Страница 28 из 101
— И ничего не узнали про отца? — сочувственно поинтересовался Кнобльмайер.
— Ничего совершенно. Собственно, в эту экспедицию я поступила только для того, чтобы получить возможность поездить по странам, где много немецких эмигрантов. — Астрид почувствовала настоящее вдохновение, врать так врать! — Вдруг, подумала, встречу случайно кого-нибудь из папиных сослуживцев…
— Разумно, — одобрил полковник. — Весьма разумно! Экспедиция пробудет здесь еще долго?
— Трудно сказать, господин Кнобльмайер, это ведь зависит от шефа.
— Если не ошибаюсь, француз?
— Увы! Впрочем, — добавила Астрид, решив не переигрывать, — он вполне приличный человек… как ни странно.
— Ха-ха-ха, — благодушно проквакал Кнобльмайер. — Это действительно странно, вы правы! Более чем странно! Чем, собственно, они вообще занимаются?
— Ах, боже мой, вы просто не поверите — такими глупостями! — Астрид сделала пренебрежительную гримаску. — Фотографируют разных дикарей, записывают их пение… Не понимаю, кому это надо — изучать этих унтерменшей.
— Таким же унтерменшам и надо, ха-ха-ха! Что касается вашего отца, фройляйн… прошу прощения…
— Армгард, — представилась она, на этот раз не удержавшись от книксена. — Армгард фон Штейнхауфен, к вашим услугам.
— Что касается вашего отца, фройляйн Армгард, то мы наведем справки, — здесь, в Южной Америке, у нас есть связь друг с другом. Но я хотел бы познакомить вас с соотечественниками, представить вас некоторым господам из нашей местной колонии. Избранный круг — за это вы можете быть абсолютно спокойны — только избранный!
— Такая честь для меня, милый господин полковник, я ее, конечно, не заслуживаю, но возможность познакомиться с соотечественниками на чужбине — слишком большая радость, чтобы я могла отказаться. А сейчас мне придется вас покинуть, тем более что одета я совершенно неприлично, за это вы тоже должны меня простить, — я понимаю, германские девушки так не одеваются, но я ведь на работе, а в этой машине нельзя ездить иначе как в брюках…
— Ни слова больше — какие могут быть извинения? Дорогая фройляйн Армгард, на станции всегда кто-то есть — либо Карльхен, либо я сам. Приезжайте в любой момент или хотя бы просто пришлите записочку, я всегда к вашим услугам. Фройляйн Армгард — честь имею!
— До свиданья, мой милый полковник, — проворковала она, забираясь в джип.
Остаток пути Астрид гнала на полном газу, сбавила скорость только подъезжая к остерии, чтобы не рассердить Филиппа еще и этим.
— Послушайте! — закричала она, влетая в комнату. — Вы не поверите, какая у меня удача!
Помещение, которое занимали мужчины, было типичным для этих старых построек колониальной эпохи — пол из красных выщербленных плиток, небольшие зарешеченные окошки в нишах необычайной глубины (глинобитные стены были толщиной в метр), источенный термитами дощатый потолок, с которого сыпалась какая-то труха. Три казарменные койки, покосившийся шкаф и стол посредине составляли всю обстановку, если не считать нескольких стульев с плетенными из камыша сиденьями. В углу громоздился экспедиционный багаж, лежали запасные покрышки к джипу и висели три карабина в промасленных брезентовых чехлах.
Филипп лежал на своей койке, читая путеводитель. Когда влетела Астрид, он сбросил ноги на пол и сел. Полунин, который работал за столом, отложил паяльник, взял с пепельницы дымящуюся сигарету и тоже вопросительно посмотрел на девушку.
— А где Дино? — спросила Астрид.
— Пошел рыбачить. Что у вас случилось?
— О, Филипп, вы должны меня поцеловать, честное слово! Сами увидите, я это заслужила. Я сейчас познакомилась с одним мофом [38] и так его очаровала, что он собирается ввести меня в избранный круг изгнанников. Ничего не выдумываю, повторяю его собственные слова. Слушайте, но какой я оказалась актрисой! Мишель, если бы вы меня видели, — что там ваш хваленый Большой театр!
— Я всегда отдавал должное вашим талантам, — сказал Полунин и снова взялся за паяльник.
— Рассказывайте скорее, рассказывайте, — нетерпеливо перебил Филипп.
Астрид передала весь разговор с Кнобльмайером, стараясь не пропустить ни одной детали. Оживленно рассказывая, она расхаживала по комнате, жестикулировала, потом как бы невзначай очутилась возле койки Филиппа и села рядом с ним.
