Страница 26 из 45
— Вы отдаете отчет в своих действиях?
— Так точно, отдаю! — ответил я.
Во-первых, из нас двоих со Степаном я был старшим по званию, а во-вторых, вся каша заварилась из-за меня.
— Я вас не понимаю, — тяжело поднялся Броуди, упираясь ладонями в стол.
— Находясь на тренировочном полете, мы были атакованы превосходящими силами противника. Я принял решение увести врага в сторону от стратегического объекта, дабы не рассекретить его местонахождение. Всю ответственность беру на себя, мой инструктор ни при чем.
Броуди внимательно меня слушал, буравя взглядом, потом повернулся к Степану:
— Какого черта вы нарушили приказ не покидать сектор?!
— Я товарищей в беде не бросаю, — невозмутимо ответил Бурлак, глядя прямо в глаза Советнику. Я попытался его остановить, чтобы парень не наломал дров, но не успел. — Можете отдавать меня под трибунал.
Броуди открыл было рот и хотел что-то сказать, но передумал. Он вышел из-за стола, прошествовал взад-вперед по кабинету, снова уселся в кресло и принялся барабанить по столу пальцами.
— Советник, — надо было срочно выгородить бесстрашного друга, — эскадрильей истребителей была предпринята успешная попытка уничтожить прорвавшего сектор противника. Среди наших пилотов потерь нет.
— А приказы выполнять, по-вашему, не надо? — бухнул кулаком по столу Советник. — Это вам не сорок третий год!
— Мы действовали в соответствии с обстановкой, — спокойно ответил я. — А обстановка потребовала значительной корректировки выполнения поставленных задач.
Броуди помолчал, видимо, принимая какое-то решение.
— Ладно, ступайте, — ворчливо буркнул он, всем видом показывая, что не видит смысла в дальнейшем разговоре с нерадивыми детьми, и, будь его воля, с радостью надрал бы нам уши, да только высокое начальство вряд ли одобрит этот не вполне педагогичный метод воспитания.
Мы отдали честь и направились к двери, собираясь выходить.
— Кузнецов, задержитесь.
Я остановился, а Степан оглянулся и еле заметно подмигнул мне — «держись, старик».
— Присаживайтесь, — Броуди указал мне на свободное кресло из черной кожи. — Я хотел с вами поговорить кое о чем.
Когда Степан вышел, тон Броуди изменился. Говорил он теперь по-дружески, как с равным. Я не удивился. С первого дня нашего с ним знакомства не раз наблюдал за ним подобные перемены тональности с командной на житейскую и наоборот.
— Слушаю вас, Советник, — я изобразил крайнюю степень внимания к собеседнику. Всегда старался быть подальше от начальства, и к их задушевным разговорам с подчиненными относился настороженно. Был опыт.
— Как вам служится с… — Броуди помедлил, поглядывая на один из экранов, уточняя фамилию и звание немца, — обер-лейтенантом Вольфгангом Шульцем?
— Нормально.
— Я вот почему спрашиваю, — снова нахмурился Советник. — Вы с Шульцем были первенцами профессора Левина в его эксперименте. Я с самого начала опасался проявлений ненависти на национальной почве между русскими и немцами и открыто заявлял об этом на Совете. Меня не послушали. Слишком многое было поставлено на карту, а у нас не хватало людей. Единственное, чего я добился, так это подготовки раздельных групп во избежание различных стычек бывших врагов. Вы же с обер-лейтенантом быстро смогли адаптироваться в новой среде, великолепно проявили себя во время нападения на наш катер, в боевой обстановке работали слаженно. Все ваши действия, включая сегодняшний полет, были записаны, внимательнейшим образом просмотрены и проанализированы. После анализа их отослали Командору Волкову. Кстати, он достаточно лестно о вас обоих отзывался.
Я продолжал сидеть, соображая, чего от меня добивается Советник. Конечно, похвала самого Командора не могла не порадовать, но цель этой беседы оставалась пока для меня неясной.
Советник словно прочитал мои мысли:
— Вижу, вы еще не понимаете, что я пытаюсь сказать. Все очень просто. Только вы вдвоем с немцем проходите обучение в паре. Остальные группы комплектуются, как я уже сказал, отдельно. И воевать соответственно будут так же. Но ваш сегодняшний бой натолкнул меня на мысль, что, может, я не прав был, разделив группы таким образом?
