьи сутки небольшая группа всадников, избегая дорог и населенных пунктов, пробиралась на северо-запад. Впереди показался полноводный Урал. Подъехав к реке, конники спешились, бросились к воде. Утолив жажду, долго мыли руки, обветренные на сентябрьском солнце лица. Нехотя перебрасывались словами.
На берегу у самой воды сидели двое.
— Что будем дальше делать, Василий? — спросил наконец Долматов.
Серов не ответил. После недавнего боя, когда с трудом удалось выйти из-под огня преследовавшего бронеотряда, он думал об одном: как бы не попасть в руки чекистов, пробиться за Урал, в родные места. В нем еще теплилась надежда на благополучный исход.
Серов давно понял, что его «армия» таяла не только в жарких боях, но и от массового дезертирства. Никто не хотел умирать ради его идей. Страшно обозлился Серов, когда узнал, что два взвода увел Бредихин. Это его, писаря следственного отдела, Долматов просил расстрелять. Но он, атаман, помиловал парня и даже назначил его командиром взвода. А что вышло?
Но особенно больно было вспоминать добровольную сдачу чекистам жены Клавдии, сына. Этого атаман не мог простить никому. Но где взять силы, чтобы разбить большевиков и их отряды? Где?
Возвратившиеся дозорные доложили, в двух верстах, ниже по течению стоят несколько лодок. Серов поднялся с холодной земли.
На переправе всадников встретил старый перевозчик. Подошел к Серову, глухо спросил:
— Что за люди?
— А тебе какое дело?
Старик обиделся. Посопел малость, заметил:
— Мне оно, конечно, дела нету. Но течение коварное. Неровен час и лодку перевернуть может. Если хотите переехать на тот берег, то я сейчас Гришку, внучка мово, позову. Одному не справиться….
Серов подумал и сказал:
— Валяй, да побыстрей!