— … Ну, и после этого я уехала, — закончила Астрид. — И помчалась прямо сюда. Что скажете? Мсье, я жду награды… — Она прижалась к нему плечом и, закрыв глаза, подставила щеку. — Целуйте хоть сюда, на большее не рассчитываю…
Филипп засмеялся, шутливо обнял ее и, поцеловав в щеку, встал.
— Браво, Астрид, вы действительно молодец…
«Чего никак нельзя сказать о вас», — со вздохом подумала она и от души пожелала недогадливому Мишелю провалиться как можно глубже со своим паяльником и своей вонючей канифолью. Работал бы, черт побери, где-нибудь под навесом, на свежем воздухе!
— Ладно, и на том спасибо, — Астрид встала. — Пойду тогда мыться и переодеваться, я вся пропылилась. Обед скоро?
— Узнайте, пожалуйста, у хозяйки. Дино, наверное, сейчас придет.
Когда Астрид удалилась с разочарованным видом, Полунин выдернул вилку паяльника из висящей над столом розетки и стал собирать свое хозяйство в большую коробку из-под сигар.
— А ты ведь, пожалуй, был прав тогда, — сказал он задумчиво. — Как ни странно, она и в самом деле может оказаться полезной…
— Что? — переспросил Филипп.
Сказанного приятелем он не расслышал — мысли его, точнее ощущения, были заняты другим. На его губах держался еще вкус этого шутливого поцелуя, мимолетного прикосновения теплой упругой щеки, от которой пахло солнцем, дорожной пылью и немного бензином. Этакий неугомонный чертенок… И ведь, в сущности, хорошенькая — если приглядеться. А распущенность, которой она так щеголяет, это наполовину напускное… как у всей этой послевоенной молодежи. Во что бы то ни стало хотят выглядеть хуже, чем есть на самом деле. Но странно, почему он не пригляделся раньше…
— Я говорю, это ее знакомство, — продолжал Полунин, — может, и в самом деле как-то использовать?
— А как ты его используешь…
— Ну, если он действительно пригласил ее в местную колонию.
— Ты считаешь, ей следует поехать? — спросил Филипп.
— Ехать-то, может, и не следует, но…
Но Филипп уже увлекся идеей.
— А, собственно, почему бы и нет? По-немецки она шпарит так, что ее и в самом деле не заподозришь, а легенда насчет пропавшего папочки вполне правдоподобна и многое объясняет. И более того! — Филипп щелкнул пальцами. — Эта легенда рассчитана именно на немецкую сентиментальность! Они не смогут не расчувствоваться, ты понимаешь? Черт побери, молоденькая соотечественница, дочь солдата…
— Понимаю, — сказал после паузы Полунин. — Это-то мне как раз не очень нравится…
— Но почему, старина? — изумленно спросил Филипп.
— Не знаю, как-то это… Что-то в этом есть не очень хорошее Спекуляция на таких вещах…
— Да брось ты, в самом деле! В данном случае цель оправдывает средства, мы ведь не ради личной выгоды. Нет, это ты зря, Мишель.
— Может быть, — неуверенно согласился Полунин. — Вообще-то, конечно, мысль неплохая… Надо только хорошо все взвесить. Тут ведь может оказаться и так, что немцы затеяли это приглашение, чтобы выведать о нас… Справится ли Астрид? Вдруг еще ляпнет что-нибудь. Ладно, придет Дино, посоветуемся. Конечно, если бы ей удалось разыскать хотя бы одного из служивших с Дитмаром…
— Еще бы! — подхватил Филипп. — В том-то и дело! Ей нужно только назвать номер дивизии, — у этих бошей культ «фронтового товарищества», ты же знаешь, все сослуживцы держатся друг друга. Тут только зацепить, найти хотя бы одного человека, а дальше ниточка потянется…
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Кнобльмайер приехал за Астрид в субботу перед вечером Филипп и Дино как раз в это время вышли покурить на воздух и стояли на веранде, когда надраенный до зеркального блеска «форд-8» подкатил к остерии и замер точно напротив крыльца. Молодой светловолосый водитель выскочил из-за руля и распахнул заднюю дверцу, откуда не спеша появился и ступил на землю высокий немецкий офицерский сапог — такой же блестящий, как вся машина, — и следом за сапогом выбрался его обладатель. Поднявшись на крыльцо, Кнобльмайер сдержанно поздоровался, сказал что-то насчет жаркой погоды.
38
Презрительная кличка немцев во Фландрии во время войны.