Арабская авантюра

— А если я всю ночь буду гулять по улицам? — спросил я. — Это не собьет их со следа?

— Нет, сахиб, не стоит. Ибо если Юсуф Дакмар не увидит тебя после полуночи, он отправится тебя искать, а эти пятеро, в свой черед, пустятся за ним следом. А найти тебя будет очень просто, ведь каждый ночной вор или нищий, дожидающийся зари, обратит внимание на такого большого человека, как ты, и сообщит, куда ты пошел. Эти шестеро найдут тебя в темноте и непременно убьют. Мало того: они обыщут тебя и поймут, что письмо, которое ты хранил, поддельное, тогда им будет проще понять, где искать настоящее.

— Тогда идем со мной, — предложил я. — Устроим им веселую ночку. Мы же отобьемся от этой шестерки?

— Несомненно, сахиб. Но мое место там, где я услышу зов Джимгрима. Нет, лучше тебе провести эту ночь в четырех стенах. Только помни, сахиб: человек на посту может прикинуться спящим, но мудрее этого не делать, ибо сон подкрадывается к нам неожиданно.

Я вернулся в спальню, где дружно храпели Грим и Джереми; Юсуф Дакмар еще не объявился. Я воспользовался отсутствием сирийца, чтобы открыть чемодан Грима, вынул бутылку виски со снотворным и поставил на стол ближе к окну, рядом с двумя бутылками, которые купил внизу. Одну из них я открыл для виду. И в этот момент вошел Юсуф Дакмар, улыбаясь, чтобы скрыть тревогу.

Глава 10.

«НА ЭТОТ РАЗ ТЫ ПРОМАХНУЛСЯ»

Настроение у Грима было как у Мефистофеля. Он способен спать по-кошачьи: дремлет секунд шестьдесят, а потом снова бодр и свеж. И еще он любит держать палец на скрытом спусковом крючке событий. Не думаю, что Джереми бодрствовал, когда я только вошел в номер, а Грим в то мгновение вряд ли мог по-настоящему спать. Но любой поклялся бы, что оба дрыхнут без задних ног, услышав, как они мерно похрапывают: один басом, другой баритоном.

Я плеснул себе виски, ругнулся и глотнул немного, глядя, как укладывается Юсуф Дакмар. Он не больно много с себя снял, но даже при свете свечи можно было без труда разглядеть очертания ножа, спрятанного под рубашкой. Сириец немного посидел на постели, скрестив ноги, — кажется, он молился. Поскольку вид его мне не нравился, я задул свечу.

Внезапно Джереми — полагаю, с подачи Джеймса Шюлера Грима, — сел и заныл, что терпеть не может спать без света. Я звякнул бокалом о бутылку; Джереми тут же стал божиться, что к нам кто-то ломится. Он вслепую швырнул подушку и спихнул на пол Юсуфа Дакмара.

Я снова зажег свечу, успев перед этим выплеснуть виски из бокала в плевательницу. Джереми привел изречение из Корана об участи пьяниц и, выбравшись из постели, извинился перед Юсуфом Дакмаром, точно тот был королем, а Джереми придворным.

— Вы родились под счастливой звездой, ваша честь, — заверил он. — Обычно я стреляю или бью ножом, но подушка была первым, что попалось мне под руку.

Сирийцу пришлось постараться, чтобы сдержать чувства, ибо при падении он получил рукояткой спрятанного ножа под ребра — чувствительное место у человека не слишком крепкого. Однако он лишь что-то пробурчал и снова заполз в постель. Тут Грим начал божиться, что не может спать со светом, я задул свечу, и примерно через две минуты возобновился уверенный храп. Я воспользовался случаем и выплеснул в плевательницу половину содержимого своей бутылки. Потом закурил трубку и стал постукивать бокалом через равные промежутки времени, создавая впечатление продолжающегося загула. Не считая звона и стука бокала, в течение получаса все было тихо — только раз я повозился, набивая и раскуривая трубку. Внезапно Юсуф Дакмар подал голос и спросил, не собираюсь ли я лечь.

— Я вас не побеспокою, эфенди. Я буду спать на своей половине кровати. Места хватит для нас двоих.

Пока он говорил, я услышал шорох покрывала, под которым Грим будил Джереми, и ответил, прежде чем Джереми поднимет крик:

— Что?! В эту постель, где полно змей? Мне? Спать с ядовитыми гадами? Пока они подстерегают? Нет, лежи там сам и не пускай их ко мне!

