Мы из ЧК

Из здания Киробкома полпред ОГПУ Даниловский и командующий войсками ЧОН Воротков вышли вместе.

— Ты куда сейчас, Степан Ильич? — спросил Даниловский.

— К себе, в штаб, — ответил Воротков, принимая лошадь от коновода и готовясь вскочить в седло. — А что, Иван Кондратьевич?

— Сводку не забудь мне прислать.

— Не забуду!

Воротков ловко вскочил на коня и пропал в темноте ночи. Даниловский постоял, пока был слышен цокот копыт, затем подошел к фаэтону и сказал кучеру, чтобы тот возвращался в полпредство один.

В Киробкоме на заседании президиума Даниловский делал доклад о борьбе с политическим бандитизмом в Киргизской республике. И теперь, после многочасового напряжения, ему хотелось побыть на свежем воздухе одному, подумать, собраться с мыслями.

Осень 1921 года в Оренбуржье выдалась солнечной и теплой. Лишь редкие порывы ветра да падающие с деревьев пожелтевшие листья напоминали о том, что лето уже прошло.

— Не первое лето с начала революции, — вслух сказал Иван Кондратьевич. — Еще немного, и наступит мир для нас, чекистов.

…Экономические трудности, вызванные прошедшими войнами и неурожаем, резко осложнили политическую обстановку в республике и особенно в областях, прилегающих к Оренбургу. С каждым днем росло число голодающих. Недобитые в гражданскую войну эсеро-кулацкое охвостье и контрреволюционные элементы из мелкобуржуазных слоев поднимали голову. Одна за другой образовывались банды. Террористы убивали партийно-советских работников, грабили заготовительные конторы, вывозили и прятали хлеб, уничтожали скот.

Обдумывая план по организации более активной борьбы с шайками бандитов, полпред не заметил, как подошел к зданию ОГПУ и, привычно отдав честь часовому, направился в свой кабинет. На столе его ждала оперативная сводка. Прочитав ее, Даниловский подошел к висевшей на стене карте, отметил расположение войск ОГПУ, ЧОН, Красной Армии. Затем вызвал начальника военного отдела Клейменова.

— Дмитрий Иванович! Доложите о работе разведотрядов.

Когда на карте были отмечены места расположения банд, полпред поинтересовался работой разведотрядов, созданных из казахов-добровольцев, их нуждами, организаторскими способностями командиров. Это была надежная и весьма эффективная сила. С помощью разведотрядов органы ОГПУ получали точную информацию не только о передвижении банд, но и об их численном составе, вооружении.

— Обком партии, — сказал Даниловский, переходя к следующему вопросу, — поставил перед чекистами задачу ускорить ликвидацию банд, и в первую очередь банды Серова, как наиболее крупной и опасной. Опасной потому, что к ней тянутся мелкие бандитские шайки, примыкают кулаки. Наряду с чекистско-воинскими операциями следует организовать через наших разведчиков работу по отрыву от банд случайно попавших туда людей. Мы должны наперед знать о всех намерениях их главарей и своевременно применять силу. Ищите людей, способных войти в доверие к атаманам, их ближайшим помощникам. Мобилизуйте сотрудников своего отдела на решение этой неотложной задачи. Всем органам на периферии дайте по этому вопросу исчерпывающие указания.

Полпред немного подумал и сказал:

— Кстати, есть у нас полные биографические данные на Серова? Кто он такой, этот атаман?

— Серов Василий Алексеевич, как мне помнится, — ответил Клейменов, — дезертировал из Красной Армии, а затем принимал активное участие в контрреволюционной мятежной авантюре Сапожкова, который возглавлял эсеровский мятеж в Уральской губернии в 1920 году. До мая следующего года скрывался у себя на родине. Затем занялся политическим бандитизмом.

Около двухэтажного здания ОГПУ, щурясь от яркого солнечного света, взад-вперед прохаживался часовой. Он был в буденовке, поношенной шинели. На смуглом молодом лице играла вызванная теплом и солнцем улыбка. Мимо него прошел коренастый, лет двадцати, боец в дубленом полушубке. Можно было заметить, что он чем-то обеспокоен.

— Здравствуй, Семен! Ты что же, своих не узнаешь? — сказал часовой, нарочито загораживая бойцу дорогу.

— Прости, брат. Задумался…

— О чем, если не секрет?