— Мы же с Вольфом… — начал я, но Броуди не дал мне договорить:
— Как вы думаете, бросилось бы вам на помощь звено немецких пилотов, окажись они неподалеку? Думаю, вряд ли. Ведь за две недели не избавиться от такой лютой ненависти друг к другу. Здесь вы говорите на одном языке, одеты одинаково, у вас общие инструктора, у вас даже противник общий. Но все равно вы разные. Мы вас учим воевать, используя современное оборудование, но в головы к вам мы залезть не можем. Каждый сам для себя должен решить, насколько он готов ужиться с бывшим противником.
— От этого зависит успех в войне с чужаками и наша собственная жизнь, — вставил я.
— Конечно! — обрадованно воскликнул Броуди. — Вот я и подумываю об объединении боевых групп. О том, чтобы сделать их смешанными. Ваше мнение?
— Мне кажется, — начал я, — ведение боевых действий раздельными группами может не дать ощутимых результатов. Я сейчас имею в виду исключительно воздушные силы. У Красной Армии своя школа, у Люфтваффе своя. Но мы можем делиться опытом. К тому же смешанные звенья дадут тесную взаимосвязь между пилотами. Если жизнь немецкого пилота будет зависеть от меня, а мы в одном звене, тут мозги у любого на место быстро встанут.
Броуди внимательно слушал меня, кивая, словно я своими словами подтверждал его мысли.
— Вы осторожничаете, потому что уже были неприятные случаи?
— Ну… — помедлил Советник, прикидывая, выдавать мне лишнюю информацию или нет, но все же решился: — В числе одной партии «новоприбывших» была группа парней из СС, дивизии «Дэр Рийх».
— «Дас Райх», — поправил его я.
— Да-да, правильно. Так вот эти ребята устроили небольшую заварушку. Они оказались оголтелыми националистами, и в их случае об объединении речи не могло быть. Просто тупые скоты, разумом напомнившие мне инопланетных чужаков.
— И что с ними стало? — спросил я.
— Мы ими заткнули пару дыр на фронте, — будничным тоном ответил Броуди. — Спасибо вам, Егор, вы укрепили меня во мнении объединить группы.
Советник поднялся, показывая, что наша беседа подошла к концу. Я тоже поднялся и отдал честь.
— Желаю вам удачи!
— Спасибо, Советник.
Ежи и Вольфганг с нетерпением поджидали меня на стартовой площадке.
— Ну что? — накинулись они на меня.
— Ерунда! — отмахнулся я. — Знали бы вы нашего начальника штаба майора Петренко. Вот он с меня три шкуры бы содрал. А это так, семечки.
— Мне кажется, — задумчиво произнес Ежи, — вы все в прошлом были очень сумасшедшие люди. Но я вам завидую.
— Не завидуй, может, ты мой правнук, — ухмыльнулся Шульц.
— Не пойдет! — хохотнул Ежи. — Если бы вас не вытащили из прошлого, вы бы там погибли. А в досье сказано, что вы не женаты и детей у вас нет. И потом, мои дальние предки — поляки.
— Ежи, а про внебрачные связи ты что-нибудь слышал? — рассмеялся я.
— К тому же я бывал в Польше, — уже серьезно добавил Вольфганг.
— Ладно, проехали, — махнул я рукой. — Ты лучше малюй звездочки.
— Что делать? — не понял Ежи.
Многие слова в будущем вышли из обихода, и ребятам этого времени порою трудно было понять, о чем я говорю. Как, впрочем, и нам их иногда. Пришлось объяснять:
— У нас ребята-истребители за сбитые самолеты противника рисовали на борту машины красные звездочки. Один сбитый враг — одна звезда. Иногда наши стрелки тоже так делали. Понятно? Вон Шульц сегодня одного монстра смахнул, так что можешь на своем Двести двадцатом звезду нарисовать.
— Понятно, — кивнул Ежи. — А у вас, Вольфганг, чего ма-ле-ва-ли?
— Вообще-то, у нас это не поощрялось, — пожал плечами Шульц и скорчил гримасу. Понятно, что ему не очень хотелось продолжать разговор. Обычно мы с ним старались избегать темы войны Советского Союза и Германии. До добра такие разговоры не доведут, сцепимся. Ведь еще несколько недель назад глотки друг другу грызли и хвастались перед друзьями своими победами. Но уж больно Ежи заинтересовался, и сама идея увековечивания личных побед над инопланетянами на борту катера ему понравилась.