Джереми ничего лучшего не потребовалось. Он встал, зажег свечу и объяснил мне, щедро приправляя речь арабской теософией, что змеи, которых я видел, лишь обман чувств, ибо Аллах никогда их не сотворял. Я, прикидываясь в стельку пьяным — глаза в кучу, подбородок трясется, — как бы между делом свернул локтем бутылку, дабы все заметили, что она пуста.

— Идите в постель, эфенди, — посоветовал Джереми, передавая мне ход, ибо в этом номере солировал я.

— Не в эту постель, — ответил я, торжественно качая головой. — Этот сын шайтана нарочно напустил туда змей. Почему он трезв, когда я пьян? Я не буду спать в постели с трезвым. Пусть он тоже напьется, чтобы мы оба видели змей. Тогда я буду с ним спать.

Быстроглазый Джереми уже заметил бутылочку со снотворным, которую я достал из чемодана Грима. Со сверхъестественно мудрым видом австралиец подошел к постели Юсуфа Дакмара, присел на край спиной ко мне и принялся излагать свой замысел.

— Аллах делает трудное легким, — начал он. — Законно принять все предосторожности, чтобы смутить неверного. Мы не заманим этого выпивоху в постель, пока у него остается виски. Давай сделаем так, чтобы он выпил все. Когда выпивка закончится, он уснет на полу, и наступит покой. А у нас появится хороший повод глотнуть виски, не совершив греха. Нам не придется много пить, а он проглотит остальное, как свинья, чтобы нам меньше досталось. Да и тебе стаканчик не повредит, как я погляжу. Омар спит и не видит нас, так что никто потом не разболтает. Хорошая возможность. Давай!

Я сидел так, что Юсуф Дакмар не мог за мной следить, и поставил ему стакан со снотворным. Признаться, такое поведение недостойно христианина. Но настоящие христиане, если разобраться, большая редкость. Большинство из нас в крайнем случае сошлется на Шекспира. Он предлагает примеры для подражания более плодотворные, нежели «подставь другую щеку».

С ухмылкой, явно предвкушая легкую победу, Юсуф Дакмар взял ближайшую стопку и опрокинул содержимое себе в рот, подражая непринужденной ловкости Джереми.

Снадобье подействовало столь же быстро, сколь и прославленные «капли-ух-наповал», популярные в злачных местах Нью-Йорка.

Сириец не сразу отключился и сообразил, что случилось, ибо попытался позвать на помощь своих дружков. Он валялся на полу, открывая и закрывая рот. Думаю, он верил, что вопит во всю глотку, однако пару минут спустя можно было лишь с трудом заметить, что он дышит. Цвет его лица изменился, словно у человека, которого отравили.

Грим даже не потрудился выбраться из постели, но выслушал, не проронив ни слова, мой пересказ доклада Нарайяна Сингха. Джереми похихикал и снова уснул. Я молча бодрствовал в одиночестве над Юсуфом Дакмаром, держа наготове новую порцию виски со снотворным — на случай, если сириец слишком быстро очухается. Я даже обыскал его, но не нашел ничего интересного, разве что денег у него оказалось на удивление мало. Полагаю, бедняга мечтал поставить грош и сорвать большой куш. Мне стало искренне жаль его, и я перевернул его носком сапога, чтобы ему легче дышалось.

Незадолго перед зарей я разбудил Грима и Джереми, и мы тихо покинули комнату после того, как я поцарапал ногтями по дверям чулана. Задержавшись снаружи, мы услышали, что чулан украдкой отворяют изнутри. Я перехватил взгляд Грима, ожидая, что он улыбнется в ответ, но на его лице была написана такая суровая мина, какой я у него еще ни разу не видел.

— На этот раз ты промахнулся, — заметил он, когда мы спускались по лестнице. — Никогда ничего не открывай, если не рассчитываешь получить что-то в обмен. Если бы ты предоставил Юсуфу Дакмару скрести в дверь, оклемавшись, он насочинял бы небылиц для своих дружков, и им не прибавилось бы ума. Теперь они узнают, что знак подал не он. И поймут, если только не свихнулись, что кто-то подслушал их вчерашнюю беседу и знает, как подать знак. Люди в такой ситуации начинают действовать отчаянно. Они не станут тратить времени на тонкости и пустят в ход силу при первой же возможности, как только поезд покинет Хайфу.