Мысли Семена в эту минуту унеслись к небольшому домику с чистыми уютными комнатами, в котором жила его Маша.

Все началось с того зимнего вечера. Ему, Семену Бредихину, поручили встретить местных комсомольцев, приглашенных на трехлетний юбилей ВЧК. Маша была не единственной девушкой среди гостей. Но когда Семен увидел ее, то уже не мог оторвать взгляда. После доклада выступала самодеятельность. Маша пела старую казачью песню. В ее чистом голосе было что-то свое, родное, запавшее в Семенову душу. Зал аплодировал. Долго и страстно. Но Маша так и не вышла на сцену.

В перерыве заиграла гармошка. Образовался круг. Семен пустился в пляс. Еще раньше он заметил, что Маша внимательно наблюдает за ним, и старался вовсю. Уже гармонист устал, но Семен не выходил из круга. Он, как завороженный, без устали отплясывал коленца. И тогда в круг вышла Маша.

Пляску закончили под общий хохот и, взявшись за руки, отошли в сторону. Отдышались, вышли во двор. Поговорили. Когда закончился вечер, Семен проводил девушку. Дорогой рассказывали друг другу о своей жизни. Смеялись.

— А вот и мой дом, — сказала Маша, останавливаясь.

Семен стал прощаться, но девушка вдруг предложила:

— Прошу, гостем будешь.

Их встретила женщина средних лет, очень похожая на Машу. В небольшой комнате было тихо, уютно. Но Семен чувствовал себя как-то неловко. Он не находил слов для беседы, а когда ему предложили чашку чая, отказался и, сославшись на занятость, распрощался и ушел.

Однако с тех пор Семен стал часто заходить на Форштадскую улицу, где жила Маша. Познакомился с ее отцом, участником империалистической войны, пулеметчиком Чапаевской дивизии. Иван Максимович Степанов оказался добрейшим человеком, они быстро подружились. Семен стал приходить к Степановым как домой.

А вчера? Но не только это волновало Семена. Едва он зашел в казарму, как дежурный по эскадрону крикнул:

— Бредихин, к командиру!

У комэска сидели двое. В одном Семен узнал Клейменова. Повернувшись к Бредихину, тот попросил его рассказать свою биографию. Затем спросил:

— Кого вы помните из соседей в селе?

Бредихин назвал несколько фамилий и среди них Матцева. Клейменов тотчас достал из папки фотографию, показал ее.

— Да это же Тихон Матцев, лавошника сын! — воскликнул Семен.

— А вы знаете, где он сейчас?

— Нет. Он приезжал еще в империалистическую на побывку. С тех пор его не видел.

— Ваш земляк сейчас в банде Серова, его правая рука, — пояснил Клейменов. — Возглавляет карательный отдел, руководит расстрелами коммунистов и комсомольцев. А сколько от него пострадало ни в чем не повинных жителей…

Клейменов умолк, свел над переносицей густые, слегка выцветшие брови. Затем продолжил свою мысль:

— Мы посоветовались с вашим командиром и пришли к выводу: вам нужно вступить в банду Серова. Да, да, в банду! Думаем, что Тихон Матцев поверит вам. Подумайте хорошенько. Задание ответственное, трудное и разглашению не подлежит. Завтра зайдете с ответом. А сейчас — отдыхать!

Бредихин вышел в коридор и чуть было не столкнулся с девушкой, которая вышла из кабинета командира эскадрона. Это была Маша. Спросила:

— Что с тобой, Семен? Чем-то расстроен?

Бредихин не успел собраться с мыслями, как Маша, наклонившись к нему, зашептала:

— Приходи сегодня. Маманя пироги печь будет.

И выпорхнула во двор.

Бредихин зашел в конюшню, задал гнедому корм, похлопал его по шее и направился в казарму.

Вечером Бредихин вновь был у Степановых. Хозяйка радушно встретила гостя, извинилась и ушла на кухню готовить ужин. Маша тотчас подбежала к Семену, поцеловала его в щеку, помогла скинуть шинель.

— Ух, какой ты весь холодный! — сказала девушка. — Иди к печке, погрейся.

Семен зарделся от поцелуя и растерянно стоял на середине комнаты. Он чувствовал, что в их отношениях что-то изменилось. Его тревожила предстоящая разлука, ибо он согласился с предложением Клейменова.